«…Впервые в жизни я увидел улыбчивого человека - это был Кайсын. Да и кому было улыбаться в нашем селе, медленно таявшем средь азиатской аховой степи, под ярым восточным солнцем. Улыбка была, как табу, как нечто постыдное средь ссыльных и потомков каторжан, средь отсидевших или ожидающих с минуты на минуту кары сей.
Смех-то я слышал, но чтобы человек так устойчиво улыбался - видел впервые. Он стоял весь залитый солнцем, большой и добрый… и улыбался. Я стоял с нашим свирепым черным псом, который сидя был на голову выше меня. Я взглянул на собаку, а она изумленно смотрела на Кайсына - не тявкнула даже - она была изумлена не меньше моего, ведь и она впервые увидела улыбающегося человека - и мы оба растерянно смотрели на диво. И выражение глаз у нас было одинаковым. Он стоял и молча улыбался. В его молчании было так много, что мое пустое, громадное нутро не могло все это вместить. Я понял лишь малое из его неохватного молчания: мужество - это не длинный меч и грозный взгляд, не шрамы вперемешку с морщинами, мужество - это стоять, стоять и улыбаться. И нет другой формы и сути мужества. Несчастен ты, когда не можешь улыбнуться. И нет иной формы сути несчастья. Ведь улыбка - это ответ небесам. Тогда у меня не было слов, чтобы выразить свои чувства. Но у меня были знания - тогда я без труда мог написать Библию, а сейчас у меня иного слов, но с их прибавлением уменьшились мои знания, и сейчас Библию я могу лишь прочитать - и не более того. Знание - это безмолвие. Когда просыпается разум - исчезает истина.
Солнце. Безлюдье. Безучастная степь. На скорую руку слепленные из глины домишки - как мавзолей для живущих. Домишки, сооруженные на случай потопа, - снесет, не жалко, или еще постоят до следующего выселения. Черный безмолвный пес на цепи. И все это на одном уровне - и над всем этим возвышается улыбчивый, теплый Кайсын» .
Так запомнил Борис Чипчиков эту встречу, рассказал о вкусе протянутой Кайсыном шоколадки, в которой был вкус радости, обещание необыкновенных событий. Если бы все, кого Кулиев учил улыбке, то есть мужеству, кого одаривал любовью и обязывал жить в «аховой степи», оставили бы свои воспоминания - какая бы получилась книга.
Еще:"Много снегов выпало на голову Кайсына, и который из них поведал ему чужую северную сагу – кто знает?
Чегемские снега дали ему ощущение грани между западным холодом и излишним, до ряби в голове, восточным многоцветьем. И по грани той, по тропе срединной, по своей золотой тропе и пошел Кайсын.
И мы шли черной цепью, по темному снегу, шли и чувствовали: что где-то там, за скалами черными, в истоме желтой, томится щедрая луна. И мы доползли таки до нее. Скалы оборвались громадной поляной, на которой мы лоб в лоб столкнулись с белыми горами. И все это горело, переливалось бусинками радужными. На темно- синем, летнем небе, подрагивала взволнованная луна."
