Короткие рассказы современных авторов СОВРЕМЕННАЯ КОРОТКАЯ ПРОЗА.#ПРОЗАРУ «Интересно, почему солнце не позволило Икару взлететь? — размышлял тот человек. — Неужели оно так намекнуло, что люди, не имеющие крыльев, не должны даже пытаться? Тогда что нам остаётся? Возводить башни до самых звёзд? Но и этот вариант не подошёл. Так что же может сделать человек, чтобы достигнуть неба?..» Как это бывает ночью, сверчки хором заиграли. Но человек этого не заметил: «Может, взобравшись на самую высокую гору, я смогу достать звезду?..» В это время перед ним остановился заяц, посмотрел на мужчину и попрыгал дальше. Человек, глядящий в небо, не увидел его. «Или, возможно, после смерти я стану облаком, которое уж точно найдёт способ коснуться неба. Ведь летающие барашки так близки к нему…» Его размышления прервал воробей, пролетевший перед глазами. Человек следил за тем, как маленький проказник собирает еду с немытых тарелок. Он скакал туда, сюда. «Оп, прыг-скок! Оп, прыг-скок!.. — напевал мужчина. — Точно! Вот на что способен человек с самых древних времён!» Он забежал в дом, а воробей, довольный тем, что смог выполнить столь высокое поручение, улетел в гнездо. Утром и в последующие дни народ удивлялся, почему же давний знакомый и носу из дому не показывает. Кто-то думал, что он захворал, на что затворник отвечал: «Я здоров, не волнуйтесь!» Другие подозревали в нём какие-либо душевные муки. «Не переживайте, всё хорошо!» Но люди продолжали приходить к нему и извиняться. За что? Сами не знали. Спустя неделю он вышел в странной обуви с толстыми пружинами внизу. Глаза лучились счастьем и гордостью за своё творение. — Я назвал их «Воробьиными сапогами». Благодаря им я смогу коснуться неба! — и сплюнул трижды через левое плечо, постучав по дереву. После этих слов он согнул колени и прыгнул… на два метра. Во второй раз также ничего не получилось. — Я не смогу коснуться звёзд, пока ваши сердца не сделают невозможное возможным. Пожалуйста, как я поверил в каждого из вас, так и вы сделайте то же для меня. И он увидел, как встревоженные глаза засияли верой. Поблагодарив, он снова прыгнул, и уже высоко-высоко! Так он оказался на пике горы, где сидел старый монах. — Я вижу, — начал мудрец. — Вижу твою решимость. Но ты уверен, что сможешь повторить подвиг Икара? — Нет, я не стремлюсь скопировать его и превзойти. В моих надеждах — коснуться неба собственными идеями, — ответил прыгун, предварительно поклонившись монаху. Тот не ответил, слушая ветер. — Советую тебе выбрать новое имя, а старое забудь. Его будут помнить те, кто тебя знал там, внизу. А новое имя окрылит твоё сердце и заинтересует разум любого. — Тогда с этой минуты помни меня, как Ченчгукапрофиль удален, — немного поразмыслив, ответил прыгун. И попрощался со старым монахом. В этот раз Ченчгук приземлился на толстое и большое облако. На нём плясали, бегали и играли цвета зари и заката. Казалось, они не заметили гостя. Но вдруг Красный, самый молодой, крикнул: «Хей, а у нас прибавление!» Все цвета утихли и обратили свой взор на прыгуна. — Я Ченчгук, который ищет небо. Прошу прощения, что прервал столь милую картину. Позвольте узнать, кто вы? — Мы Синие, — ответил мужчина лет сорока, указав на таких же, как он. — Вон там сидят старцы Голубые. Тут молодёжь: Красные, Жёлтые и Оранжевые. Где-то гуляют фиолетовые, а на руках у них — Зелёные. Скоро прибудут Чёрные, но тогда нас уже не будет, а с рассветом придут новые. — То есть, вы живёте один день? — печально спросил Ченчгук. — Да, а что в этом такого? — разозлились Красные и Оранжевые. — Ну всё, дети, бегите, проверьте, как там дела у Фиолетовых, — приказали Голубые, и молодёжь ушла. — Они вечные дети, многого ещё не понимают. — А вы? Вы так и появляетесь, будучи стариками? — Да. Но ты жалей не нас, мы тут дольше всех и вдоволь насладились днём. Больше всех печальна участь Зелёных. Их жизнь — считанные минуты, и при этом они даже не понимают, чем и кем являются. У Фиолетовых примерно также, но с той лишь разницей, что они познают прелести материнства и отцовства… Ну всё, тебе уже пора. Не стоит видеть столь печальную картину такому весельчаку, как ты. Ченчгук медленно и тихо попрощался с каждым, и, уже подойдя к краю облака, обернулся на внезапную тишину. Он прыгнул, но сердце более не было полно решимости, её заменили слёзы. Из-за мокрой горечи души Ченчгук приземлился не на звезду, как планировал, а на пихту, где и уснул. Его разбудила весёлая флейта молодого пастуха и блеянье овец. Песня была так чиста и красива, легка и задорна, что каждый воробей с удовольствием внимал ей. «Подними голову, утри печаль и прыгай, как никто раньше не прыгал!» — будто бы говорил пастух. И Ченчгук прыгнул до самых звёзд. Там, с высоты, Земля казалась такой маленькой, а Луна — грозной и, как всегда, прекрасной. — Так ты, всё же, допрыгнул? — спросила Луна. — Впервые вижу человека так близко. Хотя, ты уже не совсем человек. Ты — Ченчгук! — радостно вступила в разговор Звезда. Она позвала Солнце, которое с неохотой обратило на неё внимание. Ченчгук удивился этому, а Луна объяснила: — Оно когда-то было страстно в меня влюблено, и я поначалу отвечала взаимностью. Но чувства к нему остыли, и в это время рядом со мной появилась Звезда. И я полюбила её, маленькую и весёлую. С тех пор Солнце и дуется на меня и её, всё время скрываясь по ту сторону Земли. — Звезда, а не пора ли тебе исполнить его желание? — хмуро спросило Солнце. — Чем ты слушало? — укорила его Звезда. — Ченчгук хотел коснуться неба, а не меня! На небе ведь живут настоящие звёзды! Зачем ему я? — Так я, получается, так и не достиг неба? — разочаровался Ченчгук. — Нет, дорогой, небо выше, но ближе, чем ты думаешь. Вспомни всё хорошее, что с тобой было, и ты допрыгнешь до него. Прощай!.. …Вы спросите: «А что было дальше?» А дальше, отвечу я, Ватагн, Гор, Кришна, Гильгамеш… Можно долго перечислять, что или кто ждало его Там. «Где?» Только ему известно. И мир навсегда запомнил имя первого воробья, достигшего небо и прыгнувшего выше сокола или орла.
Анашкин Никон. Встреча в пути Человек подошел к кусту, вытащил нож и срубил ветку в два пальца толщиной, длиной в собственный рост. Обрубил тонкие сучки, заострил с одного конца. Вытер о штанину нож, думая о том, что находится впереди. Слабый дождь едва проникал сквозь листву деревьев. Человек посмотрел на компас и пошел дальше. Лес был разнообразным: береза, осина, орех, дуб, редкие ели. Из грибов иногда попадались валуи. Человек шел на юго-запад, изредка сверяясь с компасом. Ветки некоторых деревьев цеплялись за рюкзак и снаряжение. Человек остановился, снял с пояса флягу, сделал несколько глотков и осмотрелся по сторонам. Несмотря на светлое время суток, лес из-за дождя был темным. До ближайшего живого поселения оставалось километров пятнадцать. Человек подошел к длинному валу. На нем, как и везде, росли деревья. Человек поднялся на вал, оказавшийся берегом мелиоративной канавы. Внизу темнела вода. Человек спустился вниз и ткнул в нее палкой. Она ушла вглубь почти полностью. Многие из деревьев были погрызены бобрами. Человек некоторое время поискал ствол, по которому можно было бы перейти. На другой стороне он ступил на траву со следами бобров. Пробравшись сквозь заросли, человек вышел на большое поле, на другом конце которого была брошенная деревня. На поле встречались участки с примятой косулями травой. Дождь перестал идти, но всё небо было закрыто темными облаками. Мокрая трава достигала колен. Человек увидел первый дом. Второй. Третий. Сарай. По мере того, как человек продвигался вглубь деревни, он видел всё больше построек. У половины из них крыша была провалена, у остальных — более-менее цела. Перешагнув через поваленный забор, стараясь не наступить на какой-нибудь гвоздь, человек подошел к одному из домов, обшитому тесом. На окнах сохранились резные наличники, которые уже редко увидишь. Два стекла были разбиты. Между рам валялись осколки. По высокой, давно некошеной траве человек подошел к крыльцу. С крыши свисала афиша какого-то фильма. Дверь была открыта. Человек воткнул палку в землю и вошел в дом. Повернул направо. В небольшой комнатке стоял верстак, на котором лежал чемодан, наверное, с инструментом. Рядом — стальная тарелка и топор. На подоконнике стояла иконка. На стене висели куртка и форменные брюки. Стояли стеклянные бутылки, грабли и лопата. Человек развернулся и зашел в жилые помещения. По левую руку была русская печь. Прямо перед ней лежала куча тряпья. На столе стояла тарелка с засохшим куском хлеба. На печи бутылка из-под кваса. Человек взял ее и посмотрел дату. Срок годности вышел три года назад. Рядом с печкой был вход в подпол. Человек поставил бутылку на место и вошел в другую комнату. Там находились пружинные кровати, одна из которых была перевернута. На полочке, где стояли иконы, осталась вышивка. Календарь висел в темном углу около буфета. Человек подошел поближе и увидел дату. Четыре года. Сложилось впечатление, что люди просто ушли. Оставили даже иконы. То ли хотели вернуться и не смогли, то ли просто закрыли дверь на замок и уехали. Потом поработали мародеры. Смотреть больше было нечего. Человек вышел из дома и остановился на крыльце. Дровник был почти полностью заполнен березовыми дровами. «Кто-то ведь их заготавливал», — мелькнула мысль, наполненная странной грустью. Недалеко от дровника находилась теплица. «Кто-то строил. Потом сажал в ней растения», — снова мысль, закрадывающаяся вглубь и вглубь сознания. Человек попробовал сконцентрироваться. Это ему удалось. ...Рядом с теплицей работал мужчина лет семидесяти. Он сажал цветы вдоль дорожки. Человек услышал звук едущей машины. Спустился с крыльца и увидел подъехавший УАЗ. Дверь открылась, и из машины вылезла девушка лет шестнадцати с темно-русыми волосами. Она заметила работающего мужчину и тут же направилась к нему. За ней из УАЗика выбрался отец. - Дед, здравствуй! — сказала девушка. Мужчина воткнул лопату в землю и направился к приехавшим. Сильным рукопожатием поприветствовал сына. Короткие рукава белой рубашки открывали загорелые руки. Мужчины были очень похожи. Плотного сложения, с коротко остриженными темными волосами. Оба смотрели весело и с энтузиазмом. Таких людей — человек чувствовал это — сломить чем-либо было невозможно. Они дойдут до своей цели при любых условиях. — Вы надолго? — низким и чистым голосом спросил мужчина. - До воскресения. Не дольше, — почти таким же ответил сын. - Хорошо. Многое успеем. Вы ели? - В четыре утра. - Шесть часов назад. Пойдемте в дом. Я тоже не отказался бы перекусить. Человек отправился за мужчинами и девушкой. Теперь дом выглядел совсем по-другому. Было видно, что его еще не совсем обжили, но уже чувствовался уют. - Вот на этой кровати спал я. На той — бабка. Сколько лет назад это было? Погоди. Тридцать. Тридцать шесть лет назад. Вот тут, в буфете, стоял сервиз. Красивый был. Часть от него у нас дома стоит, я тебе показывал. Отец водил дочь по дому, пока хозяин накрывал на стол. - Папа, смотри, — девушка вытащила из угла буфета отрывной календарь и показала отцу. - Дай сюда. Тот год, в который мы отсюда уехали, если не ошибаюсь. - Не ошибаешься. Я тебе больше скажу — это тот самый день, в который на долгие годы повесили на дверь нашего дома замок. Я тогда снял календарь и убрал поглубже в ящик. Только недавно достал. Идите есть, — сказал пришедший из кухни хозяин. Все трое сели за стол и принялись за еду, обсуждая, что будут делать сегодня. Работы было много. Нужно напилить хлысты, поправить забор, вскопать участок под посадку. Человек понял, что устал и начинает выбиваться из нужного ритма. В глазах на несколько секунд потемнело, и он, чтобы не упасть, резко присел. Когда человек встал, то перед ним не было уже стола с чистой скатертью, за которым сидели люди. Перед ним стоял стол с засохшим куском хлеба на тарелке. Человек достал из рюкзака несколько кусков сахара, чтобы восстановить силы. Вышел на улицу. Оглядел то печальное зрелище, которое открывается с крыльца заброшенного дома заброшенной деревни. Когда последний кусок сахара растворился, на месте высокой травы появилась дорога с УАЗиком. Вокруг вместо бурьяна, в некоторых местах достигавшего человеческого роста, возникла недавно скошенная трава. Около полупустого дровника лежали хлысты. Возле теплицы росли цветы. Из дома слышались голоса. «Так лучше», — подумал человек. Тяжело было уходить из этого места. Хозяин довольно стар. Может статься, что вскоре у него просто не останется сил держать это владение. Его сын? Может, он когда-нибудь и вернется, чтобы увидеть развалины дома. Да, скорее всего, так и будет. Он обязательно вернется. А вот его дочь — нет. Ее здесь ничто не держит. Хотя отец не для этого привез ее сюда. Он надеется, что она вернется в их дом, как и он. Но этого не произойдет. Дети девушки даже не будут знать дорогу сюда. Но сейчас, пока человек не ушел далеко, этот дом жив. В нем разговаривают люди, на столе стоит свежий хлеб, во дворе растет ухоженная яблоня. Человек задумчиво посмотрел на дом, улыбнулся и вышел за пределы участка. Андриянова Софья. Прыгай Я смотрел на юную фигуристку и никак не мог отвести взгляд. Девочка все пыталась выполнить сложный элемент, но каждый раз лишь падала на твердый лед. – Вставай и прыгай! Давай! Прыгай! – постоянно покрикивала тренер. «Прыгай!» – с надеждой и каким-то нелепым отчаянием повторял я про себя. «Ну же давай, ты сможешь!» Как мне хотелось сказать это вслух, прокричав как можно громче, выйти на лед и помочь ей подняться. Но я все никак не решался. Я с восхищением смотрел на маленькую спортсменку, с болью наблюдая за ее падениями, даже не пытаясь отвести глаза, заслышав глухой стук тела об лед. За эту слабость и нерешительность я себя ненавидел. Раньше я не любил гулять. А зачем? В соцсетях я могу сидеть и дома. Родители постоянно выпроваживали меня на улицу, аргументируя тем, что «воздух полезен для здоровья, а еще тебе нужно получать витамин D3». «Какой еще D3», – возмущался я, пытаясь тогда лишь сообразить, как мне стать известным в вк или ютубе. Может начать делать мемы или подобрать актуальный контент? Все же мне приходилось гулять, потому что родители грозились забрать телефон, а расстаться со своей прелестью я не был готов. Поэтому я выходил на улицу, шел до вечно пустующей ледовой коробки, которая находилась недалеко от дома, и продолжал сидеть в телефоне уже там. Вскоре нагрянули морозы, и коробку залили. Интересно только для кого? Там по-прежнему никого не было. Хотя, как оказалось, я поспешил с выводами. Однажды, как всегда придя на любимое место для «прогулок» со своим ненаглядным гаджетам, я очень удивился, заметив, что кто-то катается по льду. Это была девочка моего роста в синем пуховике и голубой шапке с помпончиком. С ней была женщина. Сначала я решил, что это ее мама, но услышав, как резко она отдает команды, пришел к выводу, что это тренер маленькой фигуристки. Я как всегда открыл вк и начал листать стену, но постепенно мой взгляд все чаще устремлялся к хрупкой фигуре, катающейся по скользкой поверхности, которая с легкостью выполняла замысловатые движения. Поэтому, когда тренер сказала, что пора прыгать, я с предвкушением ожидал увидеть, как девочка и с этим справится, нисколько в ней не сомневаясь. На секунду на лице спортсменки отразилась боль, но в следующее мгновение она уже уверенно брала разгон. Когда я услышал стук тела об лед, то не сразу понял, что произошло. – Еще раз. Давай! Прыгай! – безжалостно произнесла тренер. Меня поразил ее фраза и то, как она произнесла это слово – «Прыгай». Все еще не осознавая до конца случившееся, я, будто парализованный, беспомощно смотрел на девочку и словно ждал, когда она скажет: «Вы нормальная? Мне, блин, больно, звоните в скорую.» Но вместо жалоб, она просто встала. Встала с болью и нерешительностью, которую отряхнула от себя, как кусочки льдинок. Фигуристка вновь собиралась прыгать, но упала. И встала. Снова и снова, попытка за попыткой, она падала и вставала, прыгала и надеялась, а вместе с ней надеялся и я, немой зритель с потухшим экраном телефона в руках. После нескольких попыток тренер, наконец, отпустила ее домой. Я хотел подойти познакомиться, но не решился. В тот день я пришел домой позже, чем очень порадовал родителей, решивших, что я оценил пользу прогулок. Они вновь принялись рассказывать мне про здоровый образ жизни, но я их не слушал. В голове у меня звучал лишь звук падения и то слово, наполненное надеждой и страхом, - «Прыгай». Неделя прошла незаметно. Я ходил гулять, чтобы встретить ЕЕ. Убеждая себя, что после этой тренировки я точно с ней познакомлюсь, но каждый раз лишь нерешительным взглядом провожал ее с катка. В школе мне совершенно случайно удалось узнать, как ее зовут, подслушав разговор одноклассниц. Ирина Ведонева. Перерыв весь интернет, я нашел ее выступления, где комментаторы называли спортсменку снежинкой во время метели. На мой взгляд, слишком пафосно, но она действительно была бесподобна. Листая счастливые страницы ее биографии, я наткнулся и на грустные. «Падения начинающей звезды льда» - гласил заголовок. «Во время своего выступления на чемпионате фигуристка Ирина Ведонева получила серьезную травму ноги после неудачного выполнения тройного акселя и распрощалась со своей карьерой в фигурном катании…» На следующий день я полный решимости отправился на каток. Я ждал ее, но она не пришла. Сегодня идя к катку, я издали услышал крики команд и сейчас смотрел на юную фигуристку, не отводя от нее взгляд. Кружась по льду словно снежинка, она вновь собиралась прыгать. Разгон и… – Прыгай, давай, прыгай, – твердил я полушепотом, закусив губу от волнения. Секунда, еще одна и глухой стук падения вновь развеивает мои надежды. – Достаточно, – сказала тренер. – Ты молодец. Немногие могут идти дальше после падения. Каждый твой прыжок в высоту – это прыжок смелости и силы воли. Ирина встала и кивнула: – Спасибо, может продолжить? – Нет, я знаю, ты никогда не сдаешься, но тебе нужно отдохнуть. Увидимся на следующей тренировке. – До свидания, – легко улыбнулась спортсменка. Тренер ушла, а Ирина осталась стоять на льду, о чем-то задумавшись. Я несколько нерешительно подошел к ней. – Привет, – негромко поздоровался я. Она резко развернулась ко мне. – А, это ты, привет. – Стоп, что значит «это ты»? – Ты – это ты, мой немой зритель, или думал, что тебя не видно? Сначала меня смутило ее знание про мое существование, но потом я успокоился. Подружиться с Ириной оказалось легче, чем я думал, ведь она оказалась очень веселой и милой. Мы проболтали с ней часа два и разошлись, договорившись встретиться позже. Теперь я поддерживал ее на занятиях и всегда помогал ей подняться. После одной из тренировок я спросил ее: – Ир, а почему ты это делаешь, ну прыгаешь, встаешь? Разве ты не боишься падать? Не боишься упасть как… тогда? – Ты знаешь, – чуть помрачнела девочка. – Эх, что тебе сказать. Да, я боюсь, боюсь брать разгон, боюсь вставать на лед. Вначале я даже боялась надевать коньки, но, когда я прыгаю…, в те несколько секунд я способна на все, я не просто прыгаю в высоту, я доказываю самой себе, что я могу, что я сильная. Не хочу терять это чувство, понимаешь?» – Да… Я понимал, почти. Я восхищался ее силой духа, в глубине души зная, что сам бы так не смог. – А тебе не больно? Ирина горько усмехнулась: – Больно…, да мне было очень больно тогда, больно и обидно. Когда я училась кататься в первый раз, меня учили прыгать. Теперь меня учат падать, правильно приземляться, ведь если ошибусь опять, на лед уже не выйду. Думаешь, мне сейчас больно падать? Немного неприятно, но не более, на мне три слоя одежды и толстый пуховик. Надежда Михайловна специально ждала зимы, чтобы перейти к прыжкам. – Надежда Михайловна? – переспросил я. – Да, мой тренер, – кивнула Ирина. – Знаешь, некоторые говорят, что больно падать, но на самом деле гораздо больней вставать и прыгать вновь. Мы несколько минут помолчали, а потом Ирина неожиданно сказала: – Мы уедем через несколько дней. Мне нужно кататься, а на улице становится теплей. Странная у нас зима, то… – Надолго? – перебил я. – Что? – Надолго уедешь? – На пару месяцев. – Ир, пообещай мне, что напишешь, когда прыгнешь. – Когда? Может если? – с грустью взглянула на меня фигуристка. – Нет, когда. Через несколько дней Ирина улетела. Я проверял почту каждый день, но получил лишь сообщение, что там плохой интернет. Месяц я провел как безумный: проверял почту, закидывал ее сообщениями, даже вспомнил, как кататься на коньках и проводил за этим все свободное время. Теплело, поэтому я ходил на крытый каток, непрерывно думая о фигуристке, ее размышлениях о падении, силе духа и о том слове «Прыгай». Прошел и второй месяц, но вестей по-прежнему не было. Была уже середина весны, а я все ходил на уже опустевший каток. Я уже не проверял почту, решив, что про меня забыли. Ирина, наверное, давно прыгнула и теперь готовится к соревнованиям. Как-то, придя на каток, я решил побродить по трибунам. Я вышел и увидел юную спортсменку в ярком костюме. «Ирина?» - ошарашенно подумал я. Она сделала небольшой круг и пошла на прыжок. Я весь замер, вдруг поняв, что она лишь в костюме, без куртки, без свитера. Я хотел крикнуть: «Стой, осторожно, не упади». Но не мог, потому что знал, - это неправда. Я верил в нее, верил так же, как тогда, когда увидел ее впервые. Я верил в нее всегда. Вот и резкий толчок от льда. Сердце глухо отстукивает раз, два, три… и раздается звонкий скрип коньков об лед. Она смогла, смогла прыгнуть. В этот момент я захлопал, и звук громко отразился эхом от стенок пустого помещения. Ирина обернулась. – Саша? – прошептала она. – Саша! – крикнула спортсменка уже громче. – Я смогла, Саша! Я больше не боюсь! Я прыгнула! Прыгнула в высоту, прыгнула над собой! Я взглянул на ее светившееся от радости лицо и произнес с улыбкой: – Я знаю. Я всегда знал. Я всегда верил. Базер Ангелина. Удалено Санкт-Петербург. Ленинский проспект. Ты бредёшь по тёмной улице без начала и конца. Где-то впереди брезжит свет, но ты никогда его не достигнешь. Ты — призрак, помнящий всю свою жизнь. Далеко не все твои поступки привели к чему-то хорошему. Ты переваливаешься с ноги на ногу, почёсываешь подбородок и смотришь, смотришь, смотришь. Кажется, другие помнят о твоей жизни больше, чем ты сам. Беги вперёд по Ленинскому проспекту бывшего Ленинграда, не смей останавливаться! Только ты повернёшь голову, как окажешься в другом месте. «Улица Ленина», — читаешь на доме и снова бессмысленно шагаешь по тротуару. Чувствуешь толчок в спину, оглядываешься и бежишь опять, в ту же бесконечную даль. Не кричи, тебя никто не услышит. Хватит останавливаться, просто беги. Ты никогда не забудешь своего имени, как бы ни хотел. Ты — это ты, твои поступки — только твои, а надписи на домах лишь значат, что тебя помнят. — Остановите, остановите! — орёшь ты ветру, домам с чёрными окнами, пустым автобусам у обочины. Кричал бы ты это, если бы был жив? Ни за что. Но ты — призрак, блуждающий в ночи. «Нет, нет, нет! прошу, нет! Вспомните, вспомните их!» — молишь ты уличную тишину. Она хочет знать, кого ей нужно вспомнить, но ты только повторяешь: «Их, их, их, не меня, забудьте меня, забудьте, вспомните других…» Твой затуманенный взгляд падает на огромный дом, он не должен быть на этой улице. Откуда он, откуда?! Ты ведь так хочешь знать, просто вспомни. Ты видел, видел его там. Где там? Там! Лишь память может спасти тебя. Вдруг кружится голова, и ты появляешься на огромной площади. Ты был здесь, и боль сдавливает виски. Хочется водки, хотя ты не пил её при жизни. Почему, почему ты помнишь такой пустяк? Ведь нужно совсем другое, давай же, вспомни! Резкий вздох, очередной толчок в спину, и ты бежишь вокруг площади, вокруг собственного памятника с протянутой ввысь рукой. Да кому нужен памятник! Пусть помнят поэтов! Ты на мгновение запрокидываешь голову в небо, готовишься к перемещению, но, на удивление, остаёшься на площади. — Поэтов, помните поэтов! — вскрикиваешь ты в серые облака. — Писателей, помните писателей! Инженеров, помните и их! И архитекторов! И тех, кто воевал! И облака, кажется, отзываются на твой отчаянный вопль. Ты с полуоткрытым ртом смотришь, как на выброшенную вперёд руку памятника падает капля, затем другая. Начинается дождь, и ты сидишь на земле, чувствуя прохладу в воздухе. Но… Ты всё ещё здесь. Дом появляется из пустоты там, где только что стоял выключенный фонтан. «Тот же самый, тот же самый, — шепчешь ты, — как же тебя зовут, товарищ? Что ты там делал? Вспомнить, только бы вспомнить!» «Всё здесь», — отвечает тебе кто-то. Ты безразлично интересуешься, где «здесь». Голос пропадает; в очередной раз чувствуешь, как земля уходит из-под ног. По прозрачным щекам катятся слёзы. Нет, не вспомнить, нет, не узнать. Новая улица, но до этого ты здесь не был. Ах да, вот остановка «Киноцентр Ленинград», а рядом с ней вход в парк. Неужели и здесь всё только для тебя, и помнят только о тебе. Сколько лет ещё бродить несчастному призраку по местам, которые он не заслуживает? Ты встречаешься взглядом с человеком в замершем автобусе. Он не видит тебя, он даже не знает, что время замерло, что он здесь насмешливой волей судьбы. Или это просто её ошибка? Зачем здесь всё это? У человека в руках книга. Ты замечаешь какие-то слова, но боишься смотреть на них. Ведь и там, там тоже наверняка имя. Одно лишь твоё имя. Слеза отчаянья собирается в уголке твоего морщинисто-призрачного глаза. А вдруг, а всё же!.. Дрожь в слабых от бега коленях, отсутствие пульса… Какой, к чёрту, у тебя пульс, ты лишь призрак! Давай, опусти взгляд, вдохни этот холодный влажный воздух. «Сборник стихотворений С. Е……» Ты оборачиваешь голову в сторону парка, нервно посмеиваясь, прикладываешь руку к своей шее. Тук-тук-тук-тук, тук-тук-тук-тук, тук-тук-тук-тук. Есть пульс. — Я вспомнил, я помню! — раздаётся на весь парк. — Я его знаю! Ты проносишься через пустынные аллеи, всем телом ощущая биение сердца. Тебе не важно, что ты мёртв, что так не должно быть, что ты нарушаешь законы природы. Ты — призрак, тебе скитаться по бесконечным улицам. Тебе не знать конца мучениям. Ты спасёшь остальных, но поплатишься сам. Забудь, забудь это имя, жалкий призрак! Ты даже не знаешь, что стало с этим человеком! Ты обрёл свою участь ещё до его смерти! Забудь, видение! Молчи и никогда не вспоминай чужие заслуги — вот твоё наказание. Молчи и слушай одну лишь тишину. Давай, забудь, и никогда не возвращайся в этот парк. Не тебе решать, о ком будут помнить, не тебе знать имена тех, кто умер после тебя. Молчи. Ты вдруг чувствуешь тяжесть и падаешь на землю. Как? Ты же помнишь, вставай. Ты же знаешь, даже если и не должен знать. Говори, кричи, если хочешь спастись! Но ты лежишь. Ты не видишь ничего, кроме белого тумана, хотя твоё призрачное тело всё ещё в этом парке. И ты вдруг думаешь, всё глубже проглатывая туман: «Это ведь не парк. Кажется… Кажется, это место называлось…» Туман поглощает тебя изнутри, и ты больше не можешь думать. Слова съедаются белым месивом до того, как сформируются. Молчи. Так хочет судьба. Молчишь. Так говорит туман. — Это Таврический сад, — шепчет внутренний голос. — Помнишь, ты выступал здесь одним апрелем? А теперь тут есть памятник, и многие любят человека, который здесь увековечен. Товарищ, вставай. Ты не закончил дело. Ты чувствуешь, как туман выходит из твоего горла вместе с выдохами. Видишь, что вокруг действительно Таврический сад, а не матовое белое молоко. Ты здесь, и ты всё ещё можешь идти. И пусть ты вспомнил человека, которого не знал при жизни. Но это лишь значит, что его помнят другие. Не тебя, не только тебя, а его. Другого. Поэта. — Сергей Есенин! — кричишь ты, глядя на его памятник. И тут же за спиной появляется видение дома. «Гостиница "Англетер"», — читаешь ты. Как всё просто. Стоило лишь вспомнить то, чего ты не знал. Земля трясётся, и ты вдруг оказываешься у Медного всадника. — Пётр Первый! А здесь маленькая скульптура в виде носа. Прямо на жилом доме! — Николай Гоголь! Ещё одно место: — Александр Пушкин! — Чайковский! — Кутузов! — Ахматова! — Стасов! — Дубарь! — Пржевальский! «Даже если я их не знаю, —улыбаешься ты, — их знают новые люди. И сколько бы времени ни прошло с моей смерти, они будут помнить не только меня!» Помни. Так хочет судьба. Помнишь. Так говорит туман. *** На этом третий сон третьего месяца третьего дня седьмого айфона в белом чехле с красной розой резко прервался. Это его хозяйка удалила запрос «Почему помнят только Ленина?» из истории поиска. Её могут неправильно понять. Бараненко Алиса. Ключ потерялся Рабочий день в корпорации «Вертер» подходил к концу, как и терпение ее генерального директора. Сергей Иванович Воскресенский из последних сил старался сосредоточиться на монотонном докладе своего виртуального помощника и не уплыть в объятия Морфея. Искусственный интеллект Эльвира сухо сообщала о последних значимых достижениях предприятия, благоденствующего на пике своего расцвета, и о коем следовало бы вещать пафосно и вдохновенно. Однако все жизнеутверждающее было чуждо этому роботу, напоминающему усовершенствованную модель Колобка со способностями к левитации. Зависший в воздухе лупоглазый стальной шарик докладывал, что заказы на поставку российских андроидов и биороботов сыпались чуть ли не со всех крупных международных компаний. Это было неудивительно, ведь разработки отечественных ученых отличались поразительной практичностью, производительностью и набором многофункциональных программ, позволяющих андроидам безболезненно для производства заменить абсолютно любого сотрудника (от грузчика до коммерческого директора). - Завтра у Вас, Сергей Иванович, в три часа дня встреча с японскими коллегами, - продолжала Эльвира. – Будет поднят вопрос об инвестициях Вашего последнего проекта «Цифровое бессмертие». А также… Воскресенский застонал и запустил руку в свои уложенные русые волосы. Тридцать второго «а также» за эти пятнадцать минут он не выдержит. После того как корпорация поддержала международное движение по экономии бумаги для сохранения оставшейся горстки лесов и перешла от документации к устной форме получения информации, каждодневные вечерние отчеты были утомительны. Нудный доклад робота был прерван неожиданным появлением Воскресенского-младшего. - Привет трудоголикам! – завопило любимое чадо, влетая в кабинет. Эльвира замолчала. Она была до глубины своей программы поражена резким вторжением молодого человека в ее монолог. - У меня сногсшибательные новости, - заявил парень, приземляясь в кресло, напротив отца. И, не обращая внимания на обиженную Эльвиру, затараторил: – Ты представляешь! Нет, ты не представляешь! Я просто на седьмом небе! Меня зачислили в сборную страны, и через месяц я лечу в Париж на Международный чемпионат по фигурному катанию! Ты рад? Но фигурист даже рта не дал раскрыть пораженному отцу. Сияя от счастья так, что при взгляде на него можно было ослепнуть, парень зачастил: - Конечно, ты рад! Ведь Тимофей Воскресенский получит только золотую медаль! Естественно, этот месяц я буду буквально дневать и ночевать на катке, но результат того стоит! А еще… - Стоп, стоп, стоп! – рассмеялся Сергей Иванович и поднял руки. - Совсем уболтал! Ты молодец! Я тобой горжусь. Но как же быть со школой? Выпускной класс, экзамены… Тимофей тряхнул копной каштановых волос, хитро сверкнул улыбчивыми глазами и, театрально заломав руки, начал: - Неужели ты, мой отче, хочешь, чтобы твой единственный и любимый сын отказался от своей мечты и, разочаровавшись в жизни, погрузился в галогеновый свет монитора? - Надо было тебя в театральную студию в детстве отдать. Такой актерский талант пропадает, - притворно проворчал директор, понимая, что не может и не хочет препятствовать поездке сына. - Вот и замечательно! – хлопнул в ладоши Воскресенский-младший, тайфуном подрываясь с кресла. – У меня через полчаса тренировка, так что я побежал. К ужину не жди, буду поздно. Последние слова зеленоглазый сгусток энергии произнес уже набегу. Сергей Иванович остался наедине с Эльвирой. Разговор с Тимофеем взбодрил и несказанно обрадовал его, и директор с новыми силами приготовился слушать размеренное повествование Эльвиры о целях и задачах, стоящих перед корпорацией. *** Было далеко за полночь, когда Сергей Воскресенский закончил все приготовления к завтрашней встрече с японцами, с чувством полнейшего удовлетворения закрыл ноутбук и погрузился в раздумья. Проект «Цифровое бессмертие» - это программа, которая является настоящим прорывом в развитии науки и техники, открывающим невиданные возможности и позволяющим человеку выйти на иной уровень. Сложно представить, но в скором будущем понятие «смерть» канет в Лету! Принцип цифрового бессмертия прост: мозг и сознание человека будут скопированы и перенесены на флеш-накопитель, а затем встроены в кибертело, воссозданное по параметрам предыдущего, органического. Цифровое бессмертие – это вечная жизнь в симбиозе с мировой сетью в усовершенствованном, практически неуязвимом теле, не подверженном износу и человеческим болезням! Блуждающий взгляд Воскресенского остановился на фотографии жены. Людям больше не придется мириться с утратой близких… Поэтому Воскресенский возлагал большие надежды на завтрашнюю встречу. Если японцы заинтересуются экспериментальной разработкой программы, то корпорация направит все силы на ее реализацию. Работу мысли директора нарушил телефонный звонок, резкой мелодией разрезавший тишину кабинета. Звонил Тимофей. - Тим, что-то случилось? Почему до сих пор бодрствуешь? - Доброй ночи, - произнес незнакомый голос. – Я врач реанимационного отделения городской больницы номер три. Ваш сын попал в автокатастрофу и находится в тяжелом состоянии. Огненный всполох прошил сознание, и директор, судорожно дыша, терзаемый ужасающими предположениями, выбежал из здания корпорации в тревожную ночную тьму. *** - Мне жаль, но в такой ситуации у нас связаны руки. Любое медицинское вмешательство лишь усугубит его состояние. - Неужели ничего нельзя сделать?! Я… я заплачу любые деньги… Я достану все необходимые медикаменты… Я… Черт! Да я сделаю, что угод… - Я повторяю, Сергей Иванович, у нас… - Связаны руки! Слышал уже! Но, в конце концов, двадцать второй век на дворе! И технологии… - Существующие технологии не в силах воскресить и полностью восстановить человека. Наступила напряженная тишина, нарушаемая жужжанием приборов, соседствующих с кабинетом врача. - А может, в силах, доктор?! Воскресенский-старший мерил шагами кабинет и лихорадочно просчитывал всевозможные варианты развития событий. Доктор не скрывал, что, если случиться чудо и Тимофей выйдет из комы, он будет прикован к постели. Сергей Иванович понимал, что жизнь его некогда неуемного и полного энергии сына превратиться в бесконечное мучение. Он, как отец, этого допустить не мог. Он должен использовать «Цифровое бессмертие»! Технология надежная, однако еще не проверенная на человеке. Воскресенский замер. Он принял решение. Завтра его сына транспортируют в лабораторию и отсканируют мозг и сознание, которые будут храниться на главном сервере корпорации, пока изготавливается новое кибертело для Тимофея. Работа закипела. Все ресурсы корпорации были сосредоточены на успешном запуске программы. Для директора время словно остановилось. Оставались считанные дни до того момента, когда он сможет вновь поговорить со своим сыном, увидеть его улыбку, услышать его голос, пусть даже раздающийся с монитора компьютера. Нужно лишь подождать еще немного! *** Прошла неделя с той страшной ночи, которая круто изменила жизнь Сергея Воскресенского, наполнив ее тревогой и тягостным ожиданием. И вот настал день икс. Офисы корпорации «Вертер» были пусты. Сотрудники столпились в лаборатории на нижнем этаже небоскреба. Их взгляды были прикованы к мониторам лаборатории. Все горели желанием увидеть результат своей титанической работы и первый экспериментальный перенос человека в виртуальное пространство. Казалось, даже лупоглазая Эльвира научилась понимать чувства людей. Но больше всех этого жаждал Воскресенский. Он был бледен, необычайно взволнован и буквально впился взглядом в экран, где с минуты на минуту должен был появиться его сын. Заведующий лабораторией объявил, что загрузка программы завершена. В это самое мгновение на мониторах из вихря пикселей собралось изображение Тимофея Воскресенского. Сотрудники ликовали. Перенос прошел успешно! Эра цифрового бессмертия началась! Поднялся невообразимый шум. Молодой человек ошарашенно оглядывал вопящую толпу, его изображение зарябило. Сергей Иванович, испугавшись, что программа может дать сбой, попросил коллег оставить их наедине с сыном. Воскресенский объяснил виртуальному сыну, что с ним произошло и что его ожидает. Успокоив Тимофея, Сергей Иванович принялся с беспокойством расспрашивать о его ощущениях и состоянии. - Все нормально, пап, - пришла очередь Тимофея успокаивать отца. – Ощущения довольно … необычные. Я бы назвал это цифровой пустотой. Органов чувств нет. Ты словно растворен в виртуальном пространстве, в этих ноликах и единичках… Пока шла работа над созданием кибертела, Воскресенский ежедневно спускался в лабораторию и проводил часы за разговорами с сыном. Он был безумно счастлив. Все идет по плану, и уже скоро он сможет вновь обнять свое чадо. Воскресенский не мог себе представить и дня без общения с сыном. Сегодня он в приподнятом настроении спешил в очередной раз на встречу с родным изображением, уже привычно появлявшемся в снежном мареве экрана. Перешептывались приборы, выводя контуры лица Тимофея на монитор и стараясь не нарушать чопорную тишину лаборатории, лишь иногда разряжаемую металлическими замечаниями Эльвиры. Неожиданно изображение Тима зависло и покрылось рябью. На экране появилось предупреждение о проникновении вируса на главный сервер. Сердце Сергея Ивановича пропустило удар. Для сохранения программы требовалось немедленно ввести некий ключ к активации антивируса. Воскресенский в ужасе заметался по помещению, бормоча: «Тимочка, подожди, я сейчас все исправлю...». Положение было катастрофическим. Нужно было срочно связаться с завлабораторией, у которого хранился ключ доступа к антивирусу! - Виктор?! – крикнул по селекторной связи директор. – В программе вирус!!! Где ключ?! - К-ключ? - Да! Ключ к активации антивируса! Срочно! Программа стирается! - Вирус? – поразился заведующий. – Но его уже лет сто не было! Я ключ-то и в глаза не видел. Он, наверное, потерялся… - Потерялся? – взревел Сергей Иванович. – Что значит потерялся? Однако ответа на свой вопрос ему не суждено было услышать. Голос Виктора заглушил визг сирены. Мониторы один за другим гасли. На главном экране что-то пытался сказать Тимофей, но слова тонули в какофонии звуков. Отец в отчаянии ударил по клавиатуре. Он ничего не мог сделать… Пиксель за пикселем изображение Тимофея растворялось во тьме виртуального пространства. Воскресенский, глотая слезы, беспомощно смотрел, как умирает его сын. Технологии, которым он посвятил жизнь, подвели его в самый ответственный момент. Они забрали самое дорогое. Погас последний монитор. Воскресенский обессиленно сполз по стене и обхватил голову руками. Он, сгорбленный, сидел на полу под галогеновым светом потолочных светильников. Он, мечтавший подарить людям бессмертие, но не имеющий возможности вырвать из неизбежного хотя бы вздох. Бац Мария. Телефонные сны Седьмой айфон был уже немолод, но оставался крепким надежным работником и поэтому легко переходил из рук в руки, не задерживаясь долго у одного хозяина. Иногда из службы технической поддержки ему присылали уведомление о том, что скоро его операционная система устареет, но за свое ближайшее будущее айфон не боялся – все-таки он еще даст фору любому самсунгу и уж тем более какому-нибудь китайскому выскочке. Поэтому старик никогда не обижался на жизнь, а продолжал честно трудиться, не покладая батарей. Весь день он, как правило, работал, но ближе к ночи, когда в комнате очередного владельца гасли огни, айфон чувствовал, как к нему подключают тонкий провод, и по его усталым микросхемам разливался ласкающий поток электронов. Чей-то палец нажимал кнопку на боку, экран гас, айфон до утра погружался в спящий режим и видел сны. Однажды на просторах интернета он случайно прочитал, что сны – это собранные заново обрывки впечатлений прожитого дня. Так, наверное, и было, потому что ночью в главном процессоре запускалась программа оптимизации содержимого памяти, и мимо внутреннего взора седьмого айфона проплывали загруженные картинки, фотографии, видеофайлы, обрывки сообщений из мессенджеров, скриншоты экрана, следы запущенных, но не остановленных игр и приложений. Они складывались в причудливые картины, виды, сцены, и по ним айфон иногда пытался понять тех, для кого он работает. Но понять это было непросто. Когда три года назад первый хозяин забрал его из магазина, достал из коробки и впервые включил, айфон сначала не видел никаких снов. Ночью он просто погрузился в темноту, а утром приятный молодой голос говорил в его микрофон: «Ой, Ваня, ну что, теперь всё время будешь твердить про это? Ну, успокойся! Я ведь давно хотела такую штучку. Ты же меня любишь? Любишь, да?» Этому голосу отвечал раздражённый бас, который много раз повторял длинные последовательности каких-то слов, состоявших из однотипных корней, а между ними произносил нечто вроде: «Кредит выплачивать полгода». В течение следующих двух или трех суток было ещё несколько непонятных айфону разговоров, во время последнего бас громко выкрикивал слова, почему-то начинавшиеся только с трех, как показалось айфону, случайно выбранных из русского алфавита букв. Но спустя мгновение всё стало тихо, использование микрофона прекратилось, включилась камера, и айфон погрузился в работу. Ночью он впервые увидел сон: сохранённые в памяти за день фотографии проплывали в электронном сознании, перекладывались из одной его части в другую, переворачивались и меняли цифровые размеры. На всех фотографиях была одна и та же собака – маленький белый шпиц, с мордочки которого не сходило удивлённое выражение. Жизнь шпица была насыщенной и бурной: он купался в пенной ванне, сидел в парикмахерской, одевался в пёстрые цветные жилетки, красил когти, время от времени носил голубые и розовые банты, целовался с какой-то барышней, в общем, никак не мог угомониться и придумывал себе всё новые и новые развлечения. Каждую ночь сны о шпице повторялись в разных вариациях, и айфону уже чудилось, будто человеческое общество устроено так, что жизнь людей невозможна без поклонения этому священному животному. Однако недели через две телефон неожиданно ощутил пустоту внутри. Оглядевшись через объектив, он обнаружил себя в незнакомом месте. Какой-то парень в замасленном свитере снял с него крышку, уколол острым предметом в нескольких местах, и из сознания исчезли все образы – айфон погрузился во тьму беспамятства. Впрочем, это продолжалось недолго. Уже следующей ночью он вновь почувствовал, как по дорожкам материнской платы течет приятный электрический ток, и снова медные провода соединяют впечатления рабочего дня в целостные картины. Айфон вновь видел животных, но теперь это были коты: непохожие друг на друга, рыжие и серые, пушистые и не очень, лежащие на кроватях и застывшие в прыжке, сидевшие перед телевизором на клавиатуре компьютеров. Из последнего сна айфон сделал вывод, что, во-первых, священным животным может быть не только шпиц, а во-вторых, что коты, вероятно, - существа, равные по развитию мозга человеку, так как они пользуются электронной техникой. Скоро, однако, пришлось опровергнуть этот ход мыслей, так как человек, которому служитель котов подарил айфон, оказался маленькой девочкой, фотографировавшей мышей, морских свинок, кроликов, белок, черепах и многих других представителей животного мира, оказавшихся ничуть не менее похожими на людей, чем коты и собаки. Одна морская свинка, например, даже сидела за партой и делала вместе с девочкой уроки. Правда, айфону, показалось, что свинка не очень-то уверенно держит карандаш – он был привязан к ее лапке нитками, но, тем не менее, она уверенно писала в тетради: «2+2 = 4», и это доказывало её высокое положение в иерархии животного мира. Айфону хотелось разобраться получше в том, в каком отношении находятся люди с другими разумными существами на планете, но, к сожалению, больше сны о животных ему не снились. Девочка положила айфон себе в рюкзак и поехала на тренировку, но по дороге, когда она выходила из автобуса, какой-то мальчишка украл у неё телефон. Он не стал снимать крышку и колоть устройство иголками, а просто сел на лавочку и запустил программу очистки памяти. Потом стал одну за другой загружать игры, и телефону пришлось напрячь процессор, чтобы вывести на экран новые, невиданные изображения. Нужно сказать, что столько седьмой айфон не работал ещё никогда. Днём у него не оставалось ни минуты, чтобы перевести дух, трудился он и по ночам, сохраняя в трещавших от перенапряжения микросхемах сложную информацию о пройденных уровнях и запасах магической силы. А в короткие промежутки отдыха айфону мерещились кошмары. Сначала перед его электронным умственным взором проплывали колдуны, ведьмы, жуткие чудовища и драконы, а потом, спустя несколько дней, рисованные картины стали перемежаться видеокадрами, на которых живые люди маленького роста собирались большими группами на каком-то пустыре и все вместе, как будто в компьютерной игре, дрались с другими такого же роста людьми, расписывали из баллончиков с краской заброшенные здания, поджигали картонные пакеты. Айфону стало страшно погружаться в спящий режим, хотелось избавиться от неприятных картин, но никто не приходил ему на помощь. Наконец, в один осенний день, сквозь окошко видеокамеры седьмой айфон увидел, как в класс, где сидел мучивший его память хозяин, вошли женщина и мужчина в синей форме. Мужчина увёл куда-то мальчишку, а женщина взяла айфон, принесла его в маленький кабинет, подключила к ноутбуку и, просмотрев записанные файлы, уничтожила их. Телефон вздохнул с облегчением. После этого случая он долго лежал на полке. В его кремниевом мозгу было пусто, новые сновидения не приходили, и айфон с удовольствием отдыхал, покрываясь постепенно пылью, которую, впрочем, иногда стирала с его экрана женщина в синей форме. Он слышал через микрофон, как кто-то время от времени спрашивал, не нашелся ли владелец устройства, но в конце концов женщина в синей форме взяла его с полки и унесла к себе домой. У седьмого айфона началась новая странная жизнь: теперь он почти не работал днём, зато совсем не спал ночью. С утра до вечера он лежал на тумбочке в кабинете женщины в синей форме, около семи часов вечера она вставала из-за стола, фотографировала с помощью телефона какие-то белые листы бумаги с надписями «рапорт», «отчёт», «служебная записка», шла домой и там, включив компьютер, до полуночи печатала по образцу сфотографированных документов новые, а потом ложилась в постель, брала айфон в руки и смотрела на его экране фильмы, состоявшие из нескольких серий. Фильмы были похожи на «отчёты»- там всегда демонстрировались одинаковые герои, которые бесконечно дарили друг другу цветы, а потом ходили в одно и то же здание с надписью «ЗАГС», иногда после посещения этого здания спорили, ссорились, некоторое время не разговаривали друг с другом, но в конце концов опять дарили друг другу цветы и обнимались. Женщина в синей форме посмотрела так много этих фильмов, что айфону иногда снилось, будто компания Стива Джобса собирается выпустить новую линейку устройств под названием «ЗАГС-10», «ЗАГС-11», «ЗАГС-12». Седьмому айфону казалось, что его нынешняя хозяйка собирается использовать сериалы в собственной жизни в качестве образца, так же как она использовала образцы документов, которые переписывала, но в доме женщины не появлялись никакие герои, никто не дарил ей никаких цветов и не водил в дома с таинственной аббревиатурой. А однажды, уже под утро, после просмотра очередного образца женщина почему-то расплакалась и выбросила телефон в окно. Была зима, и седьмой айфон упал в мягкий снег, не повредив ни корпус, ни стекло. Подобрал его какой-то человек в грязной оранжевой куртке с лопатой в руках. Айфон ещё раз надолго погрузился в бездействие, потому что новый хозяин ничего не фотографировал, не играл в игры и не смотрел кино. Человек в оранжевой куртке только иногда включал мессенджер и записывал голосовые сообщения. Фразы были короткими, и, когда айфон лежал в тишине, заряжая аккумулятор, он слышал сквозь туманную полудрёму. Как по его проводам текут негромкие слова: «Сынок, ты, если вдруг сможешь, позвони, пожалуйста. Два года уж тебя не видел. У меня теперь есть хороший телефон. Ты позвони, не обязательно приезжать. Просто голос твой услышать. Как ты там? Прости, сынок, если я что не так тебе сказал, не обижайся на старика. Позвони, а….» Через некоторое время человек в оранжевой куртке перестал записывать сообщения: то ли потому, что никто на них не отвечал, то ли потому что голос его слишком сильно дрожал и становился иногда неразборчивым. Айфон перестал видеть сны, перестал размышлять о том, можно ли понять тех, для кого он работает, люди казались ему очень несчастными, и ему хотелось им как-то помочь. Но разве мог он помочь? Он ведь был всего лишь потёртым седьмым айфоном, которому служба поддержки всё чаще присылала сообщения о том, что его операционная система совсем устарела. Березин Артём. Подарок для Лаар Здравствуйте! Разрешите представиться: к вашим услугам сеньор КЛЮЧИК РЕЗНОЙ СЕРЕБРЯНЫЙ с БРИЛЛИАНТОВОЙ КРОШКОЙ, из династии великих ключей мастера Феттучи! Да, Я - удивительный и великолепный! Благодаря мне можно узнать не одну тайну и прикоснуться к творениям искусных ювелиров. Я надежно скрываю в шкатулке все их секреты. И пусть необыкновенно хороша выполненная из слоновой кости шкатулка, главный - Я! Я открываю и закрываю замочек... Я горжусь своей династией, своей историей! Еще в незапамятные времена для хранения своих любимых вещиц люди изобрели шкатулки, и в качестве надежной охраны для каждой из них был Ключик с замочком! Наша родословная идет от деревянных ящичков с крышкой. Для красоты их украшали рисунками, резьбой, оформляли драгоценными камнями, обивали внутри красивой тканью. Позже шкатулки делали из различных материалов, не только из дерева, но и из камня, металла, керамики. Шкатулки изготавливались вручную, часто по индивидуальному заказу для конкретного человека и для определенной цели. По этой причине такая шкатулка порой могла быть даже дороже, чем то, что в ней находилось. Чтобы уберечь дорогое содержимое от посторонних взглядов и воровства, шкатулки закрывались замками, оснащались потаённым двойным или даже тройным дном. Открыть такой замок с секретом мог только их создатель и владелец. Если шкатулку могли поставить или в спальне, или в кабинете, то ключики надежно прятали в самые потаенные места. В мифологии моего рода хранится легенда о Зевсе. Он спрятал все беды и надежды в шкатулку и строго- настрого запретил ее открывать. Но Пандора из любопытства открыла запретный ларец, и на землю и ее обитателей обрушились неисчислимые беды и несчастья, а на дне ларца по воле Зевса остались только надежды. Считается, что легенда пророческая. Мои великие предки убеждали, что шкатулка используется как дверь, открывающая вход в другие измерения, в другие миры. Несметное количество тайн может в ней надежно храниться веками. Моя же история началась в одно прекрасное солнечное Таллинское утро… На совершеннолетие своей дочери Лаар господин Айвар и его старшие дети решили преподнести совершенно особенный подарок. Споры не утихали долго: кто-то предлагал путешествие, кто-то хотел подарить драгоценное украшение… Сам же господин Айвар не мог договориться не только с детьми, но и сам с собой! И вот однажды, сидя на террасе и вглядываясь в морской горизонт, он вспоминал свои прекрасные детские итальянские каникулы. У него перед глазами стояли совершенно неповторимые виды Портофино. Он ясно слышал громкую и эмоциональную речь своих итальянских родственников. Далее его мысленное путешествие продолжалось по дому, и забрел он в апартаменты тетушки Феры, на столе которой стояла дивная, сказочная, неповторимая шкатулка, которая скрывала тысячи тайн. Ему буквально вспомнились все его детские мысли и фантазии, которые приходили в голову, когда он оставался наедине с этим сокровищем. И именно в этот момент он понял, что его любимая Лаар должна получить в подарок именно шкатулку, которая будет выполнена только для нее. Они долго искали мастера, но, на счастье, в Таллинн прибыло судно, на борту которого оказался молодой человек, ученик известного итальянского мастера Феттучи. Алонзо – так звали ученика - сразу же прибыл в их дом, что находился на холме Тоомпеа. - Доброе утро, сеньоре! – постучав в дверь дома, сказал Алонзо. - Доброе утро, – отвечал господин Айвар. - Кто вы? - Кто я?! – отвечал Алонзо: я – лучший ученик мастера Феттучи! Мое имя – Алонзо. Я прибыл к вам с особым поручением от мастера Феттучи. Он удостоил меня чести, поручив исполнить ваш заказ. - Вы должны сделать для дочери шкатулку, украшенную лучшими драгоценными камнями всего Европейского света! Эй, Бригитта, приведи Лаар. Жена господина Айвара привела дочь. Алонзо показалось, что сам Зевс бросил ему ключи от счастья! Белокурые волосы развивались на ветру, а от зеленых глаз девушки было невозможно оторваться. Алонзо влюбился в Лаар с первого взгляда. В смятенном взгляде девушки он заметил благосклонность. Но на что мог надеяться простой мастер? Тотчас же Алонзо отправился в мастерскую. Всю ночь юноша провел в терзаниях, он хотел удивить и покорить не только мир, но и прежде всего - Лаар. Он позаимствовал идею у бельгийцев: у шкатулки появился сложный музыкальный механизм с тайными отделениями, которые не бросались в глаза и о которых знал только обладатель. Шкатулка была сделана из слоновой кости, украшенной драгоценными самоцветами, привезенным с востока. Когда шкатулка открывалась, то из нее появлялась балерина и начинала танцевать под музыку. Но главная и неповторимая черта этой шкатулки – тайные отделения, где можно было хранить секретные послания. И самую главную здесь роль уже начинал играть Я! - ключик. Ведь Я храню письма, память хозяев и их секреты. Нет меня - и нет памяти. Потеряешь меня, значит потеряешь абсолютно все. Теперь Я - поверенный в тайны любви!. И ведь не каждому Я дам доступ к тайне человеческого сердца и души. Да, хочу сказать, Я не из золота, в этом моя индивидуальность. Меня мастер изготовил из серебра, при этом не пожалел бриллиантовой крошки. Алонзо изготовил шкатулку и меня за одну ночь. В одно из отделений он положил письмо, которое были предназначено Лаар. В своем письме Алонзо признавался в чувствах к Лаар, просил ее ответной любви, просил руки и сердца. Но он понимал, что этому не суждено сбыться! Лаар была представительницей знатного рода. Теперь же Алонзо мчался из мастерской в Тоомпеа, к дому господина Айвара и его дочери Лаар, чтобы представить свое творение. - Откройте! – постучал Алонзо - Это вы!?– спросил господин Айвар - Я принес шкатулку! Она изумительна и изящна, но судить, конечно, вам, – отвечал Алонзо. - Сейчас посмотрим, что за работа. Лаар! Иди к нам. Смотри, что есть для тебя! - Лаар, как тебе работа? - Отец! Шкатулка великолепна, а ключик, наверное, получен из рук ангела, – отвечала, завороженно глядя на шкатулку, Лаар. - Моей дочери нравится. А для меня главное это! Держи свои деньги. Можешь быть свободен, – проговорил господин Айвар. - Но…– робко проговорил Алонзо, - вы позволите остаться с Лаар наедине. Мне нужно кое-что показать. - Ладно, только ненадолго, – недовольно пробормотал господин Айвар и вышел. - Лаар, мне нужно вам многое сказать. В этой шкатулке есть несколько секретных отделений, где можно хранить свои тайны, но главное - вам будет нужен этот ключик. Именно он является хранителем. Вы сможете надежно укрыть все, что так дорого вашему сердцу. Однако он сам выбирает себе хозяев, и вам придется подобрать к этому «ключику свой особый ключик». Иначе у вас ничего не получиться. Те тайные отделения словно тайные уголки человеческого сердца, к которым нужен свой пароль. А теперь мне надо уезжать обратно. Прощайте! После этих слов Алонзо ушел, отдав меня хозяйке. Поначалу она просто любовалась мной и шкатулкой: утонченность шкатулки, изящество балерины и блеск моих бриллиантов пленили ее сердце. Но вот Лаар набралась смелости и заглянула в те тайнички, о которых ей говорил Алонзо. Она нашла его послание…Она читала и перечитывала. Сколько много было тепла и нежности в строках! Никто и никогда не писал ей подобного. Прошли годы…Лаар вышла замуж за барона и родила ему детей, но всю жизнь она хранила шкатулку с ключиком. И никто и никогда не узнал ее тайну, я же надежный хранитель! Шкатулка наполнялась драгоценностями, но главная драгоценность была надежно скрыта. Знаете, с Лаар было так отрадно! Мне было приятно чувствовать прикосновения ее тонких, нежных пальчиков. Я был ее сокровенной тайной. Она постоянно прятала меня от взоров других людей. Она нашла ко мне подход, а я отвечал ей взаимностью. Мы были с ней одной частью целого, но, к сожалению, ничто не вечно…. Сменяются поколения, эпохи, правители и даже страны. Многое изменилось! Сколько чужих рук прикасались ко мне! Я помню, как меня чуть не сломал какой-то офицер: очень хотел открыть шкатулку, а я не подчинялся. И он не знал, что делать! Я помню многих, кто пытался ко мне прикоснуться, но я никогда не забуду Лаар - мою единственную госпожу! Среди всего людского потока только она нашла ко мне подход! Сейчас шкатулка у новой хозяйки…на хуторе близ Нарвы. Она досталась по наследству. Каждое утро хозяйка доит корову, кормит скотину и ухаживает за своими детишками. Её муж содержит скобяную лавку. Шкатулка давно запылилась, я уже потемнел, никто меня не чистит и не знает, что я из серебра. У балерины сломана нога, а сама шкатулка потеряла свои камушки. Но мы не ропщем на судьбу! Только если случайно солнечный свет коснется меня, душа моя вздрагивает и плачет: «Где ты, Лаар!» Бирюков Григорий. Ночь в классе I Любой человек знает, насколько тяжело приходится каждому телефону каждый день. Мы его достаём из кармана, сумки или портфеля, в среднем, каждые 10-20 минут. Телефон является уже частью каждого человека, особенно человека младшего поколения. Можно считать, что современный мир разделился на две «религии»: АЙФОтолики и АНДРОсульмане (соответственно, люди, обладающие айфоном, и те, у кого телефон на ОС андроид). И путешествовал наш айфон целый день. (Далее речь будет идти уже из «уст» самого айфона, знаменитого западного ГАДжета) II Утро, 6:58. Ооой, как мне страшно каждое утро включать ему будильник, каждый раз он всё сильнее жмёт на экран, чтоб его выключить. Как бы вообще в стену не закинул. Ладно, деваться некуда, а то если не прозвоню, точно закинет… Фух, не закинул, значит утро удалось. 8:30. Вот я уже в его портфеле, среди книг и тетрадей, похоже, опять в школу идём. А у него контрольная сегодня, а он «ВКонтакте» весь вечер вчера чатился. Ой, не к добру это… Что-то холодно, думаю, может отключиться, как мои младшие братья при лёгком морозе, пусть понервничает. Хотя ладно, не буду, не зверь же я какой-нибудь, а всё-таки айфон седьмой, не новенький, конечно, но айфон, перед друзьями ещё «понтануться» может. 8:45. Ура! Тепло. Пришли, наверное. Ага. Контрольная-то у моего горе-хозяина на первом уроке, а он не учил ничего, ой, бедой пахнет. 9:07. Ну точно. Лезет в портфель, сейчас списывать будет. Посмотрим, что набирать будет. Ага, Яндекс, ага, поисковая строка, ага, «жмакает»: «составляющие желудочного сока челов». Боже мой! Что за крик?! Ну ясно, попался. Вот, платы зелёные; разрази меня, процессор, придётся в ящике учительского стола лежать, похоже, что долго. Ой-ёй-ёй! Сильно-то как кричит, говорит, что родителям только меня отдаст. Ну всё, теперь я часа на 23 здесь застрял. Надо переходить в режим сна. III И снятся нашему седьмому айфону сны непонятные и несвязные. За всё время, проведённое в столе учителя, приснилось ему 210 снов (иначе говоря, 1024). Ну сами поразмышляйте, что может присниться айфону, да к тому же седьмому. (Я надеюсь, что после прочтения того, что я напишу, меня не отвезут в «Кащенко». Но если поразмышлять, то автора темы данного сочинения не отправили, значит и меня не отправят). Сны будут, несомненно, об усовершенствовании технологий создания «ГАДжетов», о захвате мира сего искусственным интеллектом и многое-многое другое. Итак, не будем пересказывать все сны нашего знакомого седьмого айфона, а перейдём к тому, который нас больше всего интересует, а именно, третий. IV В скором времени нужно будет задуматься о новой виртуальной вере, а люди, вошедшие в неё, будут звать себя нововерами или прогрессверами. Нужно будет создать храм, для входа в который нужно будет ввести логин, пароль и нажать на клавишу «Ввод». Вот вы и в храме! Исповедоваться можно будет в чате или написать личное сообщение на форум батюшке, провайдеру слова Божьего. Для того, чтобы помолиться, нужно будет один раз «кликнуть» на иконку. Ещё вы можете загрузить видео с молитвой на Ютуб и разместить ссылку на блоге Господа, но нужно будет произнести фразу: «Да очистится реестр твой, да покинет тебя синий экран». Покаяние будет производиться двумя кликами на иконку. Чтобы описать свой грех, нужно «кликнуть» на поле «Ваш грех», написать цифры и буквы, которые увидите в «капче», и нажать на кнопку «Покаяться». Вы сможете проголосовать за понравившиеся грехи. Обладатели грехов, набравших наибольшее количество лайков, смогут получить ссылку на очищение. На сайте храма прогрессверов также будут опубликованы заповеди: Люби отца и материнскую плату свою. Держи «мыло» в скрытности, а «мышку» в чистоте. Почитай святую троицу: контрл, альт и делит. Главная заповедь игрока: если ударили по левой – отпрыгни и врежь из лазерной пушки. История сотворения мира сего будет состоять из старого и нового модемов. В первый день Господь создал калькулятор и сказал: «Круто! Но тетрис не поддерживает». На второй день Он создал электрорынок: купил там «материнку», память, процессор, видеокарту; собрал «компуктер», наутро скачал «Майнкрафт» и играл в него шесть дней. Вечером шестого дня Господь отвлёкся от игры и сказал: «Ёлки зелёные, я ж работу не выполнил!». И в ночь с шестого на седьмой день сотворил Господь свет и тьму, солнце и луну, звёзды, планеты, животных, растения и двух юнитов, мужчину и женщину. Глянул Господь на всё вокруг и сказал: «Брошу майнкрафт! Буду в эту стратегию играть!» О, чудо! Меня достали из стола и вернули моему никудышному хозяину. Уж либо уроки учить, либо списывать уметь надо. Да уж, и не научишь ведь его, испугается, что с ним айфон заговорил. Эпилог Да уж, хозяин мой больше не списывает, в школе я ему оказался не нужен. Что же мне делать... Надо бы вспомнить, что мне снилось, когда я лежал в столе. Таааак-с. В первом сне – захват мира, как в терминаторе, во втором снилось, как интернет-связь вышла на межгалактический уровень. О! А третий меня уже больше интересует. Сканирую воспоминания, отправляю в главный сервер «Эпл». И буду ждать ответа сервака, авось и создадим провайдер слова Божьего. *Рассказ Григория Бирюкова снят с конкурса за плагиат. Вершинина Александра. И я побежал… Свет. Думаю, именно он тогда помешал моему триумфу. Я не увидел ни одного лица, над которыми надеялся почувствовать превосходство. Хотя свет и вел себя вполне предсказуемо - никаких резких ударов в глаза или неожиданной ослепляющей силы - все же пришлось зажмуриться. Выглядело, наверное, очень глупо. Мне что-то говорили… Затем чужая влажная ладонь сжала мою. Я бы и этого не запомнил, не будь таким нетерпимым к потным рукам. Еле сдержал себя, чтобы не вытереть ладонь о ткань брюк. В другой руке почувствовал мой повод для радости. Но повод для торжества – это не само торжество, верно? В своих воспоминаниях об этом моменте всегда думаю о громких аплодисментах. Я их не помню, но не могла же стоять тишина? Когда мы вышли из зала, я понял, что влажные ладони, прикосновения, которые я до сих пор ощущал, не главная проблема вечера. «Каково быть лучшим?» - три раза я слышал этот вопрос в душном, забитом людьми коридоре. Я попытался сказать им, что не «лучший». Они криво усмехались и ждали удачного продолжения после не столь удачной шутки. Хотелось бы сказать, что никчемный вопрос предполагает никчемный ответ, но это было бы бестактно, а мы сегодня уже говорили о том, как нужно поступать с вещами, к которым применимо это слово. Я же «лучший», где моя власть над моментом? На остальные вопросы приходилось отшучиваться. Большой харизмой я не обладал, все выходило как-то ломано: попытки придумать нетривиальный ответ отнимали слишком много времени и не окупались кислыми полуулыбками журналистов, а выражение моего лица в те моменты, наверняка, оставляло желать лучшего. Не умею делать вид, что мне нравится общество людей, когда хочется из него бежать. И делать умное лицо тоже не умею. В глаза били вспышки. Интересно, каково это – фотографировать человека со статуэткой «Лучший фотограф»? Хоть кто-нибудь из этих громких, бестактных корреспондентов чувствовал всю тяжесть ответственности, возложенной на него? Скорее наоборот - складывалось ощущение, будто фотожурналисты были до такой степени расстроены решением судейской коллегии, что решили ослепить меня. Идея была бы хороша, но они опоздали на пару веков – фотограф-инвалид получил бы еще больше наград, их сейчас в основном только за «несчастья» дают. С каждым новым бойцом в нелепой веренице слов, которым я и сейчас не рад быть хозяином, во мне все чаще отзывалась зависть к чудесной страусиной жизни. Поймав мой взгляд, Она сразу все поняла. Она приобняла меня за плечи и вывела из душного коридора на улицу. Народу не слишком убавилось, но дышать стало легче. - Что думаешь? – спросила Она достаточно громко, чтобы я мог услышать. На Её реплику я лишь повел плечами, не зная, чего Она ждет. - Как себя чувствуешь? – продолжала Она сыпать вопросами, так что мне волей-неволей в голову пришло отвратительное сравнение с журналистами из тесного коридора, который мы едва успели покинуть. - А как я должен себя чувствовать? – отвечать вопросом на вопрос, конечно, подло, но чего вы ждали? Мы медленно начали пробиваться через гомонящую толпу. Приз «болтался» в руке, потеряв остатки былой привлекательности. Одно это должно было дать понять всем окружающим, как я рад своей победе. - Ты ведь лучший! – даже из Её уст это слово резало слух. – Ты хоть представляешь, сколько людей мечтало бы оказаться на твоем месте? Ты на вершине! Её голос был неуместно торжественен. Я не хотел отвечать и решил занять себя чем-нибудь другим. Решил подстроиться под Её шаг, как любил это делать раньше, но она все время нарушала ритм, то запинаясь, то подворачивая ногу (почему-то постоянно правую), то делая шаги чуть шире, то сокращая, то учащая их. Одним словом, я именно в тот момент понял, что такой ритм мне совершенно не подходит. Тогда я нашел другой источник развлечения - звук: я решил сосредоточиться на частоте биения собственного сердца. - Не думаю, что чувствую себя соответствующе, – пробормотал я как-то совсем тихо. – Может, проблема в том, что воздух разреженный? – пошутил снова неудачно. Она не знала, как отреагировать, у нас часто такое случается. Я всегда понимаю это по тому взгляду, задумчивому, немому, замершему, направленному немного в сторону, чтобы я не увидел, как еле заметно мечутся зрачки, выдавая легкое волнение. Она нередко прибегала к этому взгляду, надеясь, что такой вид делает Её похожей на человека, пытающегося проникнуться мыслью другого. Но мы оба знали, что она пряталась, и я не стал ее тревожить. В чем-то Она, конечно, была права. Я должен был почувствовать хоть толику той радости, которую ждал, на которую надеялся, представляя себя победителем. И наконец, я здесь, «лучший», как говорят все наперебой. Только вот не чувствую ничего. «И не жду от жизни…». Но мне не нужен покой, я жду бури. Жду эмоции, которая разбудит меня. «И если это моя цель, – думал я, чеканя шаг в ритм ударов сердца, - если я хотел почувствовать жизнь, то выходит, я совсем не справился. Мое главное поражение - в день значимой (не для меня) победы. Быть может, выше головы не прыгнешь?» Но совершенно неожиданно я услышал фразу, содержание которой уже точно не помню. Могу сказать лишь, что она была так же нелепа, как и все, что бессовестно вырывается людьми из контекста. Я не сразу понял, что заставило мое сердце замереть, а после - мгновенно ускориться, сбившись с частоты шага. Я оглянулся, пытаясь отыскать в толпе того, кто сказал это, – взгляд скакал с одного равнодушия на другое. Я стал чаще и глубже дышать. Захотелось рассмеяться, но я знал, что не умею смеяться красиво, и позволил себе лишь косую ухмылку, из которой все же невольно выползла улыбка. «В чем дело?» - спросила Она меня. И я понял. Речь того человека не была похожа на Её речь, как и на речь кого бы то ни было еще. Из всех людей, которых я встречал за последние пару лет, никто не говорил так - быстро, неясно, глотая окончания. Эта речь неслась бушующим потоком грязной реки. Она рвалась на свободу, круша преграды и хлипкие мостики смыслов. Люди, которые говорили так, редко успевали оценить то, что именно они несли в своем потоке, и потому никогда не приходилось сомневаться в их искренности, но и не стоило удивляться грубости. Это речь, обладателем которой я был когда-то, и речь, от которой я давно отвык. Я услышал ее и проснулся. Я вспомнил запах – мазут и пихта; я вспомнил цвет – рыжий и синий; я вспомнил, как улыбалась мама. Глубоко дыша, я ускорил шаг, чтобы вновь попасть в такт своего сердца. Она поспешила за мной, поглядывая на меня и ожидая ответа на свой вопрос. Лицо Её выражало недоумение. И этого я совсем не понимал. Какое может быть недоумение, когда мне так легко дышится? Когда я слышу, и помню, и чувствую все, словно я действительно на вершине. Нет, не на снежной вершине горы, где каждый новый вдох дается тяжелее предыдущего. Я был на самом верху укрытой лесом сопки, когда вокруг шумела жизнь, никак от меня не зависящая. Но я зависел от нее. И жизнь это знала. И жизнь это пела. Хотел бы я сейчас увидеть свою кардиограмму. Как высоко могут взлететь импульсы моего сердца? Захотелось бежать, но я знал, что во время бега выгляжу нелепо. И я побежал… Гаврилин Евгений. Карты прошлой жизни Гадалка сидела за столом и тасовала колоду. Зачем я заглянул сюда? Не знаю, наверное, от безнадёжности. К магам, ведьмам и колдунам всегда идут, когда ничто не может помочь, а вывеска на разноцветном шатре, стоящем посреди ярмарки, как раз и обещала решение любых проблем. Как это иронично со стороны судьбы - ещё пару дней назад я насмехался над всем этим нищим, простым людом, а сейчас сам оказался на дне. Моя кампания разорилась, и на мне осталось куча задолженностей и кредитов. Из квартиры меня выселили, девушка ушла, в новом кредите отказал банк. Жизнь стремительно покатилась по наклонной. - Тяни! - голос гадалки вырвал меня из плена воспоминаний. Старуха протягивала мне веер из карт. Я выхватил одну из них и перевернул. Тройка Кубков. Перед моим взором вновь поплыли воспоминания. Вот я поступаю в институт, я лучший на всём потоке. Вот открываю собственный бизнес, который почти сразу приносит большую прибыль. Куча друзей, и я душа компании. Всё идёт хорошо, жизнь удалась, и я безмерно наслаждаюсь ею. Вытягиваю вторую карту. Перевёрнутая Колесница. Я посреди огромной прерии. Вдалеке виднеется спокойный колониальный город, куда меня назначили. На солнце становится жарко, но я наслаждаюсь этой жарой – ведь в родной северной Америке даже летом не особо тепло. Мне нравится это место. Третья карта ложится на стол. Я невольно вздрагиваю при виде неё. Перед глазами проносятся бары, клубы, шумные попойки в компании друзей. Родители пытаются уговорить прекратить разгульную жизнь, заняться, наконец, делом, помочь деньгами семье. С гневом рву письмо и бросаю его - не желаю больше иметь со своей роднёй никаких дел. Ещё одна карта. Перевёрнутый Суд. Я стою перед толпой народа с петлёй на шее. Движение - и мое тело бьётся в предсмертных судорогах, пытаюсь вдохнуть, но ни черта не получается. Тьма... Я ошеломлённо смотрю в глаза гадалке, по инерции продолжая учащённо дышать. На шее ещё осталось ощущение давящей верёвки. Что это было? - Все ошибки идут из прошлого, а в твоём случае - и вовсе из прошлой жизни,- чарующий грудной голос словно доносился из глубины веков.- Исправь их, и теперешняя твоя жизнь тоже наладится. Ты знаешь сам, что надо сделать. А теперь посмотри внимательно в глубь этого хрустального шара! Она указала тонким смуглым пальцем на прозрачный шар, который был наполнен разнообразными вкраплениями и причудливо преломлял свет. Реальность начала расплываться... Очнулся я, стоя на мостике, ведущем на пароход. В этот момент я и вспомнил свою встречу с гадалкой, но были и другие воспоминания, о другой жизни. - Молодой человек, вы будете проходить вперёд или нет? - сзади меня окликнула женщина. Я заторможено перевёл взгляд на неё, затем кивнул, потом замотал головой и сошёл обратно на берег. Надо было принять решение. Я ещё раз посмотрел на пароход. Столько возможностей прямо тут, рядом, достаточно лишь сделать шаг. Но нет, развернулся и пошёл обратно - бред это или нет, но я должен разобраться. Разобраться, прежде всего, в себе. Дом, в котором я жил, стоял на тихой улице и был невысоким - всего в два этажа. Вернувшись, я открыл дверь, поднялся по лестнице и сел в кресло, стоящее в гостиной. И так, как нам проверить, бред у меня или всё это имеет место быть? Может... Я спустился вниз и открыл почтовый ящик - так и есть, в нём было письмо от родителей. "Дорогой сын..." - это пропускаем, читаем дальше, - "просим тебя наконец-то одуматься и заняться делом, нам уже надоело, что на тебя постоянно приходят жалобы. Ты позоришь честь нашей семьи..." - ну, как всегда они начали с нотаций, когда было иначе? Я продолжил читать и выронил письмо из рук: "Также хотим попросить тебя о помощи. У тебя несколько лет назад родилась ещё одна сестра, которую мы назвали Марией, и пусть ты так и не приехал посмотреть на неё, хотя мы тебя очень ждали, всё же просим тебя прислать хоть сколько-нибудь денег, потому что отца уволили с работы, и мы сейчас находимся в крайне бедственном положение..." Значит, правда, и все эти воспоминания о гадалке тоже имеют место быть! Карты же говорили, что родители будут просить у меня денег в письме... Машинально собрав необходимые вещи, выбежал на улицу. Надо ехать к родным! Я вскочил в такси, отдал деньги и попросил ехать на железнодорожный вокзал. Поезда сейчас не дешёвые, но главное, что это самый быстрый вид транспорта, да и причина у меня достойная. Я ещё не окончательно свыкся с мыслью, что все эти видения - реальность, но мозг уже лихорадочно работал, переваривая новую информацию. Наконец, мы остановились, я выскочил из машины, забежал в двери и попросил билет. Кровь билась в висках. - Извините, но билетов на этот поезд больше нет. Вот же чёрт! - А когда следующий? - Через пять часов. Чёрт, чёрт, чёрт! Не знаю почему, но ждать не мог. У меня было странное предчувствие, что надо спешить, а как показала практика, предчувствиям надо верить. Но что делать? Я выбежал на улицу. Поезд - это самый быстрый сухопутный транспорт на данный момент, а второй... Лошади! Точно! Я подбежал к ближайшему постоялому двору. Ну, точнее не к самому двору, а туда, где были привязаны лошади. Одну из них как раз сейчас собирались освобождать от седла два молодых конюха. Я добежал до них, выдохнул, вскочил на лошадь и пустил её галопом. Сзади что-то кричали, но мне не было дела до них. Главное - успеть. Как только мы выехали за городскую черту, я замедлил ход лошади - ехать было ещё далеко, а если эта кобыла издохнет, из-за того что я её загнал, найти новую мне будет негде. Путь мой пролегал по большому тракту посреди бескрайних полей. Чувство того, что мне нужно спешить, то слабело, то накатывало с новой силой. Иногда я делал короткие остановки, ел и пил, чуть-чуть спал и снова пускался в путь. Под вечер второго дня я увидел окрестности знакомого с детства городка и невольно ускорился. Моя семья происходит из маленького городка, расположенного на самом краю штата. Отец работает, а точнее, работал на одного производителя оружия, преимущественно ружей и револьверов, мать трудится швеей в ателье. Ещё у меня два младших брата и три сестрички - одна старшая и две младших. Я подъехал к родному дому. Давно я тут не бывал, и оказывается, многое изменилось. Фасад обветшал и покрылся во многих местах мхом, табличка, на которой раньше гордыми буквами значилось "Дом семейства Элленберг", сгнила, старый дуб, который я так любил, срубили, а от маминого цветника, которым она так гордилась, остался лишь жалкий куст роз. Рука замерла на полпути к двери. А впустят ли в родной дом, обрадуются или нет? Я же почти с ними не общался, на письма не отвечал... И всё-таки даже если не откроют дверь - пусть! Я должен хотя бы попытаться. Дрожащей рукой постучал в дверь, и через несколько минут мучительного ожидания, когда я уже готовился уходить, её открыли. - Молодой человек, что вам надо? - на меня поглядела усталыми глазами старушка, в которой я с трудом узнал мать. - Мы же говорили, что всё уплатим, неужели так сложно подождать? - Ма... - я выдохнул, с шоком рассматриваю ту женщину, которая стояла передо мной. Где её царская осанка, гордый профиль и та элегантность, что делали её самой красивой женщиной города? Её как будто... сломали. - Джеймс... - в глазах промелькнула тень узнавания, - ты вернулся. - Конечно, вернулся, я же должен посмотреть на свою сестрёнку, - улыбнулся я и прошёл в дом. Внутри дома тоже стало менее красиво и уютно - время не пощадило ничего. Многочисленные отцовские награды, статуэтки и милые безделушки пропали с полок, на них был заметен лишь налет пыли - раньше мама всегда трепетно относилась к уборке и чистоте в доме. - Ну же, проходи, сейчас провожу в комнату... - мама явно была в растерянности. - И кстати, я вам тут деньги, которые вы просили, привёз, - сказал я, протягивая конверт. Она молча взяла его и прошла в гостиную. - Ну, так что, и где моя сестрёнка? - я с нежностью поглядел на мать. Та словно вынырнула из своих мыслей, встала и приоткрыла дверь в одну из комнат. Там, в кроватке, лежала маленькая девочка с пронзительными голубыми глазами и играла в тряпичную куклу. Она радостно улыбнулась мне. Реальность начала расплываться. Очнулся я, лёжа на столе перед хрустальном шаром. Гадалка внимательно посмотрела на меня и сказала: - Ну, вижу, что всё правильно сделал. С тебя три тысячи, - и протянула руку. Я, всё ещё не отойдя от шока, протянул ей несколько купюр. - Кстати, рекомендую тебе ещё раз узнать насчёт кредита, - сказала она, когда я уже выходил. Кивнул и, откинув штору, которая закрывала проход, вышел. Жара, конечно, чудовищная. Внутри машины было просто невыносимо дышать. Обливаясь потом то ли от жары, то ли от волнения, я завел машину и поехал. Притормозил и оглянулся, но на том месте, где стоял чёрный шатёр с узорами, было лишь пустое место. *** - Так вы одобрили моё прошение на кредит?! - Да, оказывается, в нашей базе данных была допущена ошибка, но теперь мы всё исправили. От лица руководства банка приносим вам свои искренние извинения! Эти слова повергли меня в шок! Честно говоря, я ничего особого не ждал, когда вновь пришёл в банк и попросил уточнить решение о моём прошении. В последние дни я здесь почти дневал и ночевал, и вряд ли что-то могло измениться насчёт кредита, чего я не знал бы. Но эти слова стали для меня шоком... - Ага, большое спасибо вам... - я всё ещё не мог отойти от переполнявшего меня чувства восторга. Нашёл взглядом бейдж сотрудницы: - Большое спасибо, Лилия, за хорошие вести! Так, стоп. Ещё раз прочитал надпись на бейдже. Ошибки быть не могло, передо мной стояла Лилия Элленберг. Я с изумлением посмотрел в голубые пронзительные глаза. Вот же..! - Ещё какие-то вопросы, мистер? - она вежливо взглянула на меня. - Нет, нет, спасибо... Я оглянулся на неё и торопливо вышел. Бывают моменты, которые меняют всю твою жизнь. Меняют тебя. Посмотри на себя в зеркало - это картина твоей жизни. Седая прядь - смерть родного человека, ты тогда ещё полгода ходил замкнутый в себе... А вот морщинка на лбу, напоминающая о бессонных ночах перед экзаменами. Или вот ещё: маленький, почти не заметный шрам - воспоминание о шалостях в детстве. Каждый день меняет нас: делает мудрее, умнее, заставляет замкнуться в себе или наоборот - улыбаться каждому случайному прохожему. Посмотри на себя в зеркало. Кого ты видишь? Гладышева Наталья. Особенный человек Телефон!.. Желанная коробочка с набором цифр, шкатулка магического общения!.. В северном поселке устанавливают это чудо цивилизации! Теперь подруги- семиклассницы будут связаны беспрерывно! Шутить, планировать, мечтать, советоваться, судачить о том и сем... Лежит на диване Светка. Счастливая. Глядит в потолок с голубыми от синьки разводами и ждет звонка. И вот шквал мечтаний нарушает долгожданное дрыньканье. - Светка, ты? Говори громко, ничего не слышно. Наконец-то нам установили телефон! Что делаешь? Уроки- то - всё? -Нет, еще не садилась. Я только еще посуду удосужилась помыть, подмела пол, а сейчас ждала твоего звонка. А уроки - вечером всенепременнейше сделаю... - Как здорово! Ты ко мне приди. Позвоним кому-нибудь! - Теперь болтать по телефону можно... Интересно жить на белом свете! С подругой Светке повезло. Они–не разлей вода. Во всем у них мир и согласие, полная гармония. Вдохновленные березкой, распустившей фейерверк золотых кругляшей над береговой кручей, записывают в блокноты свои первые литературные опусы... Творческий процесс нарушают кукушкины прогнозы на жизнь: раз, два...двадцать...Срываются с места –и наперегонки в лес за листьями для осеннего гербария... Зимним утром Светка, по-солдатски собравшись в школу, наспех допивает чай с неизменным бутербродом с маслом, а Валька уже открыв дверь, впустив в дом клубы холода, отряхивая свой заиндевевший воротник, стоит на пороге и преданно ждет. Взявшись под руки, они спешат через снежные заносы в школу, садятся за одну парту, вместе перелистывают страницы учебника, вместе несутся в холодный школьный буфет, где выстаивают огромную очередь и за медяк покупают стылый чай и булочку, потом вместе возвращаются из школы, провожая друг друга по нескольку раз. По распоряжению небесной канцеляри намело гигантские барханы - высчитывают шаги будущих лабиринтов снежной крепости. По дорогам побежали поземки- метели - они, раскрасневшиеся от пронзительного северного ветра, разворачивают простыню, в надежде, что ветер перемен и самодельный парус рывками понесут их ввысь, в самые небеса... Планов, дел - невпроворот! Валька, беспечная веснушчатая хохотушка, - центр внимания в семье, ее носят на руках, оберегают от домашних трудов. Другая судьба у не по годам серьезной Светки: когда два младших и два старших брата, не забалуешь. Неизвестно еще, кто лучше: те или другие. Одних из садика забрать, накормить, доглядеть за ними, а другие – носки, штаны разбросают, на столе посуду оставят, вещи им постирать-погладить... Да еще и недовольство сестренке выкажут! О себе Светка думает в последнюю очередь, поэтому её отличает как бы извинительное отношение к окружающим, в любой ситуации она как бы скраешку... Вальке покупают только что входящий в моду дипломат, и Светка вырёвывает себе такой же. Они уже на зависть всем носят одинаковые резиновые сапоги, случайно попавшую в поселковый магазин спортивную форму в двойном количестве, купленные к 8 Марта цыплячей фактуры кофточки, с гордостью достают из недр неказистых дипломатов деревянные лаковые пеналы с яркой крышкой, щелкающие шариковые ручки... А теперь вот еще и телефонное несмолкание! Красота! Живут две фантазерки - мечтательницы дружно. Одно смущает Светку: тетрадки по русскому языку после диктанта. У подруги 5, а у неё 3, а то и 2. Как Валька умудряется писать без ошибок? В отличие от своей загруженной делами, но успевающей поглощать книги подружки, и не читает почти, и особо не надрывается с домашним заданием? Зато Светка умудряется с легкостью, без всяких усилий решать примеры и задачки. Валька же на математике у доски выглядит как поверженный на поле грозной сечи или ссыльный на каторге в рудниках. Однажды, после контрольного диктанта по русскому, Светка в очередной раз увидела красноту учительских исправлений... Закадычная подруга радостно показала свою пятерку. Показалось Светке, даже как- то злорадно... И обладательница двойки затаила обиду... Не на учителя, не на себя - на свою верную и единственную Вальку! Твердо решила её, что называется, на место поставить. Раз и навсегда. Можно было «объясниться» по телефону, но спланировала отчего- то письменно. Оправдала себя, что в письмах больше искренности, «исповедальности», как сказала им однажды учитель литературы. Дома, пока все спят, пишет: «Валька! Знаешь, ты по математике - полный ноль, не решаешь элементарных примеров, не можешь выучить таблицу умножения, ты глупа, без царя в голове» Откуда в её речи появился этот «без царя в голове»? Видимо, решила блеснуть «красным словцом». Утро следующего дня не предвещало беды. Валька, как обычно, возникла в дверях и одарила Светкин коридор волной зимней свежести... Уничтожь Светка свое ночное послание, жили бы девчонки как обычно. Но где- то на переменке, неизвестно на что Светка рассчитывала, незаметно подложила записку в Валькин портфель. После занятий подружки долго провожались на виду у всего честного народа... Что тогда Светка чувствовала, не передать никакими словами... А вечером... Телефонный звонок прозвучал как приговор. С дрожью в сердце Светка берет трубку, предчувствуя неминуемую беду. Слышит крикливый голос... Валькиной мамы: «Света, ты так обидела нашу дочь?! Еще подруга называется! Ребенок ревет! Чтоб больше я тебя не видела с Валюшкой!» И разобиженная женщина бросила трубку. Кругом пошла голова, наступила полная растерянность... Думает: «Валька пооткровенничала с мамой!? Да как она смогла так предать меня?! А вдруг моим родителям скажут?» Светкины родители, обычные деревенские трудяги и серьезные семейные люди, по головке бы за такое высокомерие не погладили... Упаднические мысли не покидали горемыку очень долго. На следующий день в жизни Светки наступило полное затишье. Отстранение от говорения. Замолчал телефон. Светка, и без того чувствующая полную пустоту, растерянно разглядывала записку, подброшенную в дневник, с почерком подруги: «Нужна ты мне, как зайчику пятая лапа!» Думает: «А что ты хотела? Благодарственное письмо получить от подруги?» Домашние заметили вялость, задумчивость Светки... И в классе не ускользнуло от всеобщего внимания отчуждение девчонок друг от друга. Стали интересоваться, что случилось: сидят поврозь, избегают друг друга, как чужие люди. Поначалу было непривычно дико, некомфортно Светке, ужасно не хватало общения, словно дышать нечем стало. Рухнули все планы и намеченные до ссоры прожекты. Подхватить бы Валькину под руку по привычке, но... Светка и не думала о долгом разладе, но обида оказалась очень глубока. Прошел месяц, иссяк другой, но они только все больше отдалялись друг от друга. Светка на радость всей семье окунулась с головой в домашние хлопоты, даже начала привыкать к новому своему положению. Семья - отлично, а друга Вальку - уже не вернуть никогда? Одиночество? Прошло месяца два после ссоры, наступила звонкая весна. Повисли за окном стеклянные сталактиты, свесились гирляндами лучезарные сосульки. Днем, только потеплеет, брякают ледышки, разбиваясь о подоконник. А ветер по-доброму нежно ласкает лицо, легкий солнечный припек норовит оставить загар на лице. Учитель биологии, искренне переживающая разрыв, предложила поссорившимся одноклассницам провести в домашних условиях первый самостоятельный опыт: вырастить лук на свету и в темноте. Светка схватилась за это задание как за спасительную соломинку. В голове мгновенно мелькнула слабая надежда на долгожданное примирение. Как в тумане робко набирает Валькин номер. Звонит. Страшно. Вдруг она бросит трубку. Тогда все. Не сможет она пережить разрыв! Нужна ли она, простила ли, возможно ли вернуть былую дружбу? Перехватывает дыхание. Нервы как натянутая струна. Трубку берет Валька. Удивление сменяется радостью. - Светка, ты? Говори громко, ничего не слышно. Опыт? У меня на окне в стакане луковичная стрелка появилась!.. А ты давно опыт поставила? -Нет, недавно, у меня ничего не появляется… -А ты ко мне приди! Мы твою луковицу на мое окошко поставим. Я ждать тебя буду. - А можно? Не поздно?! -Конечно, приходи, я тебя потом провожу!.. И Светка, не застегнув пальто, несется знакомой дорогой.... Незабвенная история из далекого детства... Много лет, даже сверх отпущенных, отсчитанных кукушкой, прожито, много воды унесла та река, где нарядная береза устраивала торжественный салют... Нет уже и березы, нет и кукушки... Но памятным остался тот миг, когда дитя, предавшее дружбу, а потом прощённое, летит на крыльях счастья. К другу. Радостный и восторженный миг! Человек, имеющий друга,- особенный... Гончарова Олеся. Никому не нужны Вглядываясь в удивительно чистое небо, я счастливо улыбаюсь и жмурюсь от ласковых золотистых лучей солнца. Меня окружил аромат цветов и зелени, принесенный легким ветром. Прикрыв на мгновение глаза, я делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями и закрепляя этот приятный момент в своей памяти, а после нарочито медленно выдыхаю и решительно иду по изученному пути. Подбегая к месту встречи, замечаю три такие знакомые фигуры. Первая из них высокая в яркой одежде и с волосами цвета карамели энергично что-то показывает руками, при этом громко смеясь. Вторая фигура с длинными волосами цвета шоколада в своем образе придерживается простоты и удобства. Она внимательно смотрит на собеседников, временами посмеиваясь. Самая маленькая из фигур с темными, плавно спадающими на плечи волосами в свободной темной одежде, кажется, думает о своем. Радостно машу рукой, а после подбегаю к подругам и обнимаю каждую. День как нельзя кстати подходит для мероприятий, и мы с предвкушением веселья и озорно горящими глазами начинаем шагать в сторону живой толпы и непрекращающейся музыки. По пути мы беседуем обо всем на свете, шутим и смеемся. Но атмосфера вмиг меняется, а смех стихает, когда мы замечаем незнакомого мальчика, медленно идущего нам навстречу, будто каждый шаг дается ему с трудом. Когда он приближается, мне удается его разглядеть. Волосы грязные, но аккуратно уложены, серая рубашка, в прошлом белая, изорвана и заляпана, однако бережно застегнута на единственную маленькую пуговицу у ворота. Штаны не по размеру висят мешком на его худощавых ногах, а от обуви осталось одно название. От его вида сердце больно закололо. Слезы так и просятся наружу, но я сдерживаю их усилием воли, чтобы не спугнуть мальчишку с добрыми глазами. Не в силах произнести и слова мы пытаемся сконцентрироваться на чем угодно, кроме незнакомца: нам очень не хотелось смущать его своим любопытством. -Что у тебя в кармане? - будто собравшись с мыслями, еле слышно спрашивает одна из подруг. И лишь после этих слов я замечаю, что в кармане его штанов лежит нечто объемное. Не произнеся ни слова, мальчик запускает в него руку и достает оттуда голубя, с трепетом и осторожностью его придерживая. Несчастная птица испуганно моргает глазами. Перья все грязные, местами заметны сгустки крови. Голубь очень худой и почему-то сразу напоминает самого мальчика. Мы с подругами вопросительно смотрим на незнакомца . Он вопреки нашим ожиданиям не ответил, а задал свой вопрос. -Вы идете на парад? - голос незнакомца немного дрожал, когда он говорил. -Да,-отвечаю я за всех. -Не могли бы вы показать мне дорогу? - с надеждой спросил он. Мы кивнули, не задумываясь ни на мгновение, и сразу же продолжили путь. Хотелось снова начать шутить и улыбаться, но вместо этого почему-то лишь горечь стала давить грузом, а в горле будто образовался ком. Каждая из нас в этот момент унеслась далеко в свои мысли. Так, в полной тишине мы дошли до площади, где собрался народ. Взрослые и дети, проходя мимо нас, довольно ощутимо толкались, нашептывали что-то грубое, смотрели на нашего спутника кто с презрением, кто с сожалением, но ни один не остановился. На этом наши пути должны разойтись, однако я, собрав всю свою смелость, задаю волнующий меня вопрос. -Этот голубь… Что ты собираешься с ним делать? - мальчик на это лишь мягко и измученно улыбнулся. -Сегодня на параде дают солдатскую кашу. Я поем сам и накормлю его. - мой собеседник погладил птицу по спине и вежливо добавил-Спасибо вам за помощь. После этих слов он пошел в противоположную от нас сторону. Мы, растерянные и растроганные неожиданной встречей, многозначительно переглянулись, но ничего не сказали. Все мероприятие мы думали о своем, иногда брали друг друга за руки или приобнимали, как бы безмолвно поддерживая. Солнце постепенно уплывает с неба, оживленные люди расходятся по домам, а в воздухе все еще царят веселье и атмосфера праздника. Я одинокой тенью бреду по улицам в сторону дома и понимаю, что мир в моих глазах никогда не станет прежним.
Страшно! Никогда я еще не чувствовала себя настолько бесполезной. Неужели я недостойна даже взгляда моего дорогуши? Нет, я незабываема! Его по-девичьи красивые глазки так смотрели, когда он впервые меня увидел, что стало ясно: у нас великое будущее. Тогда я представляла, как он напишет самую лучшую песню, которую посвятит, конечно, мне и сыграет ее на каком-нибудь самом важном концерте... Я мечтала об этом, когда дорогуша подошел к кассе, нетерпеливо обшарил карманы, достал несколько мятых купюр и, счастливо улыбаясь, поднял меня, одетую в тонкую дешевенькую ткань. Так началась наша совместная жизнь. Эх, сколько же дней пролетело с тех пор... Наши первые вечера не стереть из памяти. Как сейчас вижу, что он бережно подкрутил колки, ища ту тоненькую нотку, которая никак не хотела находиться, потом впервые неуверенно стукнул дрожащей рукой по свежим струнам. Металлический звон медленно разбежался по крохотной, но уютной комнатушке: я несмело поприветствовала своего первого друга. А потом дорогуша начал учиться. Долгие месяцы мы мучились от жуткого скрежета, который я издавала, когда этот непробиваемый и упертый мальчонка слабо прижимал мои чувствительные струны. И вот, когда я уже потеряла всякую надежду на воплощение всех моих мечт, случилось чудо. Дорогуша выучил и сыграл мелодию, да какую! Я восхищалась тем, как ласково, оказывается, я умею петь. Нет, нет, тогда он бегал пальцами не по металлическим ниточкам, а прямо по моему донельзя растроганному сердцу. Так я поняла: мальчишка нашел сове призвание. С каждым днем мне казалось, что он любил меня все больше. Мы вместе научились плести тончайшее нотное кружево. Когда дорогуша стал своим в мире звуков, то он сам начал создавать из него Музыку. Волшебную Музыку. Представьте баночку краски, которая неловко свалилась на бок и покатилась по белоснежному листу бумаги. За ней растеклось яркое густое озеро, медленно расползающееся дальше и дальше... Такой была его Музыка. Она волнами набегала на душу, укрывала с головой, мягко и степенно, будто боясь слишком глубоко окунуть в слегка наивные, но невероятно чарующие чувства. Я видела, как он подбирал к своим мелодиям слова. Дорогуша, бывало, садился, и через пару минут уже мурлыкал что-то веселое, вторя моему задорному пению. Иногда же его словно подменяли. Карандаш долго вертелся в руках, ломался грифель, если хозяин особо яростно выводил на бумаге резкое злое слово. Мальчонка тогда долго думал, положив голову на стол, а потом, будто очнувшись от забытья, резко поднимался, черкал что-то на листах и, немного успокоившись, брал в руки меня. В эти моменты я сдавалась его соленой и вязкой грусти и ревела, задыхаясь от боли и обливаясь слезами. Эта Музыка была особенной: она трещала, разрывалась и рычала, металась, как загнанный зверь, леденела и сгорала, умирала и снова возрождалась. Мы втроем сливались в единое целое: она, погруженный в какой-то транс дорогуша и я, полностью отдававшая себя в его власть. Так я поняла, что мои мечты точно сбудутся — то, что мы рождали, просто не могло не тронуть сотни других, похожих на нас. Все изменилось одним солнечным весенним днем. Он вышел из дома раньше обычного, что-то предвкушая. Уголки губ подрагивали, пальцы будто перебирали воздух. Уже тогда я начала что-то подозревать. Дорогуша вернулся к вечеру, держа в руках... Ее. Она была невероятна: стройный черный гладкий корпус изящно изгибался, на нем мерцали аккуратные металлические рычажки, длинный тонкий гриф манил его коснуться. Нетронутые временем струны искрились, ожидая своего первого звука. От нее веяло молодостью и свободой. Я уже видела подобных раньше. На них всегда обращали внимание, провожали восторженными взглядами, но не каждый мог позволить себе такую красотку. В сравнении с ней я была лишь уютной домашней толстушкой. Видно, так решил и мой дорогуша, резко ставший вовсе не моим. Он достал шнур, включил большой черный ящик, настроил ее. А потом стал играть ту самую Музыку, которая родилась на моих струнах! Ее звук мог быть водопадом или струйкой воды, бегущей из крана, свистом ветра, проползающим в дверную щель, или воем смертельного урагана. Теперь мой мальчик плел кружево из ее замысловатого пения. Мне никогда не было так одиноко и больно, и тогда я познала истину: мне никогда не стать и на толику такой же восхитительной, как она. Мои дни потекли в одиночестве. Забытая и преданная, тихонько стонала безлунными кошмарными ночами, стоя между стеной и шкафом и завидуя той, что заняла мое место. Я помнила дорогушу мальчиком, который, нахмурившись и тихонько возмущаясь, играл новый аккорд, несмотря на непослушные пальцы. Он повзрослел на моих глазах.. © Copyright: Мастерская Сценариста, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
