Шекспир, Глюк и ОНА
/отрывки из романа Елены Чижовой "Крошки Цахес"/
…
Она открыла проигрыватель и достала из конверта пластинку. Свела брови, подняла иглу, опустила и медленно вышла на середину.
ТАМ, ТАМ, ТАМ – как будто кто-то подходит ко мне, делает три мягких шага, издалека, их много, но как одно, но шире, чем одно. ..Её рука поднимается, открываясь, голос, её голос, но другой, какой я никогда не слышала даже по-английски, как будто не голос, что-то другое, больнее и выше, непостижимее, опустилось на звук, как игла.
..Сижу и сжимаю красные руки, свожу и развожу пальцы, сижу и сжимаюсь сь до верха, до горла, когда её голос, не голос, что-то, чему я не знаю слОва, отходит, отступает на шаг, руки опускаются, звуки разжимают мои пальцы, и ИМ, тем, соединенным в одно, удается взлететь, вырвавшись из моих красных рук, которые хотят удержать. Медленная дрожь, и там, высоко, все разрывается, как завеса, передо мною: ОНИ выпевают то, чему я не знаю слов, то, что никогда не назову.
Каблуки к проигрывателю, рука быстро поднимает иглу.
…Уже целый месяц, день за днем, я стою в голубом кабинете у доски. Она передо мной. Проигрыватель под её рукой. Она поднимает и опускает иглу. Сначала часто, почти с каждым словом, потому что мой голос не слушается, вихляет в её руке, как сковородник. Пальцы сведены, руки деревенеют, горло деревенеет, мое дурацкое горло. Все, чему научилась, – не в счет. День за днем.. её рука держит мой голос. ..мы читаем по очереди, она, я. Каждое слово – на свой звук. Когда она – в моем горле натягиваются жилы. Когда я – надо следить за горлом и лицом.
..дома вынимаю пластинку. Мой кусочек Глюка заезжен до белизны. Дальше черное. В середине будет Федино. Его будущая белизна, в середине.
Я сижу в углу, шевелю губами. Федя у доски, она напротив него. На меня не обращают внимания, и это – хорошо. Я могу слушать, когда читает она, как раньше для меня. Через неделю мои губы попадают в слова.
No longer mourn for me when I am dead
Than you shall hear the surly sullen bell
Give warning to the world that I am fled
From this world with vildest worms to dwell..*)
*)
Когда я умру, напрасно слез не лей
И знай: тягучий мрачный звон в дали
Разносит весть, что мне теперь милей,
Чем смрадный мир, могильный мир земли..
(В.Шекспир, Сонет 71, пер. К.Азадовского)
Она читает терпеливо и терпеливо переставляет иглу, но с каждым днем её лицо замыкается. Я вижу, как он старается – каждый раз вступает с надеждой… не попадает, не попадает, не попадает.. Я вижу. Он читает О СЕБЕ, О СВОЕЙ СМЕРТИ…
Через две недели она протягивает его листок мне, показывает рукой, и я выхожу. Мои скрипки – мое вступление. Федя смотрит из моего угла. Она ничего не объясняет, но мне и не надо. ЭТО _ НЕ ПРО МЕНЯ. ПРО НЕЁ, ПРО ЕЁ СМЕРТЬ. Я – ЕЁ губы. Я говорю её губами, ПРО НЕЁ. ПРО СЕБЯ Я БЫ ТАК НЕ ПОСМЕЛА. КОГО я посмела бы утешать В СВОЕЙ смерти? В ЕЁ СМЕРТИ ОНА утешает – МЕНЯ. Там только одно мое слово – for I love so**, - но оно ТАК, по-ночному моё, что я не боюсь сказать.
**…потому что я так люблю Вас… (англ. )
Она делает мне знак рукой, чтобы я молчала, и встает. Поднимает иглу и ставит на конец Фединой..
But be contented when that fell arrest
Without all bail shall carry me away
My love hath in this line some interest
Which for memorial still with thee shall stay..*)
*)
Когда меня отправят под арест
Без выкупа, залога и отсрочки,
Не глыба камня, не могильный крест,
Мне памятником будут эти строчки..
(В.Шекспир, Сонет 74. Пер. С.Маршака)
Её лицо оживает, она читает мне - про себя. Она жива, она заранее утешает меня, пережившую её смерть, потому что в этот миг она знает, что когда-нибудь мне снова придется пережить. For Ilove you so – это не её слова, мои слова, так она не может сказать. Так она не сможет сказать ещё много лет. но скажет. Do not much as my poor name rehearse**, - скажет, и потом я больше никогда не смогу повторить её имя.
**..Не повторяй моё жалеок имя.. (англ.)
Другие статьи в литературном дневнике:
