Лосев БыковЭто вирус, вообще говоря, не столько Бродского. Есть две поэтические стратегии. Одна позволяет автору быть накоротке с читателем - близким ему и родным и вести с ним диалог на равных. Это очень востребованная и по-своему весьма привлекательная стратегия. Но существует и другая, которая позволяет автору встать на котурны. По-моему, именно об этом сказал Лев Лосев - наверное, лучший биограф Бродского: «Иосиф, брось свои котурны, зачем они, едрена мать, ведь мы не так уж некультурны, чтобы без них не понимать». Цитирую по памяти. Есть позиция крайнего высокомерия по отношению к бытию, как бы приглашающая читателя тоже встать над миром, - безусловно, очень выигрышная и эффектная. Потому что, когда человек вместо сюжета развивает перечень вещей, к которым он одинаково безразличен, в этом находит свое выражение крайняя, предельная усталость. Но и то, и другое состояние бывает очень полезно для хороших стихов. У меня случаются состояния, во время которых мне Бродский нужен. Однако эти состояния - не из самых приятных и плодотворных. - Но обратимся от стихов к прозе. И, в частности, к прозе Быкова. Я с удовольствием прочитал твой огромный полифонический роман «ЖД»... - Это - мое лучшее сочинение... - ...которое автор назвал поэмой. Вообще это в традиции русской литературы: Гоголь нарек поэмой «Мертвые души» (кстати, один из предпочтительных вариантов расшифровки «ЖД» - «Живые души»), поэмой же назвал и «Москву-Петушки» Веничка Ерофеев. Что такое «Петербург» Андрея Белого? Тоже поэма. На мой взгляд, и булгаковский «Мастер...» - поэма. А «Сто лет одиночества» Маркеса? - «Сто лет одиночества» - идеальная поэма! - А когда назревают поэмы в прозе? Такие, как «ЖД»? - Есть великолепное бахтинское жанровое определение - мениппея. Очень удобное. Вот и я склонен думать, что это мениппея. Иными словами, сочинение сатирической направленности, в котором автор свободно путешествует между жанрами и во времени. Точно так же, как до сих пор не объяснена гравитация, в литературе тоже есть вещи необъяснимые. Почему один и тот же сюжет влечет за собой ту же интонацию и тот же набор персонажей? Этой проблемой много занималась Ольга Фрейденберг. У нее показано: когда в романе присутствует сильное междужанровое движение, в нем обязательно присутствуют существенные сдвиги во времени. Вообще есть два сюжета эпических поэм: война и странствие - «Илиада» и «Одиссея». Вот эти два вечных архетипа и формируют нацию. Если у нации нет эпической поэмы, то, как правило, у нее нет внятных, консенсусных, общих для всех представлений о добре и зле. «ЖД» - это тыща первая попытка написать русскую эпическую поэму, в которой - и война, и странствие. Она не может считаться абсолютной литературной удачей, но я к этому и не стремился - у меня была амбиция более масштабная. Вот у Маркеса получилось идеально - и в литературном смысле, и в социальном. Он придумал латиноамериканскую эпическую поэму - написал «Сто лет одиночества». И вся Латинская Америка теперь сверяется с этим образцом, это стало витриной, национальной матрицей, источником цитат, чем хочешь. А наша эпическая поэма отчего-то никак не может состояться. Гоголь ее не заканчивает. Толстой в результате сворачивает в исторический роман. Белый сходит с ума. Я даже подозреваю, почему это происходит. Потому что Россия бежит оформления. - Вечная русская аморфность, о которой говорил философ Георгий Гачев? - Вот Гачев как раз лучше всех это осознавал, потому что занимался структурой мифа. А я хорошо знал покойного - царство ему небесное! - он был человек исключительного ума и понимал, что российский миф еще до конца не сформирован. А почему так происходит, даже он не мог объяснить. Я думаю, ближе всех к разгадке подошел Андрей Синявский, сказавший, что сама эта бесструктурность и является залогом выживания страны. Но это оборачивается размытыми понятиями о добре и зле: выживать удобно, жить - не очень. - Когда я прочел «ЖД», то увидел, что автор переосмыслил не только свой жизненный опыт и опыт литературных предшественников, но и немалое количество первоисточников, причем как исторического, так и праисторического, эзотерического плана. Была ли перед поэмой, условно говоря, некая тренировка мозгов вроде боксерских спаррингов перед судьбоносным боем? - Я 20 лет писал «ЖД»! 6 лет - сам текст, а 20 придумывал поэму. Сначала была такая пьеса в стихах про то, как старик и девушка бегут через некую страну, преследуемые абстрактной силой. И к кому бы они ни прибились, они приносят несчастья. Поэтому их все гонят. Люди, гонимые роком по огромной пустыне, где все к ним равнодушны, это очень давняя и очень для меня болезненная тема. Потом были истории про коренное население, потом - про губернатора с любовницей, это называлось «По Моэму»... Но я отчетливо помню ту ночь, когда у меня четыре сюжета сошлись в один. Я поехал в Арканзас в командировку от газеты, чтобы пообщаться с американцем Терри Уоллисом, который 20 лет пролежал в коме и вдруг из нее вышел. И вот это общение с человеком, который был неизвестно где - между жизнью и смертью, и с которым я разговаривал несколько дней, очевидно, так на меня повлияло, что я чувствовал себя абсолютно выключенным из времени. Мне надо было ждать на остановке три часа, пока придет рейсовый автобус и заберет меня из этой дикой глубинки - американского Серпухова. И я от нечего делать сидел и комбинировал сюжеты «ЖД», которые вдруг объединились в абсолютно законченную историю. И как только я это понял, меня просто пробило на слезу. Я ходил и бормотал какие-то благодарственные молитвы - до такой степени меня удивила возможность гармоничного их сочетания. Я тут же набросал какие-то основы сюжета в записной книжке, и до сих пор поражаюсь, какими огромными буквами это написано: видно, что человек переживает озарение и не вполне держит себя в руках. Что получилось из этого озарения - решать не могу, но ощущение было поразительно счастливое - полного блаженства. Когда нынешний главный редактор журнала «Русская жизнь», а тогда просто литературный критик Дмитрий Ольшанский, дожидавшийся меня в Нью-Йорке, увидел, как я сошел с автобуса, он, хохоча, сказал, что такого одухотворенного выражения он не видел на человеческом лице очень давно. Вероятно, я действительно был забавен. - В «ЖД» - образ даже не мифологизированной, а реальной, хоть и скрытой войны, идущей на протяжении столетий на территории, которую мы называем Россией. Войны - между хазарами и варягами. Однако эту битву можно, ничтоже сумняшеся, отнести к художественной действительности. Но существует ли для самого Дмитрия Быкова за этой созданной им действительностью неотменимая реальность? - Тебе никогда не приходило в голову, почему евреи так не любят Христа? После посещения храма Гроба Господня в Иерусалиме я испытал довольно сильный шок. Потому что, когда вы видите эту трещину (а она цела), которая прошла по всей Голгофе после того, как Христос погиб на кресте, вы не можете допустить мысли, что эта трещина искусственного происхождения. То есть понятно, что все было. И я, едучи в машине с одним видным историком иудаизма, спросил его напрямую: «Как же вы, имея перед собой столь наглядное свидетельство, можете до сих пор не признавать Христа Богом?» Он довольно долго мне объяснял, насколько иудаизм выше, сложнее, требовательнее, глубже христианства, но за всем этим я слышал личную и живую неприязнь к христианству как таковому. Это гораздо лучше, конечно, чем снисходительное безразличие атеиста. Но само по себе - показательно. Точно такую же личную неприязнь к христианству я часто наблюдал у самых продвинутых русских почвенников, для которых христианство - это нож вострый. Есть два народа: условные хазары и условные варяги. Почему для них неприемлема христианская проповедь, почему неприятно само упоминание Иисуса? Потому что в христианстве заложено то человеческое, что для этих двух античеловеческих сил одинаково непереносимо: ирония, милосердие, высокая степень внутренней свободы. Другая концепция сверхчеловеческого. Сверхчеловек в христианстве - это просто необычайно высокая степень развития и выраженности человеческого. А не отрицание его, как в угрюмой варяжской или жестковыйной хазарской мифологии. И я абсолютно уверен, что в русской истории есть та развилка, на которой хазарское и варяжское столкнулись. Как это происходило, я не знаю, но то, что мы до сих пор это столкновение расхлебываем, - факт. - Как восприняли выход «ЖД» «стан русских воинов» и «каганат», если пользоваться названиями глав поэмы? - Сейчас я попытаюсь найти формулировку, за которую меня бы не убили. Понимаешь, с русскими почвенниками я могу договориться. С некоторыми могу даже дружить. С хазарами - любого вида, не обязательно евреями, поскольку хазарство к еврейству не сводится, - не прожил бы и дня, потому что богоизбранность снимает любые возможности для полемики. И не то, что бы я хочу «подлизаться» к русским, будучи полукровкой. Нет, у меня к ним масса претензий. Но можно принять определенную шахаду или некий modus vivendi - вести себя определенным образом, читать определенные книги, достичь определенного градуса выносливости, раздолбайства, встроиться в социальные горизонтальные связи, которые тут очень значимы, - и стать русским. В русские принимают. Сколько французов и немцев стали русскими! Но хазаром - представителем богоизбранного, как ему кажется, народа, - стать нельзя. Они к себе не принимают. Об этом есть в «ЖД» глава. Сейчас, правда, отдельные патриоты считают, что русские должны научиться быть евреями, перенять жестковыйность. Анатолий Салуцкий написал целый роман «Из России с любовью», чудовищного качества, - о переходе богоизбранности: типа это такое переходящее красное знамя, которое вот теперь достал © Copyright: Нина Тур, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
