Украинский писатель под русскими бомбами

Анатолий Иванович Стреляный(83 года),
украинский писатель под русскими бомбами,
15 марта 2022г., г.Ахтырка, Сумская обл.

СЛОВАРЬ ВОЙНЫ
Разрушенная ТЭЦ еще не восстановлена, батареи в Ахтырке холодные, а морозы еще не ушли. 2-3 градуса, кажется, не очень много, но в помещениях зябко . Персонал нескольких открытых до обеда аптек и лавок одет по-зимнему. Видеть там перед собою женщину не в белом халате непривычно.
Очереди есть, но народ не толпится. Я как раз стоял в одной из них перед аптекой, когда где-то невдалеке раздался взрыв. Никто не вздрогнул, не повернул в ту сторону головы. Общее молчание через пару минут нарушила разбитная тетушка, сообщившая, что тот русский самолет, что вчера под вечер выпустил что-то по городу, на обратном пути был сбит. Откуда она это знает, никто не поинтересовался.
И никто после взрыва не выматерился.
Мата в дни войны не слышу нигде, ни от кого, как будто не из уст этих женщин и девушек, детей и подростков, юношей и стариков совсем недавно за каждым словом вылетала «бля», а за нею «мать-перемать».
Жду, когда откроют базар. Там, думаю, в числе первых появится одна хорошо известная постоянным покупателям торговка хозтоваром. Толстая, широколицая, широкоплечая, словно сделанная на заказ для кинокомедии (плохой, конечно), она матерится на весь базар, не закрывая рта. Вот я и сгораю от нетерпения: если военные действия к тому времени не закончатся, будет ли она таким же образом давать всем знать о своём неуёмном существовании?
Изобретаются небольшие, но полезные удобства. Перед входом в аптеку стоит провизорша в шубейке и ровным голосом отвечает на вопросы о лекарствах – какие есть, каких нет, чтобы человек зря не становился в очередь. Лекарств всё меньше, от давления уже не стало ничего, покупают всего помногу. У каждой и каждого в руке список, там то, что заказано родней и соседями, иначе в очереди выстроился бы весь город.
На тротуаре перед закрытым базаром образовался мясной ряд, самовольный, естественно. Осмелевшие перекупщики или сами хозяева из ближних сел делают свой бизнес. На асфальт бросается клеёнка, на неё из машины выволакивается разделанная свиная или баранья туша.
- Смелый вы человек, - говорю одному с улыбкой.
- Вас же здесь чем-то кормить надо, - отвечает он без улыбки.
Здесь и Ольга с Гусинки, перед нею на дощечке две ощипанные курицы. Она иногда заходит ко мне помочь по хозяйству. Вот человек, который в одном отношении чувствует себя в эти дни лучше, чем до войны. Я еще не всё сказал о мате – так вот, она с детства не может слышать скверного слова, оно делает её больной. Таким было её детство, о котором она не рассказывает.
Ей 57 лет, моложавая красивая женщина. Пока в городе были стройки, она работала крановщицей , теперь – уже девять лет – перебивается случайными заработками. Очень, рассказывает, любила стройки, этот грохочущий беспорядок, из которого незаметно вырастает дом. Но стройка – это и непрерывная матерщина, почему Ольга и придумала после школы выбрать специальность крановщицы. Вверху не слышно, что кричат внизу. Видно всё замечательно, вся снующая красота как на ладони, а голоса в кабину не доносятся, во всяком случае, раздельно.
- Думала и умру когда-нибудь в своей кабине наверху. Засну однажды незаметно, засмотревшись на то, что делается внизу. Не вышло.
- Я понимаю, - говорю ей, - почему люди перестали материться. Потому что война. Но под этой причиной должно быть еще что-то, какая-то причина под причиной.
Приходим к выводу, что оказалось достаточно и одной.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.03.2022. Украинский писатель под русскими бомбами