83

Интересная мысль о построении нового типа сюжета.

Когда широкий спектр самых глубоких философских абстракций, затрагиваемый по сюжету, в определённый момент времени концентрируется на одной какой-то конкретной вещице, существующей в определённом месте и в определённый момент времени. К примеру, на пустой пачке из-под сигарет "Данхилл". И далее от этой пачка, от этого определенного момента времени начинается другая столь же разветвлённая, но содержательно отличающаяся от первой, философическая симфония.

Читая Мамлеева:

Какая разница, где ты и с кем ты живёшь, сколько зарабатываешь и что вообще происходит с твоей социальной жизнью. Это всё неважно.
Любой внешний факт можно и должно воспринимать отстранённо, как нечто происходящее понарошку. Ценно всё, что происходит с тобой - от начала и до конца. Мамлеев пишет:

"Теперь представим себе картину — вам снится, что вас ведут на казнь. Во время сна вы, как обычно, во-первых, абсолютно уверены в реальности происходящего во сне (так же твердо, как вы уверены и в реальности того, что вы видите во время так называемого бодрствования), во-вторых, вы отождествляете свое бытие с тем «собой», которого вы видите на экране сновидения и которого ведут на казнь. Из-за этого ложного отождествления, естественно, возникает безграничное адское чувство ужаса — ибо это якобы «вы», кого казнят — скажем, путем отрубания головы. При всем этом ужасе комизм ситуации совершенно очевиден, если вы зададите себе вопрос: кому снится то, что «меня» ведут на казнь (разумеется, такой вопрос во сне означал бы радикальный поворот в сознании)?.. Ответ тем не менее ясен: это снится «мне», но «мне» как Великому Наблюдателю; эти картины видит то непроницаемое истинное Я, которое скрыто за сценой феноменального мира.
И если спящий в состоянии отождествить себя (свой центр самобытия) с этим Я, то трагедия (казнь) превращается в балаган. Это и есть, собственно говоря, один из моментов освобождения — освобождения от иллюзий феноменального мира. Ибо в точности то же самое происходит и при так называемом «бодрствовании», иными словами, в обычном мире, который принято у профанов называть «реальным». С точки зрения сейджа, реализовавшего свое божественное Я — уничтожение его физического тела (во время так называемого бодрствования) ничего не значит (не потому, что он так «думает» или имеет какую-то идею о загробном бытии, как имеет ее обычный верующий, а так как он реально живет в сфере, которая по ту сторону гибели).
Для обычного человека казнь и т. д. — это катастрофа или «ужас» или даже «радость» (кому как), что одинаково метафизически иллюзорно. Казнь (или смерть) наяву в мире — такая же игра в зеркале Великого Неподвижного Наблюдателя, как и казнь в сновидении. Но, увы, субъективно, «для вас», это действительно так только в случае Богореализации; во всех других вариантах (включая самую высокую степень веры), вы продолжаете играть шутовскую и страшную роль твари, которую «казнят», «вешают» и т. д., так как вы убеждены в своем тождестве с нею, на чем и построено дуалистическое восприятие мира..."

Такого рода степень отстранённости это и есть подлинная духовность. Именно она делает честь Человеку.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 14.12.2016. 83
• 01.12.2016. 82