Зулейха открывывает глаза". Открывает. Втягивает, облепляет, не отпускает она. Заходишь в дом, видишь рисунок на горшке, чувствуешь тяжесть хвороста - самое редкое - подробности ведут, приближают, оживляют историю.
Было так. Было ещё мрачнее, страшнее.
О другом - могла ли Гузель Яхина написать эту книгу, живя в Татарстане, зная, что её дети будут жить там? Не уверена. Нужно было серьёзно отдалится, далеко и навсегда уехать от родного, чтобы рассматривать это родное извне.
Понимает ли она причину негодования, отрицание татарской интеллигенцией её книги? Среди них не ведь не только бездари, завистники и прочее. Или так - приняла бы я эту книгу, если бы была написана она о балкарцах и её переводили, о ней говорили бы в мире? Сомневаюсь.
Я бы не хотела, что бы те, кто ничего не знает о моем народе, узнали его в таких лицах, в такой краске. Это несвобода, это провинциализм, да. Но это и корни тяжёлые, глубокие и их не вырвать, и с ними другая боль, другой нерв. Гузель отсекла их. Сумела. С ними бы , я думаю, написала иначе.
И это тема. Ведь в своей прозе мог Отар Чиладзе оживить и отсохшие корешки, поднял и тёмное, мутное дно народной души, подземные толчки истории, выбрасывающие на поверхность плесень, столько ночи бессонной, её теней, искажений, превращений, и при этом остаётся чувство узнавание иного, необычного, прекрасного мира. В нем хочется жить.
От мира Гузель Яхиной в " Зулейха открывает глаза" быстро отойти. А он подчёркнуто национальный, вот что огорчает.
