Ушёл Фазиль. Интервьюhttp://www.proza.ru/diary/v1150094/2016-08-01 понравившиеся отрывки СШ: — А что может спасти от отчаяния? ФИ: — Умение жить какой-то внутренней целесообразностью и, соблюдая эту высшую целесообразность, не бояться неожиданных ударов. Важно нежелание идти на поводу у людей или направлений. В Евангелии все сказано. Быть честным, порядочным, добрым. Главное в человеке, конечно, совесть. Совесть смягчает человека. Это великий дар, данный от природы. Я думаю, с обостренной совестью жить сложнее, но та же обостренная совесть облегчает жизнь и помогает выжить. СШ: — Антонина Михайловна говорит: вас соборовали вчера. Вы религиозный человек? ФИ: — Ну как вам сказать. Я склонен верить в Бога, но сильной религиозности в себе не замечаю. Если человек праведен, значит, он в глубине души верующий. СШ: — Сейчас религиозность часто выглядит фальшиво… ФИ: — Это есть. Нажрался жизнью, и пришел к Богу, чтобы нажраться и у Бога. СШ: — Как вы считаете, возможно ли идеальное устройство общества? ФИ: — Нет, идеальное общество невозможно, потому что человек по природе своей неидеален. Наибольшая несправедливость — жизнь с завинченными гайками. Это трудно выразить словами, но есть представления о демократическом строе, который дает гораздо больше справедливости, чем любой антидемократический. При этом надо помнить, что коллективной ответственности не бывает, ответственность бывает только личной. Покраснеть от стыда можно только лично. Коллектив не может покраснеть от стыда. СШ: — Что вы думаете про сегодняшнюю Россию? ФИ: — Бед, конечно, много. Мне кажется, что креслоносцы оккупировали Россию. СШ: — Креслоносцы? Вы о чиновниках? ФИ: — О них. Но я думаю, что из того сложного положения, в котором она находится, она все-таки выкарабкается, может быть, не очень быстро. Я думаю, что Россия должна не упускать свои силы и свое влияние. СШ: — Почему народы СССР стали воевать друг с другом? ФИ: — Если в душе у вас было теплое отношение к другим народам, оно от политики не зависит, остается. Думаю, при достаточно тонком отношении к народам гражданских войн в республиках можно было избежать. Но в жизни все происходит грубее, чем хотелось бы. Когда человек лишается всех человеческих достоинств, национальное достоинство раздувается, как раковая опухоль. И это смертельная опасность для жизни страны. СШ: — Что очевидно хорошее принесло падение прежнего строя? ФИ: — Для литературы, на мой взгляд, важно, что власти гораздо меньше стали обращать внимания на то, что пишет писатель, его внутренний мир. Раньше было гораздо строже. Меня всегда это задевало, и я считал чудовищным, что талантливого человека могут не печатать, потому что якобы его талант не на то направлен, а у нас это было сплошь и рядом. Многое из того, что я писал, не мог напечатать и даже не отдавал никуда, заранее зная, что не пропустит цензура. Но и вес писателя сегодня уменьшился. Однако русская литература имеет такое значительное основание, что ее развитие не может остановиться. СШ: — Вы, я читал, критичны и по отношению к богатеям «дикого капитализма»… ФИ: — Да, да, да… Кстати, важно помнить: честные люди — это не те, которые всю жизнь удерживают себя от воровства, а те, кому и в голову не придет, что можно что-то украсть, то есть присвоить. СШ: — Не было соблазна уехать? ФИ: — Никогда. Это от человека зависит. Как сказал Искандер Посади ребенка на колени — и он повиснет у тебя на усах. Мне в молодости казалось, что на старых фотографиях люди значительнее тех, которых я вижу в окружающей жизни. Но, возможно, это тем объясняется, что фотография тогда была редким делом, и люди, снимаясь, внутренне больше сосредотачивались. Я всегда полагал, что умение увидеть правду и критиковать неправду — это и есть содержание жизни писателя, содержание жизни всех думающих голов в стране. Человека, у которого слишком развито чувство ответственности, редко увидишь в кино. Если бы был жив Достоевский, мы бы его в кинотеатре «Октябрь» не застали: он бы в это время работал. Современную прозу возглавили женщины, пишущие детективы. Это несерьезно. Они ведут себя с читателями, как с мужьями: им важнее не понять его, а создать ему настроение. Глупость высмеивается не для того, чтобы истребить глупость — она неистребима. Это делается для того, чтобы поддержать дух разумных. Я был так увлечен сочинительством, что не слишком замечал окружающую меня жизнь, даже своих детей. Думаю, воспитывал я их тем, что просто был самим собой. Больше всего в женщинах ценю застенчивость. Это красиво. Основа женственности не внешность, а повышенное чувство стыда и сочувствие окружающим. То, что мы собираемся делать завтра, делает нас сегодня такими, какие мы есть. Некоторые женщины, заболев, становятся нежными. Через несколько дней вдруг начинают покрикивать с постели. О! Значит, выздоравливают! Мудрость не нуждается в информации, зато информация нуждается в мудрости, чтобы разобраться в самой себе. Возможно, поэтому меня так и не заинтересовал интернет. Информация нужна молодым, старики больше думают о том, что это она означает. Я верю, но негромко. Было бы мне сегодня 30 лет — не важно, о чем была бы моя книга, но в ней нашлось бы достаточно критицизма. И оптимизма — тоже. Вкус — это умение в разных обстоятельствах находить выход в самом естественном. Общественный деятель — несмирившийся неудачник. Несчастную страну узнаешь по количеству общественных деятелей. Во времена диктатуры начинают повсюду искать несовершенства. Несовершенство моего отца — за что он поплатился тюрьмой — состояло в том, что он был иностранный подданный: наполовину абхазец, наполовину перс. Мы были насыщены социальными критическими идеями. Новое поколение потеряло социальный интерес к жизни, оно хочет удивлять. Искусство развлечения всегда было, но оно должно занимать свое место. Расцвет индустрии развлечений свидетельствует о неправильно понятой свободе. Сатира — это оскорбленная любовь: к людям, к родине или к человечеству в целом. Когда ты вплотную приближаешься к собственной смерти, мысль о том, что ты всю жизнь трудился, успокаивает. © Copyright: Вера Ивановна Ольгина, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
