После армии
Сразу после увольнения солдат чувствует себя, словно одержимый. Он буквально пышет ненавистью и злобой, выражающейся в гиперраздражительности по отношению к другим людям. Солдат постоянно на взводе, его раздражает буквально всё, и любой, даже самый слабый тычок, любое неосторожное слово могут повлечь вспышку безумной ярости и жестокости. Бывший солдат, как дикий зверь, вырванный из привычного ареала жизни, мечущийся по клетке и рычащий на любой признак движения вокруг. Только в данном случае уместно говорить, что ареалом жизни была именно клетка, из которой солдата выбросили в жизнь.
Думаю, такое состояние обусловлено, во-первых, резкой сменой окружающих условий, делающей психику нестабильной, и, во-вторых, привитой в армии ненавистью, презрением к людям, которые в армейских условиях сдерживаются привычкой к дисциплине, подчинению и уважению социального статуса; здесь же ограничители вдруг резко исчезают, оставляя ненависть и презрение один на один с окружающими людьми. Нечто подобное в самой армии проявляется у старослужащих по отношению к молодым, когда они получают абсолютную власть над ними и могут почти безбоязненно вымещать на них всё накопившееся внутри. Таким образом, только что уволившимся солдатом все окружающие люди воспринимаются как нижестоящие в социальной иерархии. Самое интересное, что окружающие чувствуют состояние солдата и расступаются перед ним, убирают локти, прячут взгляды. Если такой человек идёт по Москве в час пик, то он, подобно волнорезу, рассекает толпу, не применяя для этого никаких усилий.
Реакция на привычные гражданским людям вещи и ситуации также может быть нестандартной. Так, когда я впервые попал в квартиру и меня оставили в ней на целый день одного, наедине с компьютером, музыкой, телевизором, душем и холодильником еды, у меня буквально волосы на голове шевелились. Наступил какой-то шок, сопровождающийся истерическими перепадами восприятия. Я буквально метался из угла в угол, не находя себе места, и буквально физически ощущал отсутствие привычного психологического давления, контроля, необходимости в любой момент быть готовым подорваться, а если совершаешь что-либо противозаконное, то и постоянного ожидания появления контролирующих командиров. А ещё через день, когда я зашёл в свою новую комнату в родительском доме, уставленную свёртками и коробками после недавнего переезда, у меня снова зашевелились волосы – от беспорядка, обилия вещей, контрастирующих с армейским порядком и минимумом предметов вокруг, отсутствием всего лишнего. Так что первое время у солдата следует ожидать подобных нестандартных реакций на окружающее.
Подобное состояние наступает не только у уволившегося солдата, но и у солдата, отпущенного в увольнение на выходные дни или едущего в отпуск. Многие увеселительные заведения (ночные клубы, дискотеки), умудрённые горьким опытом, ночью не пропускают таких солдат, одетых по форме. И хотя это противоречит всем законам, Конституции, уважению к форме и военнослужащему, а также элементарной человечности, руководство клубов можно понять. Такой солдат подобен бомбе, могущей взорваться в любой момент. Причём время, последствия, масштаб и форму взрыва предсказать практически невозможно. Особенно взрывоопасность увеличивается в условиях большого скопления людей, среди которых много соблазнительных девушек, обилия спиртного и раздражающей и бьющей по психике музыки. Используемая на современных дискотеках музыка сама по себе пробуждает жестокость, звериные инстинкты, а близость вызывающе одетых молодых женщин ещё более усиливает воздействие. Всё это в совокупности бьёт по и без того расшатанной психике солдата, вызывая с вероятностью 98% жесточайшие вспышки буйства. У солдата попросту «срывает крышу», и он оказывается способен на ЛЮБЫЕ поступки, вплоть до изнасилования и убийства. И это относится к любому солдату без исключения, каким бы смирным он ни был. Так что лучше дембелю на первую неделю воздержаться от дискотек.
Такое состояние длится не больше недели, чаще – первые три-четыре дня. Затем солдат успокаивается. Ещё через пару месяцев он уже привыкает к гражданской жизни, перестаёт походить на грозовую тучу и даже начинает снова улыбаться. Но до тех пор он по-прежнему опасен окружающим, считает себя ничуть не хуже любого из них и даже лучше, так как ещё совсем недавно «землю грыз за этих гражданских». Ему без разницы социальный статус окружающих, и он способен призвать к ответу любого и будет в случае необходимости биться до конца.
Впоследствии многие из этих качеств сохраняются в той или иной степени, но обычно в довольно «разжиженном» виде. Отслуживший в армии однозначно получает заряд самоуважения на всю оставшуюся жизнь. Он также знает, чего стоит человек в экстремальных условиях, знает, как легко человека сломать, унизить, втоптать в грязь. Конечно, всё это он знает применительно к армии, но распространяет и на окружающее общество. Он больше не уважает людей (если, конечно, уважал их раньше), относится к ним с прохладцей, так как знает, чего стоят их обещания и они сами. Естественно, он больше не боится людей; комплекция и возраст оппонента, его умения и навыки ему по барабану. Его не способны удержать никакие признаки социального статуса оппонента, его связи, – самое главное, что этот оппонент не имеет над ним никакой непосредственной официальной власти, как раньше имел любой вышестоящий офицер или прапорщик. Но при этом он уважает социальный статус своего непосредственного начальника по месту работы, исполнителен и хорошо подчиняется приказам. Людей он оценивает очень придирчиво, и, чтобы получить статус друга такого человека, необходимо обладать определённым набором личных или социально значимых качеств. При этом он умеет мелочно устраиваться, а его уважение к социальному статусу непосредственного начальника близко его обоготворению, равно как и пренебрежение к нижестоящему близко полному презрению. Сама же система различия социальных статусов принимается им в гипертрофированном виде, как стиль, образ и организующая основа всей жизни. Причём всё это срабатывает помимо его собственных разумений или даже желаний.
Также отслуживший в армии приобретает уверенность в своих силах и вполне способен отвечать за свои действия. Причём даже в экстремальных ситуациях он вполне способен вести себя на равных с любыми окружающими и оппонентами. Он просто умеет вести себя с людьми в ситуации один на один или даже при противостоянии с целой группой. Конечно, речь здесь идёт не столько о драке или перестрелке, сколько о разговоре «по понятиям» и улаживанию проблемного вопроса.
А ещё бывший солдат просыпается иногда в холодном поту от какого-то поразительно реалистичного воспоминания, всплывшего во сне. Иногда воспоминания всплывают и в период бодрствования, когда их совершенно не ждёшь. Как правило, они ничего хорошего с собой не несут, только заставляют заново переживать когда-то уже пережитое. Поразительна отчётливость, с которой услужливая память фиксирует малейшие детали ситуаций и переживаний: их точно переживаешь снова и снова. Некоторые особенно гнусные ситуации могут всплывать в памяти помимо воли, снова и снова вызывая дрожь и холодный пот. Может вспоминаться отчаяние и безысходность ситуации столь отчётливо, что стараешься всеми силами избавиться от воспоминания. Мне до сих пор иногда вспоминаются мысли и переживания, когда я опаздывал на поезд домой. Начинаешь даже снова лихорадочно думать: а что будет, если я всё-таки на него опоздаю, просчитываешь сопутствующие этому проблемы, как придётся возвращаться обратно, хотя там тебя уже никто не ждёт. И ведь это совершенно безобидное воспоминание! Бывают и другие, которые не хочется не то что описывать, а даже допускать мысль о возможности их появления. Один мой знакомый часто вспоминает, как горел в БТРе на горной кавказской дороге. Высунешься наружу – сразу убьют, так что приходилось терпеть боль, удушье, шквал эмоций. Если не ошибаюсь, он тогда выдержал минут двадцать, а затем вылез в нижний люк. Теперь эти 20 минут будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. И сорваться на воспоминания очень легко: достаточно неосторожно допустить намёк на ситуацию или даже на эмоцию, как услужливая память подставляет таковые из армейского опыта. Полагаю, армейские воспоминания всплывают потому, что они наиболее яркие по психологической наполненности, нестандартные с точки зрения рутины повседневной жизни, а ситуации и переживания в армии составляют самою жизнь, заполняя собой крохотный мирок солдата, для которого нет больше ничего; они оказываются единственными его духовными составляющими. От воспоминаний не уйти. Необходимо иметь в виду, что они останутся на всю жизнь, вне зависимости от личности бывшего солдата, его положения в обществе и отношений с другими людьми.
И всё же в отслужившем в армии человеке оказывается червоточинка: ему очень трудно стать полноценной личностью. У него остаётся не то чтобы комплекс неполноценности. Нет. Но и не то чтобы достоинство. У него обостряется инстинкт карьериста, причём, в форме, близкой таковому у животных (особенно у собак). Это явление психики проявляется в следующем. Попав в коллектив или компанию, где более 2 человек, бывший военнослужащий пытается утвердиться в качестве её лидера, а если его ставят на место, то он признаёт лидером поставившего его на место, но всё равно старается выделиться и даже пожрать втихаря этого самого лидера, чтобы занять его место. Важно даже не то, кто сильнее физически, но то, кто сильнее психологически. Это обычно определяется в разговоре или в манере держаться, – определяется противостоящими безошибочно и в большинстве случаев бессознательно. Признавая официальных лидеров над собой (о чём говорилось выше), он сам стремится стать лидером фактическим. Отсюда тиранство некоторых руководящих работников в семье при подхалимстве на работе. Это и есть та червоточинка, не дающая человеку стать полноценным гражданином в том виде, в каком это понимали Руссо, Гоббс, Монтескье и прочие европейские мыслители. Ему теперь сложно быть принципиальным в чём-то, так как его принципы рассыпаются в прах перед несокрушимой стеной официальной иерархии.
Кстати, в этой связи очень интересно, что никогда вы не услышите от отслужившего все два года и побывавшего полноценным дедушкой человека историй о том, как его самого гоняли первый год. Зато он будет взахлёб рассказывать о том, каким крутым дедушкой был он сам; как строил молодых, как над ними шутил и унижал их. А как же иначе? Ведь он уже приобрёл более высокий статус в своих глазах, и то, что было ранее, было уже вроде бы и не с ним. Собственно, отсюда и его претензии в любом коллективе на лидерство.
После армии лучше понимаешь собак. У меня под окном живёт стая, и к ней как-то прибился новый здоровенный кобель. Так он, когда начинают лаять соседские собаки, для самоутверждения не только лает, но ещё и кусает щенков. Щенков в такие моменты кусают и другие «подчинённые» кобели, утверждаясь за счёт этого хотя бы над ними. Когда слышу жалобный скулёж щенят, становится невыносимо больно. Я словно на своей шкуре ощущаю, как им приходится тяжело. Хочется взять ружьё и пристрелить этого кобелину.
В общем, армия делает человека в максимальной степени адекватным реалиям своего общества, что закладывается в самые основы его личности и начинает действовать независимо от него – как наработанный практикой образ действий. Армия врезается навсегда и в его память, снова и снова врываясь в душу поразительно чёткими воспоминаниями. Она, таким образом, остаётся с человеком навсегда.
