***

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВЕЛИКИХ ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ НЕ ХОТЕЛИ ЗНАТЬ, ЧТО ГОСПОДЬ СКАЖЕТ ИМ, КОГДА ОНИ ПРИДУТ НА СТРАШНЫЙ СУД.

Философ Руссо одного за другим сдал в приют пятерых детей. Его сожительница детей рожала, а потом их относили в приют. Руссо писал, что хочет, чтобы дети стали крестьянами. Здоровый труд на свежем воздухе, простая пища, гармония с природой… Скорее всего, малютки просто умерли в приюте - условия в 18 веке были ужасающими.

Но Руссо об этом не думал. Он писал трактат о правильном воспитании детей, который принёс ему славу великого педагога и просветителя.

Лорд Байрон отдал в монастырь свою незаконнорожденную дочку Аллегру четырёх лет от роду. Сначала он забрал девочку у матери, а потом она надоела поэту. «Она упряма как мул и прожорлива как осел!», - так поэтично Байрон охарактеризовал своего ребенка. Девочка мешала ему; он жил в замке. Трудно представить, как в замке может мешать четырёхлетний ребёнок…

В монастыре девочка начала хиреть и чахнуть.

«Бледная, тихая и деликатная», - такой её запомнили. При участии монахинь Аллегра написала письмо отцу; вернее, жалостливые монахини написали от ее лица просьбу навестить…

Байрон сказал, что Аллегра просто рассчитывает на подарки. Незачем ехать! В пять лет девочка умерла среди чужих людей.

Поэтесса Марина Цветаева тоже отдала своих детей в приют в голодные годы.

И приказала не говорить, что она - их мать. Дескать, они сироты. В приюте младшая дочь, Ирина, умерла от голода и болезней. Условия содержания детей поэтесса видела своими глазами - под видом крестной матери она навестила детей. Старшую дочь она потом забрала. Младшая погибла среди чужих людей. Подробнее об этой истории можно прочитать в «Смерть Ирочки Эфрон». На похороны дочери Цветаева не пошла, но написала очень грустное стихотворение о своих переживаниях. Конечно, очень трудно было жить в Москве в отдельной квартире с двумя детьми, отказавшись от службы. И писать стихи было очень трудно, дети требуют большого внимания, питания. Цветаева тоже упоминала «прожорливость» двухлетней Ирины… Наверное, наши прабабушки не отдали своих детей в приюты потому что работали и стихов не писали. Им было полегче, чем Цветаевой. Или Байрону. Или Руссо...

Можно писать одухотворенные строки о любви и о душе. Но поступать по-другому. И много лет люди будут восхищаться великими стихами и философскими трактатами, не ведая, что во время создания этих чудесных произведений где-то умирал с голоду или от тоски брошенный ребёнок автора. Плакал в одиночестве или просто молча лежал, отвернувшись к стене - когда понял, что никто не придёт утешить… Но себя эти великие люди очень жалели. Свои переживания они понимали очень хорошо. И искренне недоумевали - почему такие страдания выпали на их долю? За что? Хотя никаких особых страданий не было: ни голода, ни побоев, ни полной зависимости от других… Философ Руссо жалобно написал о себе: “Одинокий, больной и всеми оставленный в своей постели, я могу умереть в ней от нищеты, холода и голода, и никто из-за этого не станет беспокоиться»… От голода и холода Руссо спасали многочисленные меценаты. О нем беспокоились друзья и та самая мать отданных детей.

Это великие люди, оставившие после себя великие произведения, которые учат разумному, доброму, вечному. А судьбы их детей мало кому известны; но об этом надо знать. И надо помнить - ребёнок полностью зависит от родителя. Предать его легко! Он не сможет ни протестовать, ни отомстить, ни упрекнуть. Он до последнего дня будет надеяться, что за ним придут и спасут его, возьмут обратно! …

Поэт Шелли видел над морем у замка Байрона светлый образ маленькой Аллегры. Она улыбалась. Она все простила. Дети прощают…

НО, БОГ - СУДЬЯ СПРАВЕДЛИВЫЙ. ОН ЗА ВСЕ ВОЗДАСТ КАЖДОМУ ПО ДЕЛАМ ЕГО, ОСОБЕННО, КАК ОН ОТНОСИЛСЯ К БОЖЬИМ ДЕТЯМ, КОТОРЫХ ОН ДОВЕРИЛ ИМ.

В начале 19 века на улицах Лондона ежедневно умирали младенцы. Свёртки, оставленные в куче мусора, были настолько привычным явлением, что горожане перестали их замечать.

В РОССИИ ТАКОЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ И ПО СЕЙ ДЕНЬ. Я ЛИЧНО ЗНАЮ ТАКИХ ЛЮДЕЙ, ДАЖЕ ЦЕЛЫЕ СЕМЬИ, КОТОРЫЕ ВЫБРАСЫВАЛИ СВОИХ НОВОРОЖДЕННЫХ В ПОМОЙКУ ИЛИ ЖЕ ЗАКАПЫВАЛИ ГДЕ УГОДНО.

В викторианской Англии женщин, забеременевших вне брака, часто выгоняли из дома и лишали места работы. Обрекая тем самым на нищету, проституцию или самоубийство. Потому на улицах и появлялись никому не нужные маленькие свертки. Так продолжалось, пока один старый моряк не решил остановить этот ужас. Капитан Томас Корам добивался разрешения на открытие первого в Великобритании приюта для брошенных детей на протяжении 16 лет.

Перед вами картина Эммы Браунлоу (1858 г., Музей Фаундлинг, Лондон) «Подкидыш, возвращенный его матери». На полотне изображён трогательный момент встречи матери с подросшей дочерью в первой лондонской больнице для подкидышей. На молодой женщине нет обручального кольца. Но ее внешний вид и привезенные подарки говорят о том, что дела идут значительно лучше, чем несколько лет назад, когда она вынуждена была оставить малышку. Переполненная эмоциями женщина уронила документ и подарки на пол.

Для Эммы Браунлоу это очень личная история. Эмма была дочерью Джона Браунлоу, подкидыша, которого оставили в приюте Томаса Корама в младенчестве. Мальчику повезло: спустя 8 лет мать вернулась за ним и забрала домой.

Повзрослев, Джон Браунлоу устроился в Воспитательный дом секретарем, а спустя много лет стал его директором. Именно он изображен за столом на картине.

Джон Браунлоу написал несколько книг о приюте и вдохновил своего друга Чарльза Диккенса на создание романа «Приключения Оливера Твиста».

Больница для подкидышей Томаса Корама – первая в мире благотворительная организация – работала до 1954 года. За 215 лет существования через приют прошло почти 30 000 детей. Многие из этих малышей были спасены от верной смерти, а некоторые даже вернулись домой.

ВЕК ЖИВИ - ВЕК УЧИСЬ. ЕСТЬ НА СВЕТЕ ДОБРЫЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ВЕРЯТ В БОГА И ДЕЛАЮТ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ, ЧТОБЫ СЛУЖИТЬ ЕМУ И СЛОВОМ И ДЕЛОМ.

Есть у Чехова потрясающий рассказ – «Горе». В книгах он помещается обычно среди юмористических рассказов Чехова. Смешного там мало. Зато есть удивительная мысль. И стоит ее напомнить, ибо в каком-то смысле рассказ этот про каждого из нас.

Некий токарь везет свою жену к врачу. Везет на телеге. Время зимнее. Кругом снег, лошадь едва справляется. А токарь хлещет ее да рассуждает, как встретит его врач и жену его на ноги поставит. Он вслух размышляет, как пообещает врачу выточить портсигарчик из карельской березы, а еще шары для крокета, а еще кегли – самые что ни на есть заграничные.

Он рассуждает так вслух, чтобы приглушить свое тяжелое чувство. Ибо горе застало его врасплох. С женой прожил он 40 лет. И вспоминает токарь, как жил он все эти годы в пьяном полузабытьи, а теперь вдруг появилась в душе ужасная боль. И вот он просит супругу свою, чтобы не говорила врачу, что он ее бил когда-либо, заверяет, что бить больше не будет, и что жалеет ее теперь и ради нее старается. Только жена его молчит, не отвечает, а снег на лице ее почему-то не тает. И когда понял токарь, что умерла жена, то заплакал от досады. Потому что не успел толком пожить с ней, не успел пожалеть, проявить любовь свою – 40 лет прошли как в тумане.

Задумался токарь. «Жить бы сызнова…». Заботился бы о той, в которой когда-то души не чаял. В никуда ушли 40 лет. Вспоминая прожитое, как всё загубил пьянством, бездельем, драками, токарь и не заметил наступивших сумерек. Забылся. Очнулся в большой комнате с крашеными стенами. Видит врача, к которому ехал, хотел было вскочить и раскланяться, да только не может двинуть ни рукой, ни ногой. Отморозил всё. Придется ампутировать. «Ну, ну... чего же ты плачешь? – говорит ему врач. – Пожил, и слава Богу! Небось, шесть десятков прожил – будет с тебя!» Что же токарю ответить на это: «Горе ведь! Простите великодушно! Еще бы годочков пять-шесть... И как на этом свете всё скоро делается!»

Вот как завершает рассказ сам Чехов: «Доктор машет рукой и выходит из палаты. Токарю – аминь!»

Почему же всё так?

Да потому, что мы все так живем. Так и заканчиваем свою жизнь, то есть ни с чем, пустые, растраченные на пустяки или греховные страсти. Мы собственно жизнь пропускаем мимо себя.

Разве жизнь – разборки, ругань, нецензурщина, сплетни? Разве жизнь – блуд и обман? Разве жизнь – непрестанное недовольство и выяснение отношений? Разве жизнь – «всё себе, а другой – лишь средство к моему благополучию»? Но добавлю, что также не жизнь – непрестанная спешка и бешеная погоня за миражами мира сего. Не жизнь – постоянные страхи о будущем, фантазии и тревоги, забвение тех, которых с тобой Бог сегодня рядом поставил.

Если наша любовь вспыхнула ярким бенгальским огнем, осветила сумерки жизни – и тут же угасла, оставив лишь досадный дым и те же самые сумерки, – грош ей цена. Ибо подарить другому то, что его несказанно обрадует, а потом цинично отнять – это издевательство и ничего более.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 19.09.2024. ***