Антропометрия Маяковского«Тринадцатый апостол. Маяковский: Трагедия-буфф в шести действиях», автор Дмитрий Львович Быков, 827 с. Не откажу себе в удовольствии воспроизвести эпиграфы Быкова: Если они были настолько глупы, Томас Манн — Максимилиану Брантлю (1947)
Валентин Катаев.
Владимир Маяковский.
* * * Теперь немного антропометрии. Рост — 189 см. Вес — 90 кг. Глаза — карие, волосы — темно-русые (американская справка указывает «коричневые»). Глаза — карие, волосы — темно-русые (американская справка указывает «коричневые»). Мозг весил 1700 граммов, что на 300 граммов выше средней нормы. На лбу глубокая горизонтальная складка. Голос мощный, легко перекрывающий шум зала — вплоть до последних лет. Большой диапазон — от фальцета до баса-профундо. На записях слышен скорее баритон. Подвижный. Ходил быстро. Сочинял обычно на ходу. В последние годы все чаще замирал в одной позе, глядя вниз и вбок. Образцовая координация движений, точность, экономность, меткость: отличный бильярдист, хороший игрок в крокет. Необыкновенная впечатлительность. Мгновенная смена настроения из-за любой мелочи. Память исключительная, особенно на стихи. Физическая сила в пределах нормы. Опасался нападения, иногда, особенно выходя на улицу в позднее время, брал с собой тяжелую палку. До последних лет часто плакал. Любимая словесная забава, она же еще одна примета невроза, — постоянная переделка слов: кипарисы, сыкарипы, рикаписы, сыпарики, пысарики… Это не было постоянно работающей словесной лабораторией, как писали иногда, — это белый шум, заполнение пауз в разговоре, а паузы возникали часто. Ему случалось внезапно замолкать и по нескольку часов мрачно молчать, а иногда интерес к собеседнику вообще иссякал, — он резко вставал и уходил или погружался в себя. С женщинами чаще всего говорил о ерунде, в которой они потом задним числом отыскивали глубокие смыслы. От той же бессодержательности разговоров — частое шуточное искажение слов, неправильные окончания — лапов вместо лап, собаков и кошков, всяких зверев… Вообще, кажется, ему особо не о чем было говорить с людьми, кроме как с трибуны. В лекциях и докладах всегда блестящ, в личном общении почти всегда скучен и раздражителен — кроме разговоров с теми немногими, кто был ему действительно «ростом вровень»: любимые собеседники — Якобсон, Шкловский, Брики, иногда Пастернак (которого, впрочем, он не понимал и раздражался на его многословное гудение: любил, когда формулировали коротко). Да и о чем вообще можно говорить с людьми? Стоит ли придавать особое значение таким разговорам? В письмах почти всегда лапидарен, предпочитал телеграммы. Если не играл словами, то рисовал — на скатертях, на газетах, в блокнотах. Почти всегда рисовал бегущих жирафов, иногда кактусы, часто пустыни. Иногда — как на последнем сохранившемся рисунке — яркие закаты, похожие на взрыв. Что, в сущности, и было его главной, если не единственной темой. * * * Ещё пара строк начала пролога книги, и довольно на сегодня. «Христос был за всех нас распят, Пушкин за всех нас убит на дуэли, а Маяковский за всех нас застрелился. © Copyright: Владимир Каев, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
