Эль Мюрид - Развилка

Дон Борзини: литературный дневник

Развилка (1)


Трехлетняя бойня на Украине подошла к этапу, когда ее характер может измениться. Речь, конечно, идет о перемирии, которое может в итоге стать неким условным миром (хотя будем откровенны, во всех возможных сценариях ни о каком мире речи не идет и идти не может). Отложив в сторону вопрос о том, каким именно этот мир может быть, стоит лишь принять во внимание его временный характер, и попытаться понять, что будет происходить в России после того, как этот временный шаткий и постоянно обостряющийся текущими военными кризисами мир будет достигнут.


К завершению конфликта мы подходим в состоянии уже сложившейся системы управления, ориентированной на прямые решения строго мобилизационного характера. Перестройка системы управления уже практически завершена, а значит — возвращение к «нормальной», немобилизационной, версии будет затруднительным и потребует весьма больших усилий. Если, конечно, такая задача вообще будет ставиться. В постановке такой задачи есть большие сомнения, так как переход к нынешней модели управления состоялся именно потому, что «нормальная» стала слишком сложной для нынешнего управляющего сословия, оно просто не «вытягивает» нормальное управление. Какое-то время проблема решалась экстенсивным ростом численности чиновников и управленцев, но это всегда приводит к возникновению зашкаливающего «белого шума» внутри самой управляющей системы и падение эффективности ее работы. В итоге дальнейшее увеличение численности управленцев лишь снижает эту эффективность. Поэтому система пришла к необходимости перехода к экстремальным мобилизационным практикам, и за последние пять лет с момента перехода качество управляющего сословия лучше не стало. Наоборот — мобилизационное управление привело к тому, что любое другое стало для этих людей попросту недоступным.


В общем, можно достаточно долго вести разговор на эту тему, примем за данность утверждение, что нынешний режим полностью и абсолютно утратил возможность к возвращению к мирному управлению страной. Он способен управлять лишь в экстремальном варианте и обратный переход будет для него носить буквально катастрофический характер. Это не означает, кстати, что подобный переход уже невозможен, но он будет сопровождаться кардинальной перестройкой не только системы управления, но и самого режима власти.


И, наконец, еще одно крайне важное утверждение, которое необходимо сделать перед тем, как попытаться ответить на вопрос «что дальше». Мобилизационное управление потребовало и переход экономики на мобилизационные рельсы. По факту это означает, что единственным значимым источником роста стал бюджет. Внешние инвестиции прекратились, внутренних источников в виде прибыли предприятий практически не осталось, а в условиях абсолютно непредсказуемого будущего ни о каких долгосрочных инвестициях вести речь попросту невозможно — вся бизнес-логика категорически протестует против такого подхода. Слишком рискованные вложения может в таком случае совершать только бюджет. Но судя по поступающим данным, показатели роста экономики приблизились к околонулевым. В тех отраслях, куда поступают бюджетные деньги, они еще сохраняют положительные значения, но в целом экономика подошла к точке, за которой уже неизбежно последует спад. Вопрос лишь в одном — будет ли он относительно плавным либо сразу начнется с обвала.


Нужно сразу отметить, что даже снятие части санкций мало что изменит. Тем более, что главный российский рынок сбыта - Европа - категорически не намерен снимать санкционные решения в отношении России, а послабления, которые могут произойти со стороны США, дают мало что, так как у России традиционно невысокий товарооборот с США, и "распечатывание" с их стороны общую ситуацию изменят ненамного.


2025 год в этом смысле становится критической точкой, когда придется принимать решение: что делать дальше. Инерционный сценарий подходит к концу.


Учитывая вводные, можно с очень высокой степенью уверенности предположить, что развилка состоит из двух основных вариантов развития событий. И оба они заключаются в выборе дальнейшего состояния системы управления.


Первый вариант весьма очевиден — оставить систему управления в том виде, в котором она уже сформирована, то есть — мобилизационном экстремальном. Решение временное, так как мобилизационное управление жестко привязано к ресурсу устойчивости экономики. При этом ресурс еще есть — власть пока не трогала сбережения граждан и не предпринимала масштабных действий по тотальному огосударствлению экономики и изъятию частной собственности. Хотя и то, и другое уже постепенно происходит, но сам по себе этот ресурс вполне может позволить протянуть еще года три-четыре точно. Далее — зияющая пустота и крах, но в складывающихся обстоятельствах никто так далеко смотреть не будет. Даже год — это очень много, а три-четыре — так вообще почти бесконечность, поэтому вероятность выбора такого варианта достаточно велика.


Однако нужно понимать, что мобилизационная система управления не существует без предмета направления своих усилий. Ей требуется кризис, которым она может оправдать своё существование и нацелить себя на его преодоление (при этом результат значения не имеет). Иначе говоря, для «осажденной крепости» нужна осада и осаждающие, иначе сложно отбивать вражеские атаки на стены, если врага нет.


В итоге всё сводится к поиску нового врага. Которым может быть либо враг внутренний, либо внешний. Есть, конечно, фантастический вариант, оправдывающий существование мобилизационной системы управления — проект развития страны, для которого потребуется мобилизация всех ресурсов и усилий, но будем откровенны: подобный сюжет сегодня является чистой фантастикой, не имеющей никакого практического измерения. Этот режим и эта власть тридцать последних лет не имела никакого проекта развития страны, нет никаких причин подозревать ее в существовании его сейчас. Тем более сейчас, когда качество управления упало ниже любых цензурных определений. Поэтому подобное развитие событий нет никакого резона учитывать и предполагать. Эта власть заточена исключительно на разрушение, и пока ни разу не обманывала ожиданий.


Враг в данной постановке вопроса может быть кем угодно. Если речь идет о внутреннем враге, то выбор весьма беден: внутренняя оппозиция истреблена и разгромлена, недовольных много, но они не организованы и не структурированы. С ними справляется «обычный» террор и «обычное» бессистемное насилие. Кроме того, эффективность борьбы с бесструктурным протестом крайне невелика. В последний год ковидной «пандемии» государство убедилось, что пассивное сопротивление требует от него экстремально высоких усилий при крайне незначительном результате «на выходе». Поставленная задача о вакцинировании большей части населения была провалена в связи с пассивным бойкотом со стороны людей, и даже чрезвычайные усилия и развязанный против населения террор не привели к выполнению поставленных задач. Поэтому пришлось прикрываться фальшивой статистикой «вакцинации» с полным игнорированием всех ранее существовавших протоколов и методик. Но даже в этом случае число вакцинированных против ковида было на уровне обычных сезонных прививок против обычного сезонного гриппа. Никакими экстремальными мерами поднять процент так и не удалось. Данные же о вакцинации безбожно фальсифицировались, и показателями манипулировали, лишь бы хоть как-то натянуть их до контрольных значений.


В общем, пассивный бесструктурный бойкот со стороны населения, как показывает опыт — дело, практически неподъемное для власти, а потому она постарается не доводить до него, если это будет возможно. Это примерно как с мобилизацией 2022 года — режим убедился, что разрушенная мобилизационная система не в состоянии обеспечивать требуемый результат, а потому повторять опыт более не рискует, перейдя на чрезвычайно затратный, но хоть как-то работающий наемнический принцип комплектования. Плюс дополнив его отправкой на передовую амнистируемых заключенных — что само по себе говорит о критической проблеме комплектования армии личным составом.


В общем, оппозиции нет, а воевать с неструктурированными нелояльными гражданами для режима не под силу. Поэтому если враг и будет назван внутри страны, им могут стать либо очередные террористы, либо не менее очередные сепаратисты. Иначе говоря, речь может пойти о создании в каком-либо периферийном регионе точки напряженности, которую и будут разрешать локальной контртеррористической операцией по типу обеих чеченских войн. Нельзя сказать, что это совсем уж невероятный сценарий, но он потребует известных усилий для того, чтобы создать для него условия.


Вариант с внешним врагом выглядит в таком случае более предпочтительным, тем более, что перемирие с Украиной поставит вопрос о том, что делать с армией. Демобилизация — процесс не менее проблемный, чем мобилизация. И еще неизвестно, что сложнее и рискованнее. Часть армии, безусловно, останется на западных границах, так как любое перемирие, как уже сказано выше, будет неустойчивым и временным, но значительную часть собранных там сегодня сил и средств нужно будет либо отправлять в казармы, либо распускать по домам. Либо использовать в другом месте, причем достаточно скоро и быстро.


При этом напряженность в отношениях с Европой нарастает, а политика Трампа очевидно направлена на стравливание России и Европы. У Трампа свои собственные цели и задачи, имеющие много разных измерений, но для них столкновение Европы и России выглядит крайне необходимым условием их решения.


Уже поэтому вероятность конфликта между Европой и Россией можно считать достаточно высокой. К этому Кремль подталкивают как объективные обстоятельства внутреннего характера, так и очевидное направление политики США, которые спешат зафиксировать российско-украинский конфликт и поставить российское руководство перед упомянутым выбором.


Подытоживая: в случае, если Кремль после перемирия примет решение о продолжении политики «осажденной крепости» с сохранением экстремальной мобилизационной структуры системы управления, вероятность внешнего конфликта является наиболее высокой, основным кандидатом на роль военного противника является Европа и европейская часть НАТО. Логично предположить, что в таком случае возможной локацией столкновения становится Прибалтика и территория, связывающая Калининград с «материковой» Россией. Проблему крымского эксклава через создание сухопутного коридора к нему Кремль решил (по меньшей мере временно), поэтому у него неизбежно появится соблазн решить проблему и второй эксклавной территории в Калининграде. Без военного конфликта по очевидным причинам решить ее не представляется возможным.


Второе решение, которое возникает в развилке — это отказ от сохранения мобилизационной системы управления ввиду очевидного неустойчивого ее характера с последующим крахом (не сразу, но через три-четыре года безо всякого сомнения в связи с экономическим коллапсом) — это решение о переходе к менее экстремальному управлению с элементами «нормальности» (даже при сохранении автократического государства). Иначе говоря — либерализация общественного и политического устройства. Сразу оговорюсь, что подобное решение мне пока не представляется как вероятное настолько, чтобы его можно было рассматривать всерьез, но оно пока еще есть, а потому логично было бы его оценить — как по сценарию развития, так и по последствиям.


Развилка (2)


Второе решение, которое условно можно назвать «оттепель» - вполне стандартное в складывающихся обстоятельствах. Россия дважды в 20 веке входила в такое состояние: в первый раз после манифеста Николая Второго, которым абсолютная монархия уступила монархии ограниченной, и второй раз — известная хрущевская «оттепель», которая формально не была провозглашена, но тем не менее вполне состоялась как явление.


Технически смысл частичной либерализации заключался в двух вещах. Первая — текущая. Создавался клапан, через который сбрасывалось накопленное страной инферно. Вторая задача заключалась в том, что пришедшая к относительно нормальному состоянию страна становится пригодной к управляемой трансформации режима, который может оставаться в целом прежним, но менять свою структуру и, соответственно, функционал.


Я бы назвал еще одну «оттепель» - это пресловутые девяностые. При любом негативном отношении к ним нельзя не отметить, что это было время колоссальных возможностей и для страны, и для отдельного человека. Свобода, которой не было никогда, привела к тому, что возникло чувство, которого тоже никогда не было — чувства перспективы. Другой вопрос, что предельно слабое государство не смогло выполнить свои функции и не контролировало процесс «пенообразования», когда криминал и просто вся мерзость получила преимущество хотя бы потому, что эпоха первичного накопления была, как этого и следовало ожидать, весьма несправедливой во всех смыслах. Бал правили откровенная мерзость, криминал и прочая шваль.


Однако девяностые — это особая тема, с ними не все просто и однозначно, поэтому можно лишь упомянуть их в ряду двух других «оттепелей», но не ставя между ними знак равенства.


Стоит отметить, что ни в начале 20 века, ни в середине столетия обе «оттепели» не сумели решить структурную задачу трансформации режима. Старое не хотело уходить, новое так и не возникло как самостоятельный субъект. Поэтому базовые противоречия, которые и вынудили принимать решение об «оттепели», так и не были разрешены ни в Российской империи, ни в СССР. Причина вполне очевидная: смена функционала и структуры правящего режима неизбежно ведет к переформатированию правящей страты, удалению из нее значительного числа несоответствующих новым задачам и созданию механизма по кооптации во власть значительного числа ранее не входящих во власть людей.


Для современной России эта задача еще менее выполнима, так как государство создало классическую азиатскую структуру, в которой власть и собственность являются неразделимой парой. Комплементарной, если угодно. Одно не существует без другого. Удаление от власти автоматически означает лишение собственности. И наоборот — в случае лишения собственности бывший собственник утрачивал свое право находиться не только во власти, но и вообще в правящей касте, выбрасывался на маргинальную периферию. Сюжет с ЮКОСом и Ходорковским здесь вполне иллюстративен. Уже поэтому предположить, что власть пойдет на столь радикальную трансформацию, практически невозможно. Такую задачу решил Ли Куань Ю (с трудом, непросто, но решил), но сегодня аналогичного государственного деятеля в России просто нет. Даже если бы он и был, его сбили бы на подходе.


Сказанное означает: либерализация в России после СВО возможна, но лишь как временное явление, предназначенное для сброса накопленного социального напряжения. Она может продлиться какое-то время, возможно, даже довольно продолжительное (в царской России после Манифеста 17 октября прошло одиннадцать с половиной лет до Февраля и двенадцать полных лет — до Октября). Тем не менее, либо «оттепель» завершится стихийным неконтролируемым крахом государства, либо будет свернута, но накопленные противоречия все равно приведут к обрушению системы. В СССР завершение «оттепели» считается с момента свержения Хрущева, хотя, скорее всего, она уже была к тому моменту свернута, но прошло все равно двадцать лет, когда неразрешимые проблемы и противоречия поставили государство перед проблемой кардинальных и уже не структурных, а системных реформ, с которыми система управления не смогла справиться.


В нынешней России ситуация существенно хуже, так как система власти уже не в состоянии справляться с проектным управлением. Она еще вытягивает реактивные решения, бросая на них огромные ресурсы, но неэффективность такого управления добавляет с каждым разом все более и более сложные и неразрешимые задачи. Проще говоря — взять с помощью «мясного штурма» очередную деревню или сарай можно, но ни о какой военной победе с такой стратегией вести речь невозможно.


Поэтому вариант «оттепели», даже если согласиться с предположением о ее возможности после СВО, в нынешней России будет предельно скупым, но главное — он лишь усугубит существующие проблемы, так как любое возвращение к «нормальному» управлению без немедленного запуска трансформации системы приведет в сцене из «Тараса Бульбы», когда Андрий, пробравшись в осажденный город, дал хлеб голодному человеку, съев который, тот на месте испустил дух. Система управления, заточенная в течение последних пяти лет на беспощадный террор в отношении населения, не сумеет справиться с внезапно вспыхнувшей социальной активностью, которая неизбежно будет сопутствовать малейшему «ослаблению гаек», а значит — быстро утратит контроль над происходящими процессами. Произойдет то же самое, что и в перестройку Горбачева, только в гораздо более ускоренном сюжете.


Именно это соображение вынуждает крайне скептически относиться к варианту либерализации общественно-политической жизни в России после СВО. Нелепо полагать, что власть не отдает себе отчет в рисках утраты контроля.


При этом стоит уточнить, что даже если вертикаль засылает наверх отчеты о всеобщей поддержке, а отчеты социологов демонстрируют непоколебимую устойчивость власти среди глубинного народа, реальность такова, что в лучшем случае к власти отношение отстраненно-равнодушное, в более реальном прочтении — пассивно-враждебное. Стресс-тест июня 2023 года, когда «Вагнер» занял региональный центр, из которого немедленно бежали представители федеральной власти, и прошел стремительным маршем полтысячи километров, фактически захватив (формально — нет, но ему вообще ничего не мешало это сделать) по пути еще один областной центр — в общем, этот стресс-тест лучше любых социологических опросов показал, что поддержка федеральной власти среди населения в реальности равна приблизительно нулю. Было бы нелепо полагать, что за два года что-либо изменилось для Кремля в лучшую сторону. В худшую — скорее всего, но точно не в лучшую.


Так что отчеты отчетами, но даже на рефлекторном уровне Кремль наверняка отдает себе отчет в своей реальной легитимности и вряд ли питает на этот счет какие-то избыточные иллюзии.


Поэтому как вариант развития событий, «оттепель» по окончании СВО я просто обязан упомянуть, но на мой взгляд, ее наступление крайне маловероятно, а уж говорить о полноценной либерализации, как механизме разрешения накопленных системой противоречий, говорить и вовсе не приходится.


Подытоживая сказаное в двух частях этого текста, я бы предположил, что в случае завершения СВО каким-либо миром разной степени похабности, наибольшая вероятность развития последующих событий — новая внешняя агрессия в отношении теперь уже Европы. Наиболее вероятная локация столкновения — Прибалтика и Польша в районе Сувалкского коридора и, скорее всего, часть акватории Балтийского моря, прилегающего к Калининграду и Прибалтике. Целью такого столкновения для Кремля будет являться нанесение поражения НАТО с последующими переговорами, на которых будет решаться место России в Европе. Для Европы, понятно, цели будут прямо противоположными, хотя для Европы ситуация заведомо усугубляется позицией США, которые как минимум на первом этапе столкновения займут нейтральную позицию, а на втором — выступят миротворцами, принуждающими обе стороны к миру на американских условиях. Так что подобный конфликт будет полным аналогом российско-украинского, в котором поражение потерпели оба прямых участника, а вот победу одерживают те, кто в конфликте прямо не принимал участие. Правда, пока это всё весьма гипотетически, но особых сомнений в подобном исходе любого столкновения России и Европы пока нет.


Приведет ли такое развитие событий к краху нынешнего режима в Кремле? Скорее всего, нет. Путин и его режим чрезвычайно удобны для наших «партнеров». Лучшего могильщика страны им не найти, да и зачем, если он уже у руля. Другой вопрос, что обрушение режима неизбежно произойдет, и произойдет по сугубо внутренним причинам. И конфликт России и Европы, безусловно, приблизит этот момент. Хотя и не обязательно станет его поводом.


ПС. Хотел бы сразу уточнить: всё, написанное выше, не является ни прогнозом, ни тем более каки-либо пророчеством. Это попытка моделирования ситуации "после СВО" в условиях, когда собственно "после СВО" ещё не наступило, его контуры и реальные итоги ещё неизвестны. История, как я писал в самом начале, не детерминирована, она находится в состоянии постоянной изменчивости. Она меняется даже сейчас, когда вы читаете этот текст. Как и всякая модель, она может (и будет) меняться в связи с новыми событиями и процессами, но на данный момент я полагаю всё сказанное достаточно реалистичным.



Другие статьи в литературном дневнике: