Создавать великое и читать сгоревшие рукописи Бог придумал эту страну, Лекция Быкова в Петербурге «Зачем читать классику?». В источнике приводятся фрагменты. Читаю – классический Быков. Мне интересно. Сокращаю сокращённое. «Литература – то, что делается не руками», – этот тезис Дмитрий Львович в своих выступлениях иллюстрирует полновесно, поскольку говорит как пишет. Пожалуй, он и пишет как говорит, неутомимо и ярко. Реакция публики на Дмитрия Быкова самая разнообразная. Мне интересно иметь дело с выраженным отчётливо, иногда провокационно – чувствуется живой человек. «Если задуматься, в России особенно нечего делать, кроме как читать классику. Просто потому, что это довольно уникальное явление природы и культуры – такая страна, в которой, кроме классики, ничего нет /…/ Литература – единственная наша по-настоящему бессмертная экспортная статья. Был когда-то очень показательный и характерный анекдот, наверное, один из моих любимых: японца по возвращению из России спрашивают: «Что тебе понравилось?» Он выдерживает долгую паузу и отвечает: «Дети». «Почему?» – уточняют у него. «Потому что все, что вы делаете руками, получается чудовищно». Литература – это то, что делается не руками. Весь мир привык, что у него есть богословие, философия, социология. Но наша культура великолепно литературоцентрична. Надо свыкнуться с мыслью: в литературе смысл нашего существования. Пчелам тоже очень трудно поверить, что смысл их существования – мед. Они живут не для этого, но Богу интересен мёд. Точно так же Бог придумал эту страну, чтобы ему было что почитать. Все остальные продукты нашей жизнедеятельности интересны ему не более, чем скучные драмы обывателей». «Главным символом русской истории является метасюжет. Это такое удивительное явление, когда несколько писателей, не сговариваясь, начинают вдруг писать об одном и том же. Если бы Набокову, Пастернаку и Шолохову сказали, что «Лолита», «Доктор Живаго» и «Тихий Дон» написаны на один метасюжет, они бы, я думаю, с одинаковым негодованием отвесили бы оплеуху такому критику. Но тем не менее это так». «В России средних людей практически нет. Быстрое развитие – как быстрая переработка нефти – делит общество на две фракции: либо стремительно развивающиеся сверхчеловеки, либо медленно деградирующие лишние люди. И сегодня мы наблюдаем ту же коллизию, когда 98 процентов госсобственности сосредоточены в руках двух процентов населения. Они тоже немножко сверхлюди». «Мезальянс – трагическая любовь, при которой герои вроде бы друг другу предназначены, но роковым образом неравны – третий неизбежный узел русского романа. Это о взаимоотношениях Наташи с князем Андреем. У меня есть предположение, почему русская литература избегает счастливых браков. В большой лекции об «Анне Карениной» я доказываю, что это политический и символистский роман, где описана отчаянная попытка изменить судьбу, убежать от власти государства, все переворотить и уложить заново. Эта попытка неизбежно кончается трагедией, потому что есть предопределённость русского пути. Есть железная дорога – сквозной образ романа. И адюльтер в русской литературе всегда является попыткой реформ, и всегда неудачных. В XX веке это стало главной темой: бегство с любовником приводит к гибели героини. Он не может дать ей ничего взамен надоевшей условной государственной власти. /…/ Пожалуй, от этого спаслась одна Татьяна – и то только потому, что она должное и неизбежное приняла как правильное. Это примерно та модель поведения, которую русский народ предпочитает, в очередной раз оказавшись в диктатуре». «Я рискну сказать, что все главные сюжетные узлы XX века уже намечены в толстовском романе «Воскресение» – истории о том, как Катюша Маслова, соблазненная дворянином, в конце концов достается марксисту. Первый узел XX века – инцест. Аксинью в 15-летнем возрасте растлил отец. Лолиту сделал любовницей отчим. Лару Гишар в 16-летнем возрасте растлил любовник её матери, и роман с Комаровским приносит ей не только горе, но и удовольствие. Родственное растление является в данном случае метафорой такого отношения со стороны власти. Ведь отец — традиционный образ власти, и власть, которая растлевает страну вместо того, чтобы ее воспитывать, – и есть самый точный образ предреволюционной России». «Почему Фауст – главный герой XX века? Фауст – человек с профессией, ученый. Неслучайно роман Пастернака назывался изначально «Опытом русского Фауста». В XX веке можно спастись только за счет того, что ты профессионал. Профессия – способ быть незаменимым и в лагере, и в армии. И доктор Живаго, прежде всего, профессионал – врач и поэт. И Гумберт профессионал – тонкий филолог. И Григорий Мелихов – профессиональный пахарь и профессиональный солдат, у которого любое дело горит в руках. Во-вторых, профессия – это некоторый аналог совести. В то время, как все остальные критерии, вера, утрачены, у человека остаётся только один критерий: или он мастер, или нет. Именно поэтому шарашка становится главным местом действия русской литературы. /…/ В России XX, да и XXI века, выбор очень простой: либо 10 процентов страны работают в шарашке, а 90 заняты бессмысленным рабским трудном, либо тем же бессмысленным рабским трудом заняты все 100 процентов. /…/ Попытка отдаться соблазну заканчивается новой, гораздо более жестокой, более страшной тюрьмой. Это и есть метасюжет XX века, абсолютная метафора российского пути 1917 года: пытаясь улучшить своё положение, Россия загнала себя в более катастрофическую ловушку, где не спасает, кстати, и профессионализм». «… есть ещё один очень важный сюжетный узел, который появляется в литературе XXI века – новое решение гендерного вопроса. В сегодняшней русской литературе совсем нет революции и очень мало адюльтеров. Отношения между героями перешли в иное качество – товарищество в любви. /…/ взаимопонимания между мужем и женой, способности совместно преодолевать препятствия. Что порождает эту ситуацию? Отсутствие надежды. Адюльтеры могут позволить себе те, кто верят в счастливое будущее. Кто надеется, что, если убежать вот с этим возлюбленным, дальше будет хорошо. Но мы-то по Анне Карениной уже знаем, что дальше будет плохо. И в этой ситуации товарищество в любви, пожалуй, самый позитивный исход. Потому что, когда ты не можешь любить страну, тебе остаётся любить жену, и это очень благое утешение». «Так стоит ли всё-таки читать классику? Стоит. /…/ есть что-то сакральное в том, чтобы жить в этой не очень счастливой, не очень комфортной стране и создавать великую литературу». «Все после смерти попадут – кто в супермаркет, кто на Канары. А русские попадут в библиотеку и прочтут третий том «Мертвых душ». Сильный ход: после смерти – в супермаркет… Я за библиотеку. А если бы одно из её отделений находилось на Канарах – совсем хорошо. Источник: https://calendar.fontanka.ru/articles/8273/ © Copyright: Владимир Каев, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
