В. А. Чудинов о письменности и языке" ;Второе: праязык у Рыжкова не разделен на этапы ни в абсолютной, ни в относительной хронологии. Иначе говоря, для Леонида Николаевича праязык начинается с коротких слов структуры СГС, которые позже стали корнями полноценных слов, обрастая приставками, суффиксами и окончаниями. Ему не пришло в голову, что сами суффиксы и приставки (а в ряде случаев и окончания) имеют структуру открытого слога СГ, то есть, сохраняют структуру более раннего этапа, являясь архаикой для современных корней. А пракорни имели такую же структуру СГ, как и аффиксы (суффиксы и префиксы). Но тем самым праязык распадается на четыре этапа: 1) все слова имеют структуру открытого слога СГ, 2) появляется дифференциация слогов на смысловые (которые становятся пракорнями) и служебные (которые можно назвать прапредлогами и прапослелогами), 3) пракорни СГ сливаются в корни промежуточного типа (мезокорни) СГСГ, а служебные слоги становятся промежуточными аффиксами, которые могут быть написана по-старому раздельно, или через черточку, а могут быть написаны и по-новому, слитно (впрочем, если тексты были написаны без пробелов между словами, то этой проблемы не существовало), и 4) пракорни, теряя последний гласный звук, превращаются в корни (вместо структуры СГСГ появляется структура СГС), а служебные слова окончательно склеиваются с корнями, образуя предлоги, суффиксы и окончания. И для ЛН. Рыжкова праязыком считается последняя, 4-я стадия развития древнейшего языка. С точки зрения такой 4-этапной схемы развития слоговая письменность появляется уже на первом этапе, где каждый слоговой знак (силлабограф) передаёт звучание реального слога. Но какое именно, Рыжков не стал исследовать именно потому, что не попытался работать с силлабарием, выявленным Г.С. Гриневичем (очень неполным, но уже отражавшим некоторые фонетические закономерности). ;Третье: Из анализа силлабария руницы становится ясно, что существовал еще более ранний этап мало различаемых слогов, который можно считать нулевым. Говоря о нём более подробно, заметим, что в рунице отдельные гласные звуки вообще не различались (для них силлабограф представлял собой вертикальную палочку I). А гласные внутри слогов имели противопоставление: «гласные после мягких согласных» (более древние) и «гласные после твёрдых согласных» (более молодые). Кстати, во всех более молодых по сравнению с русским языком западноевропейских языках мягких согласных с каждым веком становится всё меньше. Та же тенденция прослеживается и в славянских языках. Иное дело – согласные звуки. Одни из них различались хорошо (взрывные, сонорные), другие сохраняли одинаковое написание для тех звуков, которые мы сегодня различаем. Так, наибольшей детализацией отличались силлабографы, начинавшиеся с согласного звука «В», что и было отмечено Рыжковым как одно из правил для отыскания русских слов. И напротив, одни и те же графемы применялись не только для свистящих и шипящих, например, для З и Ж, но и для аффрикат Ч и Ц, а также для целых трёх звуков Г, К и Х. Если звуки Г и К для нас являются звонким и глухим звуками одного и того же места образования, то Ги Х могут составлять пару только в том случае, если Г является не взрывным, а фрикативным звуком. Но в нулевом этапе такие тонкости не различались. На первом этапе, когда стали появляться слоги с усечённым последним гласным, что явилось результатом редукции, возникает специальный «знак отмены гласного», который в индийской графике называется «вирам», и который помещается рядом (правее и ниже) и о наличии которого сообщал еще Г.С. Гриневич. Но если в результате редукции отмирает первый согласный звук, то для сохранения качества гласного звука ставится силлабограф с «немым» согласным В, который не произносится. По его функции его можно было бы назвать «антивирам». И если с вирамом всё ясно, то с антивирамом дело выглядит много запутаннее, поскольку не всегда ясно, когда звук «В» произносить следует, то есть, когда данная графема является силлабографом, а когда нет, то есть, когда она выступает, как антивирам. Но такова орфография руницы. ;Четвёртое: к большому сожалению, хотя Л.Н. Рыжков неоднократно призывал читать древние русские тексты, сам он этому мудрому совету не последовал. Да и я выявлению этих древних текстов потратил около десяти лет, снимая копии (чаще всего –перерисовывая) рисунки древних артефактов из работ археологов (эти книги я получал в читальный зал Центральной исторической библиотеки Москвы в 90-годы ХХ века). Я тогда считал, что наиболее древние тексты были написаны руницей, которую я и искал. Найденных текстов мне хватило на две монографии, однако в процессе работы я обнаружил, что основная масса этих текстов приходится вовсе не на древность, а на XII-XIVвв. н.э., и они вовсе не сакральные, а принадлежали патриотически настроенным ремесленникам, которые сопротивлялись натиску сначала латиницы, и греческой письменности, затем глаголицы и кириллицы, идущих от христианской церкви. Но в XVвеке н.э. единственным городом, где сохранилась руница, оставался Великий Новгород. Зато более поздняя в смысле этапа возникновения буквенное письмо «руны Рода» мне попадалось довольно часто, причем наряду с текстами, написанными руницей (рунами Макоши). Так я понял, что руны Макоши, из которых Кирилл и Мефодий создали в XIVвеке н.э. кириллицу, существовали задолго не только до кириллицы (являясь докирилловской письменностью), но и до «общеиндоевропейской письменности», которую некоторые исследователи связывали с письменностью сербского местечка Винча (Мария Гимбутас, которая из этой смеси рун Макоши и Рода ухитрилась опубликовать только лигатуры, которые, разумеется были мало похожи как на силлабографы, так и на буквы). Кстати, замечу, что первые берестяные грамоты Великого Новгорода, открытые А.В. Арциховским в 50-е годы ХХ века, были с некоторой неприязнью встречены лингвистами, поскольку показывали очень высокую бытовую грамотность русских людей, начиная с X века, хотя основная масса грамот приходится на более позднее время. ;Пятое: труд Л.Н. Рыжкова не мог учитывать мои достижения последних лет. А тут события оказались весьма интересными: сначала я открыл существование датировки летоисчисления по Яру Рюрику, потом на его основании понял, что древний Рим и древняя Греция были искусственно отодвинуты вглубь истории, чтобы выглядеть как страны старше их противника – Руси Рюрика, хотя во времена Рюрика они говорили и писали по-русски, наконец, оказалось, что многие берестяные грамоты, египетские папирусы, китайские шелка и европейские пергамены наряду с явными текстами после Х века имеют более ранние неявные тексты IXвека, выявляемые усилением контраста изображения. Особенно интересными оказались металлические пластины и книги, которые я исследую последние полгода. Эти исследования показали, чо во времена Рюрика на Руси существовала не просто грамотность (как в городах, так и в сельской местности), но и огромная литература (в виде пластин и книг на свинце, бронзе, серебре и золоте). И если сравнивать русский язык этих произведений, то, как выясняется, он существовал до придуманного «общеиндоевропейского», то есть, как раз и соответствовал тому понятию «праязыка», которое мы встретили в монографии Л.Н. Рыжкова. © Copyright: Любовь Царькова, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
