Памяти Учителя

Кончину Евгения Евтушенко оплакивает, похоже, весь мир. Даже непримиримые враги по разные стороны разных линий разных фронтов уже поминают, отложив на время все "калибры". Лучшей памятью было бы, если б они отложили их навсегда, но культ всякой личности конечен и не всесилен.

А для меня пока не время писать "о культе личности Евтушенко и его последствиях". Его последствие лично для меня было одно - что я начал писать вообще. Кто угодно теперь спрашивай, почему первые мои строки родились по прочтении дефицитного в те советские годы его сборника, а не столь же дефицитных сборников Пушкина, Некрасова, Есенина, Маяковского, Мандельштама или его собратьев-шестидесятников - не отвечу. Он и сам бы мог об этом спросить. Он умел любить себя, превознося других - но слава Богу, с вершины всех жизненных опытов воистину слава Богу, что моих строк он не видел и не увидит уже никогда.

Вечная память Евгению Александровичу Евтушенко. Моему Учителю. Учителю стольких, что не сосчитать никому.

"Когда-нибудь я всё-таки умру.
И постараюсь тихо, а не буйно.
Надеюсь, что хоть этим я уймУ,
умаслю я умаявшихся Уйму.

Не будет хитрой цели у меня.
Но кто-то с плохо сдержанною яростью,
наверно, прошипит, что умер я
в погоне за дешёвой популярностью".

04.04. Культурные чиновники уже обещают в школах "уроки памяти Евтушенко". Будь я школьного возраста, я с такого урока обязательно бы сбежал! Как сбежал бы с него наверняка и сам покойный поэт, в своей юности "марьинорощинский донжуан с финкою в недрах за пазухой - шпагой моей недоразвитой".

11.04. Сегодня опустела без него Земля, а российская земля стала ему пухом... Путь в Переделкино был неблизок из Оклахомы, мир между Россией и Америкой, столь лелеемый им, вновь под угрозой, а скорбную компанию поэту составили, увы, жертвы взрыва в Петербургском метро...

Сегодня утром в московском ЦДЛ с ним простились. С цветами и без цветов, со стихами и без стихов пришло множество известных и неизвестных людей. Я, слава Богу, был из последних, от репортёров и их пристальных камер было неуютно - но что эта суета рядом с Печалью... Спите спокойно, Евгений Александрович...

14.04. Три дня после прощания - а не отпускает Печаль. Не отпускает Светлая грусть его памяти. Не отпускают его строки. Сколько их вспомнилось в эти дни - не перечесть. Но немного - попробую.

"Ты большая в любви. Ты смелая.
Я - робею на каждом шагу.
Я плохого тебе не сделаю,
а хорошее вряд ли смогу".

"И если сотня, воя оголтело,
кого-то бьет,- пусть даже и за дело! -
сто первым я не буду никогда!"

"А вы любили в девятнадцать лет
ту девушку, которой девятнадцать?
Две молодости прижавшиеся - зрелость,
но эта зрелость - молодость вдвойне.
Помножено всё в мире стало на два:
глаза и руки, волосы и губы,
дыханье, возмущение, надежды,
вкус ветра, море, звуки, запах, цвет".

"Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам, как еврей,
и потому - я настоящий русский!"

"Любимая, спи... Что причина бессоницы?
Ревущее море? Деревьев мольба?
Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то, а просто моя?
Любимая, спи... Ничего не попишешь,
но знай, что невинен я в этой вине.
Прости меня - слышишь? - люби меня - слышишь?-
хотя бы во сне, хотя бы во сне!"

"Что, народ, стоишь, не празднуя?
Шапки в небо - и пляши!
Но застыла площадь Красная,
чуть колыша бердыши".

"В ЦПКиО,в ЦПКиО,
мини еще не минированном,
ценная мысль - подцепить бы кого -
в молодости доминировала,
но усмехались пренебрежительно
девочки времени добрижиттовского
после двухсот разливного токая
листья "танкеточками" толкая".

"Когда меня пытали эти суки,
и били в морду, и ломали руки,
и делали со мной такие штуки -
не повернется рассказать язык! -
и покупали: «Как насчет рюмашки!» -
и мне совали подлые бумажки,
то я одно хрипел: «Я большевик!»

"Не бронзоветь нам ссутуленно,
и с пьедестала во сне
Беллочка Ахмадулина
весело спрыгнет ко мне".

"Если бы белые красных пожизненно
вышвырнули из Крыма в Стамбул,
вдруг бы на кладбище это парижское
Врангеля внук заглянул и вздохнул.
Напоминая взаимозлодейские
кровопролития, ненависть, гнев,
тлели бы звездочки красноармейские
здесь, на надгробиях Сен-Женевьев".

"Ты спрашивала шепотом:
"А что потом? А что потом?"
Постель была расстелена,
и ты была растеряна..."

"Есть новый вид «застенчивых» парней:
стесняются быть чуточку умней,
стесняются быть нежными в любви.
Что нежничать? Легли, так уж легли.
Стесняются друзьям помочь в беде,
стесняются обнять родную мать.
Стараются, чтоб их никто, нигде
не смог на человечности поймать".

"Всегда в опасности любовь", -
сказала мне одна японка,
и сразу замерла эпоха
стрипгерлс и атомных грибов..."

"Я, как поезд, что мечется столько уж лет
между городом Да и городом Нет.
Мои нервы натянуты, как провода,
между городом Нет и городом Да!"

"В Гонконге я сам нарывался на нож,
Я лез во Вьетнаме под пули.
Погибнуть мне было давно невтерпёж,
Да что-то со смертью тянули".

"У свободы так много слагаемых,
но народ плюс восстание - грозно.
Нет диктаторов несвергаемых.
Есть - свергаемые слишком поздно".

"Чего в России больше ты, поэт?
Да ты в сравненьи с гексогеном - мошка.
Нам всем сегодня оправданья нет
за то, что на земле такое можно".

"Я во время оно
обнял Йоко Оно
над могилой Джона
в городе Нью-Йорк.
Носом субмарина
к Джону ход прорыла
и прижалась к гробу, где он лег".

10.05.2017. За праздниками не сразу и вспомнится, что сегодня 40 дней, как нет с нами Евгения Евтушенко. Да вознесётся его душа туда, куда и стремилась всю земную свою жизнь...

Недавно прочел очередной "памятный анекдот" о поэте - как он "отжигает" во главе нетрезвой сов-писательской компании, выйдя из ЦДЛ. Случайный прохожий смотрит, смотрит, а потом спрашивает: "Простите, Вы из какого цирка?"

Но даже этот прохожий всего лишь по-своему, по-простому переосмыслил строки великого чилийца Пабло Неруды.

«Евтушенко рехнулся,
он просто паяц». —
так цедят сквозь зубы.
Что ж, Евтушенко,
не будем судить и рядить,
мы уже все обсудили
до пришествия в этот мир,
и в стихах у тебя —
сияние новой луны,
электронные лепестки,
локомобили, слезы,
а время от времени — Але - оп!
под купол! и вниз головой! —
твои кульбиты,
твое возвышенное штукарство...
Чем не паяц?

В нашем мире нужны
и Наполеон, фигляр-баталист (заблудившийся в русских снегах),
и Пикассо, космический клоун,
отплясывавший на алтаре чудес,
и Колумб, тот печальный паяц, осмеянный повсеместно,
который некогда нас открыл.

Лишь поэту хотят это всё запретить,
хотят помешать ему кувыркаться,
лишают права на сальто-мортале.
Я встаю на его защиту
против новейших филистеров.
Вперед, Евтушенко, продемонстрируем в цирке
наше уменье и наше унынье,
нашу потеху; играть с огнем
так, чтобы истина просверкала между мраком и мраком.
Ур-р-ра!
А теперь выйдем еще раз,
пусть выключат свет, и прожектор
озарит наши лица,
и явятся людям
два крылатых шута,
готовых рыдать заодно со всем миром".

(перевод Л. Осповата)

29.10.2019. А ведь ни с кем я "лично" не прощался в ЦДЛ... Только с ним...

22.06.2021. Некоторые предъявляют, что он был "особо секретный гэбэшник" (как и Высоцкий, и т.д., и т.п.). Такие предъявляющие (кроме, разве что, Аксёнова), наверное, завидуют - их то не взяли. Что ж, если это правда, то КГБ когда-нибудь будут уважать только и единственно за него одного...

15.04.2023. Впору перефразировать его строки о Маяковском в 1937-м.

Представить всё могу - но Евтушенко
В двадцать втором - представить не могу...

13.10.2024. В очередной раз "сбежав от Прозы на Стихиру", всё больше понимаю, сколько же у него было "тысяч тонн словесной руды". Но также начинаю понимать, кажется, чем его "граммы добычи" дороже большинства "килограммов".

Другие статьи в литературном дневнике:

• 02.04.2017. Памяти Учителя