Мне стало трудно говорить.

— Уважаемые товарищи земляки, дорогие наши защитники, сегодня мы провожаем вас на защиту родины. Улыбнитесь, ребята! Улыбнитесь, мы все с вами! А, ну-ка, улыбнитесь! Отставить слёзы, мужчины!

Девчушка со звонким голоском и новой свастикой на рукаве, выложенной из полосатой ленточки, стояла на передней площадке возле водительского кресла и смотрела вглубь автобуса. На сиденьях перед ней расположились мужчины разного возраста с хмурыми выражениями лиц.

— Мы с вами не прощаемся! Мы все вас ждём! Мы соберёмся снова, всем коллективом, всем районом и будем встречать вас. Вы — наши герои, защитники! Вы встали и пошли на защиту родины, вы не струсили — этим надо гордиться! Мы гордимся всеми вами! Успехов вам, ребята! Берегите себя! Берегите друг друга! Мы все с вами! — после этих слов раздались жидкие хлопки.

— У нас всё будет хорошо! — заверяла ораторша, и я почему-то нисколько не сомневаюсь, что у них, оставшихся, точно всё будет хорошо. Ведь в их жизни всё более-менее понятно, в отличие от тех, кто сейчас слушал эти патетические речи.

— Мы будем за вашими крепкими спинами, не переживайте за нас, только берегите себя! — всё это напоминало мне сцены из патриотических фильмов на военную тематику. И девушка какая-то несовременная. Будто гостья из прошлого. Из моего пионерского детства.
— Возвращайтесь в свои семьи, возвращайтесь домой. Всё будет хорошо! — закончила свою речь девятиклассница Люба из Нижегородской области.

— Мы — мясо! Мы просто мясо! — сквозь пьяные слёзы уже в другом районе кричит мужчина чиновнику, выступающему перед мобилизованными.

— Идёте вы не мясом, а нормальными бойцами с подготовкой, — спокойно возражает тот, — Родственникам можно обращаться в администрацию со всеми пожеланиями и нуждами для дома…

— Вот им, им объясните! — бросает в сторону рукой мобилизованный, — Родителям моим объясните, @@@@! Зачем? — негодует он сквозь слёзы, — Брат вот мой, инвалид! — и показывает на мужчину постарше, который стоит рядом, опираясь на палочку.

— Я чо, @@@?! — то ли спрашивает, то ли утверждает будущий боец, — Я чо? У меня сын… дети… восемь лет сыну… дочери шесть… — плачет он, — Вон они, все пришли! Я же не вернусь! Убивать будут! Нас убивать, @@@@, будут!

— Сейчас, пожалуйста, сумки можно погрузить в «газель», — не дрогнув, продолжает глава района, — сами призывники пять минут на прощание с родственниками и погрузка в белый автобус «пазик». Вольно!

— Отец Тимофей, благословите! — бросается к ступенькам перед священником отец двоих детей, мальчика восьми лет и девочки шести. И падает на колени, горько рыдая.

Мне трудно говорить. В горле стоит ком. Я немею от ужаса.

Пропагандисты на первом канале всё время говорят об «освобождении» и при этом призывают бить по инфраструктуре всё больше и больше, чтобы уничтожить все ТЭЦ. И я не понимаю, они с кем воюют? С мирными? С их лампочками, электроплитами, утюгами и стиральными машинками? Холодные батареи — это какой-то хитрый военный план по «демилитаризации»?

Девять месяцев меня «освобождают». За это время можно выносить и родить ребёнка. Пропагандисты призывают детей топить и сжигать.
Им всё равно, как будут называться дроны, «шахид» или «герань», главное, чтобы они «падали на головы хохлов».

Материнство всегда защищало женщину от ненависти и злобы, ибо дарующая жизнь, не может ратовать за убийства. Нынешние мамы и бабушки благословляют на убийства, молятся за убийц и вяжут им носки. По уровню агрессии и ненависти они могут переплюнуть самого кровожадного маньяка и садиста.

Когда-то восемь лет назад в одной местной новостной группе российского города, где прошло моё детство, юность и где родились мои дети, одна из бывших соотечественниц, с которой я, возможно, ходила по одним и тем же улицам, написала, что когда «они дойдут до Киева», то я буду первая, кого они «поставят к стенке и расстреляют».
Скрин этого сообщения зачем-то хранится в моём ноутбуке до сих пор. Восемь лет прошло и я верю, что это желание только усилилось. Почему верю? Достаточно почитать здешних авторов женского пола. Кажется, в яме с ядовитыми змеями будет намного безопаснее.
Если такое возможно в творческой среде, с людьми интеллектуально развитыми и образованными, что тогда говорить о тех, чей досуг скрашивает только телевизор? Если женщины начинают жаждать крови, то это общество уже обречено.

Мне трудно говорить. Я немею от этого уровня агрессии и злобы.

Вчера вечером в наш город прилетела очередная ракета. Моя собака предупреждает меня об этом за несколько минут, скуля и беспокоясь. А когда раздаётся взрыв, она летит сломя голову, пытаясь найти безопасное место. В этот раз так же.

Ударом ракеты была уничтожена АЗС с комплексом строений: автомойка, шиномонтаж, магазинчик и кафешка. Четверо тяжело раненых. Двое погибших. Огонь полыхал так, что было видно далеко. В этом огне, сидя в машине, сгорела молодая женщина 26-ти лет. Сгорела вместе со своим нерождённым ребёнком — она была беременна.
Молодая семья. Инна и Максим. За жизнь Максима врачи боролись полночи, к утру он уже дышал самостоятельно. Только вот дышать, не всегда значит жить. Мне это хорошо известно. Где теперь найти силы жить несостоявшемуся папе, потерявшему свою любимую?

Сегодня министерство обороны РФ отчиталось за проделанную работу:
«уничтожено нефтехранилище, с которого осуществлялось снабжением топливом группировки войск на Донбассе».

Когда три недели назад в нашем городе одна из ракет похоронила под завалами дома семью с двумя детьми, а другая уничтожила АТП (сгорел автопарк с больше чем сотней городских автобусов), всё то же министерство отрапортовало что «высокоточным ударом уничтожен цех на ЮМЗ по сборке украинских ракет», а ракетный обстрел рынка в центре города (дважды) представлен этим министерством как «высокоточное попадание в СБУ, в котором проходило заседание с иностранными военными консультантами».

Мне трудно говорить. Я немею от этого цинизма и лжи.
________________
Это моё произведение по совершенно надуманным причинам было удалено с сайта дважды.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 24.11.2022. Мне стало трудно говорить.
• 06.11.2022. Об украинских врачах от российского бойца.