Искусство по большому счёту отменяет биографию...Биографию делают несколько фактов, всего несколько фактов, но которые поддерживают нашу веру в самое главное: несмотря на видимый хаос, жизнь имеет смысл, и смысл этот глубок, даже если не сразу ясен нам самим. Кажущиеся случайными события в конце концов оказываются закономерными, выстраиваясь в прямую линию причин и следствий. Принцип сей одинаково верен и в отношении простых смертных, и выдающихся особ, разве что в жизни первых эти связи понятны лишь им самим, тогда как в случае с великими считываются всем умилённым человечеством. Что важно и что неважно в биографии? Например: вам едва исполнилось три года, и мальчишка в яслях готов поспорить, что вы никогда не научитесь играть на пианино. Вызов не то чтобы очень серьёзный, так, детские шалости, не серьёзнее предыдущих, когда для доказательства собственной состоятельности нужно было забраться на стол или проскакать через весь двор на одной ножке. Но в результате вы становитесь знаменитой пианисткой. Самой знаменитой пианисткой начала двадцать первого века. Или: вам тринадцать лет, вы живёте в Буэнос-Айресе в семье среднего достатка и получаете письмо от любимого музыканта с приглашением приехать в Вену, чтобы стать его ученицей. Вы уже известны в качестве местного вундеркинда, и всё-таки, всё-таки Европа, Вена, Фридрих Гульда… Однако вашу мать, настоящую еврейскую мамашу, чьи предки эмигрировали из России, не смущают никакие препятствия. То, что её дитя гений, понятно, не обсуждается и не ставится под вопрос. На дворе 1954 год, самый могущественный человек в стране, где вы живёте, носит звучное имя Хуан Доминго Перон, и мать добивается встречи с ним, дабы решить судьбу своего ребёнка. В результате президент Аргентины назначает вашего отца сотрудником посольства в Австрии. Или ещё: в 1957 году шестнадцатилетней вы выигрываете конкурс пианистов имени Бузони в итальянском городе Больцано и в том же году решаете участвовать в Женевском международном музыкальном конкурсе. Затея убийственная: конкурсы-соседи (от Больцано до Женевы четыреста километров, что для настоящего меломана не расстояние) один требовательнее другого (за восемнадцать предыдущих лет жюри Женевского конкурса шесть раз отказывалось присуждать первую премию, не находя среди участников достойных таковой). Разгневанный президент конкурса Бузони кричит вам: «Вы не можете так поступить с нами!» В самом деле, если победительница итальянского конкурса проигрывает в Швейцарии, то его престижу наносится серьёзный урон. Но вы побеждаете и в Женеве… В книге Оливье Беллами «Марта Аргерих: дитя и чары» (Olivier Bellamy. Martha Argerich. L’enfant et les sortil;ges. Paris : Buchet/Chastel, 2010) подобных фактов немало. Сказать при этом, что жизнь её героини состоит целиком из них, было бы упрощением. Прочитывая биографию Аргерих, осознаёшь, что эта самая жизнь непонятна и немыслима без противоположного: бегства от успеха, борьбы с красивостью картинки. Отказы от записей, отмены концертов, нежелание выступать соло, уходы с головой в заботу о друзьях, когда собственные победы воспринимаются как нечто почти неприличное, легенда о птичке Божией, не любящей работать… Книга разбита на двадцать две главы, в названии каждой из которой фигурирует город: уже упомянутые Буэнос-Айрес, Вена, Больцано, Женева, а кроме них Гамбург, Ганновер, Берн, Монкальери, Нью-Йорк, Брюссель, Варшава, Лондон, Рио-де-Жанейро, Москва… Кажется, что, уехав в 1955-м из Буэнос-Айреса в Вену, Аргерих всё ещё продолжает своё путешествие, несмотря на принадлежащие ей дома в Брюсселе и Париже. География накладывается на хронологию, место сливается со временем, а внутри этих мест и времён дети и друзья, мужья и любовники, учителя и партнёры по исполнению; болезни, воспарения, недовольство собой. И, конечно, музыка, вокруг которой всё закручено, хотя писать о ней биографу сложнее всего. Искусство по большому счёту отменяет биографию, настоящая биография художника — это список его работ. В конце книги Беллами дискография Аргерих предваряет хронологию, и это фундаментально правильно: сольные записи, произведения для двух фортепиано и игры в четыре руки, концерты с оркестрами, камерная музыка. Остаётся наш интерес к проводнику гармоний, ощущение того, что он причастен к небесной красоте и отсветы высших миров ложатся на него. Что важно и что неважно в биографии? Следует ли знать, из какого именно сора растут цветы или любоваться лишь самими цветами? Смысловая искра проскакивает там, где её не ждёшь, между описаниями сценических триумфов и склизкого быта, громких слов и брошенных в сторону фразочек. В этом междуречии и рождается самое интересное. «После концерта публика восторженно взрывается долгими, двадцатиминутными аплодисментами. Люди толпятся у выхода для артистов. «Она самая великая», — шепчет растроганный юноша. Это об исполнении Третьего концерта для фортепьяно с оркестром Бетховена в Ферраре в феврале 2004 года. «Пианистом быть трудно. Никто вас не ждёт, никому вы не нужны. Перефразируя Жака Лакана: играть на пианино — это давать то, чем вы не уверены, что обладаете, тем, кто не уверен, что хочет этого», — замечает Беллами. Это тем более верно, что музыкант есть производитель невидимой материи. Музыка — концентрированное время, на которое наложены ноты. Но: «У вас, швейцарцев, есть часы, у нас, аргентинцев, — время». Это в ответ своему второму мужу, дирижёру Шарлю Дютуа, упрекавшему её в неорганизованности. Андрей Лебедев, "Частный корреспондент". © Copyright: Мария Купчинова, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
