Манефа. глава 4. пелагея.

Уже светало, когда в трапезную вошли сестры Анастасия и Малуша.

Анастасия, высокая, худая, с неподвижными рыбьими глазами, бледная и заспанная, надевала черный, до полу фартук, а Малуша, девушка лет 15, еще растрепанная, со светлыми вьющимися волосами и цветастой рубашкой, выглядывающей из – под черного балахона. Она остановилась в нерешительности и одновременно страхе, что ее застали врасплох, в непотребном виде.

- Доброе утро матушка Пелагея и матушка Манефа.

- Доброе утро. Чего растрёпа? Быстро приберись. Бог в помощь. А мы пойдем, покуда. Завтракать не будем, а на обед - кличте. Да всё приберите тут. Так надо было. Ну, пошли, Манефа. Проводи меня. Устала, ослабла, теперь твой черед.

- Сейчас, матушка Пелагея - откликнулась МАнефа, с трудом пднимаясь с лавки.

Манефа с трудом оторвала свое тело от лавки. Оно болело, ныло, местами пылало огнем, но жило и чувствовало, и это придавало ей сил. Она взяла костыль и батог Пелагеи, помогла ей подняться. Пелагея двумя руками опёрлась на костыль и с трудом встала, покачиваясь от усталости и слабости в ногах.

- Ну, вот и то дело, веди – произнесла она.

И они, шатаясь от усталости и боли, но с большой жаждой жить и помогать ближнему, двинулись к келье матушки Пелагеи.

Манефа, еще плохо осознавала всё случившееся сегодня, но своей интуицией и женским чутьем почувствовала, что она изменилась, и Господь дал ей еще один шанс и силы начать всё с начала.

- Устала я. – прервала её размышления Пелагея - Всё, силы покинули меня. Видать всё исполнила, что Господь требовал, теперь примет с покаянием.

Монахини Анастасия и Малуш, с испугом смотрели на них, но не решались помочь. Они не могли понять, что связывало этих разных людей. Престарелую игуменью Пелагею и новоприведенную к постригу Манефу. Они посмотрели, как тяжело ступая, Пелагея двигалась, немного приседая на слабых ногах, а Манефа, придерживая её под руки, почти волокла ее по коридору. Перекрестившись, пожелав им доброго пути, приступили к работе.

Пелагея шла тяжело, двумя руками опираясь на костыль. Ноги не слушались, еле двигались. Манефа одной рукой поддерживала ее под руки, а второй опиралась на батог и переставляла его.

Келья матушки Пелагеи находилась в другом конце коридора. Двери были оббиты бычьей шкурой для тепла. Пелагея толкнула с усилием дверь, собираясь переступить порог, но не смогла. В изнеможении прислонилась к стене:

- Открой дверь, сил нет. Слава Богу, всё хорошо кончилось. Проводи до постели, не дойти…

Манефа открыла дверь, поддерживая Пелагею сзади, вошла с ней в келью… Келья была угловая, несколько больше остальных. В ней было два небольших окошечка, занавешенных выбитыми и шитыми шитьем с мережкой, белыми занавесками. В углу на восток большой иконостас, с множеством икон и церковных принадлежностей, применение коих ей не было знакомо. Рядом стоял столик с горкой старинных и потрепанных книг и большой, кованый сундук, покрытый шкурой волка. В противоположном углу стоял деревянный, невысокий топчан с травяным толстым матрацем, покрытый стеганным лоскутным одеялом и высокой подушкой, в белой, с мережкой сверху, наволочке. У кровати лежала большая коровья шкура, коричневая, белыми пятнами. У окна стоял не большой стол, покрытый скатертью, вышитой яркими цветами и табурет, с маленькой стеганной лоскутной подушечкой.

- Ну, чего встала? Заходи… Вот здесь и живу. Помоги лечь, мочи нет, вся вышла. Да валенки не снимай, не надо. Ноги мерзнуть будут. Кровь уже старая, не греет…Время умирать, а костлявая всё не идет. Присядь, девонька, поговорить надо…. Отдышусь я, и ты отдохни и поговорим…

Манефа присела рядом с кроватью на табурет. Двигаться и думать от усталости не хотелось. Она просто осматривала келью и представляла, как здесь столько лет прожила Пелагея. Что думала, что читала и как просила Его за себя и других… Вдруг она увидела маленькую лампадку, в виде Ангелка, высоко под потолком. Лампадка, мерно покачиваясь от движения воздуха, теплилась яркой точкой огонька, направляя свои блики на образа. От этого лики на образах казались живыми и смиренно поглядывали оттуда на Манефу. Складывалось впечатление, что они тут, рядом с ними и всё видят, и слышат, всегда могут дать совет и помощь. Манефа кожей это ощутила, и ей вдруг стало тепло и спокойно.

- Ну, что осмотрелась? Да, здесь я прожила свой век – с задыханием в голосе, тихо произнесла Пелагея.

- Подойди, поправь повыше подушку, а то дышать трудно, а разговор долгий. Ну вот, так удобно. Сейчас отдышусь, что - то дышать трудно стало. Слава, Господу, сподобил, всё справили … Ты смотри, больше не гневи Его, не испытуй судьбу, и так она тебе мачеха. Да, что я взялась нотации читать, ни к чему… Мне пришло время о смерти думать, а тебе жить самая пора и Ему служить, и людям помогать.
Помни этот жестокий урок на всю жизнь, помни… А смерти, девонька, не бойся. Смерти старому бояться не чего, она в радость, освобождение и отдых, а молодому- грех… Крепись и обеими руками держись за жизнь… А для чего же еще жизнь дадена? Чтобы всё повидать, порадоваться солнышку и дождичку. Людям помочь, и самому суметь помощь принять. Вот она мудрость в чем… А богатство пришло и ушло, сколько из-за него греха и искушения…. Встань, открой сундук, там всё мое богатство. Смотри сверху пакет в белой бумаге, это смёртное, как обмоют, оденешь меня, там все сообразишь. Там ниже рушники, свечи и деньги на поминки. Отдашь их настоятельнице в трапезную, еще часть батюшке Ефимию на храм, а там в маленьком конверте записочка и деньги себе возьмешь, это на вечный помин и свечи для этого, будешь ставить в годовщину и молиться, за меня грешную и моих близких мне людей…

Голос Пелагеи дрогнул и она замолчала. Закрыла глаза и что - то перебирала невидимое руками. Руки подрагивали.

- Я назначаю тебя моей душеприказчицей, верю тебе, всё исполнишь. А там на самом дне, смотри, лежат старые книги с деревянными окладами и на старославянском… Учись читать на нем, в их большая мудрость. А еще хочу отдать тебе все мои записи и дневники, это самое большое моё богатство – это мудрость человеческая и глупость одновременно, это боль и радость и нет ее ценнее в этом мире. Потом ты это все прочтешь и поймешь…. Там вся моя жизнь описана. На опыте и знаниях все держится. Вот если б я не знала, как застой лечить, что было бы, как бы ходить не стала? А Господь дал из последних сил мне встать и к тебе идти, знать для чего – то надо это было, вот я и говорю – читай, учись и помогай людям и тебя все помнить добрым словом будут. А еще там мамина брошь, дорогая она с сапфиром большим. Я ее на черный день берегла, так и не решилась продать, знать не было черных дней у меня и то счастье. А ты ее возьми, может, пригодится , или тебе, или еще кому, но только по большой нужде, коли других средств не будет. Да еще, сходи, позови настоятельницу, да не мешкай, скажи Малуше сбегает, пусть придет. Я хочу, чтобы ты тут поселилась в моей келье, когда отойду. Да не бойся ты покойников, живых пужайся, некоторые, аки волки, опасны… Всё мое добро и иконы хочу тебе передать… Дай лЕстовку…. Устала.
Пелагея, трудно задышала, прикрыла глаза и стала про себя читать молитву, перебирая узелки на лЕстовке заскорузлыми, узловатыми пальцами.

- Учись, девонька, учись. - немного помолчав, продолжила Пелагея.

- Вона у меня много книг и с молитвами, и травников, и по лекарству. Все в жизни сгодится в услужении. Нужно знать и травы и лекарства и минералы. Монастырь, он и есть монастырь… Сюда люди разные за помощью идут, кто за душу молиться, кто просит помочь выздороветь… Знаю ты сумеешь… Учись. Успею, помогу, а не успею Господь поможет… На мирское смотри спокойно, без зависти, как бы со стороны, с анализом и трезвой головою……. Всё это временно… а царствие небесное вечное, знай это и помни, дважды шанс Господь не дает. Дай мне твою руку, подержу напоследок…. Прохладная, значит отудобила. Все значит правильно сделали… Береги себя, девонька.

Пелагея держала руки Манефы в своих холодных руках и слегка похлопывала по ним, поглаживала пальцы и о чем – то думала. Манефа не могла сдерживать слезы и они катились по щекам, они душили её. Ей хотелось кричать и бежать от сюда, но маленькая старенькая игуменья со своим миром и мудрость уже посеяла в ней свои семена сомнений и желание помочь ей… В этом и есть мудрость жизни. Манефа встала на колени у топчана, сама не зная, почему возникло это желание, взяла в свои руки маленькие, измозжденые тяжкими трудами руки Пелагеи, сначала прижалась горячей щекой, а потом поцеловала их.

- Спасибо, матушка Пелагея, живи и здравствуй, долгих лет тебе и здоровья. Всё исполню, никогда твоей щедрости и добра не забуду…

- Не гневи Господа. Это всего лишь Его воля. Дай тебя напоследок обниму. Худенькая. Ничего все поправится… Ступай, скажи Малуше и чтоб скоренько… Да не реви, чего ревешь, радоваться надо с миром в душе ухожу. Да и когда провожать будешь, чтоб не слезинки… Все твои слёзы горькие вчера вышли. Так надо, сильной будь… Всё ступай, да дверь прикрой и пойди поспи. Малушка разбудит перед обедней. Иди… Не мешкай, храни и благослови тебя Господь.

Манефа, превозмогая боль в ногах и усталость, поцеловала Пелагею в сморщенную прохладную щеку и вышла. Она передала просьбу Пелагеи Малуше .

- Сейчас сбегаю – сказала Малуша и убежала, а Манефа присела на лавку в трапезной и вдруг ощутила всей кожей, что это теперь всё ее, и ей здесь жить и служить. На душе стало спокойно и радостно от того, что жива, что болит нога и бьется сердце, что есть в её жизни Малуша и Пелагея и что все будет хорошо.
Прибежала Малуша, и доложила, что настоятельница уже пошла к Пелагее.

С трудом Манефа добралась до кельи. В келье было сумрачно. Сквозь маленькое, тусклое оконце пробивалось утро. На её маленьком иконостасе теплилась лампадка, зажженная Пелагеей. Она подошла к кровати, легла, не раздеваясь, и забылась беспокойным сном.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 15.10.2015. Манефа. глава 4. пелагея.