Мил Синсир Чёрный рыцарь и дикая кошечка- Марион. - Гай?.. Девушка растерянно обернулась на окликнувший ее голос, который не ожидала сейчас услышать сильнее всего. Чуть заметно вздрогнула от тона, каким было произнесено ее имя. Ледяного настолько, что, казалось, вздрогнула она от этого холода, а не от неожиданности. Улочку Ноттингемма продолжали оживлять гул голосов и снующие по ней их обладатели. Но в ушах девушки продолжал звучать лишь один-единственный низкий и жесткий голос. И не видела она сейчас никого и ничего вокруг, кроме темноволосого молодого мужчины, чей бирюзовый пристальный взгляд был в точности под стать колкому льду его голоса. Гай, скрестивший руки на груди, стоял, прислонившись к стене, и не без удовольствия разглядывал свою любимую. Эту дикую царапучую кошку Марион, исполосовавшую его сердце своими острыми коготками в кровоточащие клочки. Кошачьи царапины заживают так долго, болят и гноятся… И шрамы от них остаются не те, которыми может гордиться мужчина и рыцарь. Тем приятнее сейчас Гаю было увидеть Марион, выглядящей в точности как кошка, застигнутая хозяином у мисочки сливок. Глаза большие, круглые, оскорблено-недоумевающие как ее могли в чем-то заподозрить, а ушки уже предусмотрительно прижаты. Не счесть сколько раз молодому человеку хотелось оттрепать эту чертову кошку за шкирятник! А потом положить к себе на грудь, и гладить… Смотреть как она жмурится от удовольствия и выгибается под ласкающей ее ладонью… Марион… - Марион, вы следили за мной, - Гай не спрашивал. - Я?!.. – тем не менее немедленно переспросила девушка. Медленно и нехотя, очень нехотя подходя к окликнувшему ее красавцу рыцарю в его извечном черном кожаном одеянии. Больше всего леди Марион хотелось стремглав дунуть от сэра рыцаря в противоположную сторону. Желательно верхом. Дракон тоже подойдет. - Вы, - ледяная ироничная ухмылка скривила тонкие изящные губы Гая и застыла в левом уголке рта. Еще более неспешно, переставший подпирать стенку сильными тренированными плечами воина, Гай отлепился от стены и вальяжно пошел навстречу леди. Хищником, собирающимся полакомиться не способной убежать жертвой. – Не отпирайтесь, я видел вас. Вы шли за мной всю дорогу от замка. Дав слово не покидать его. - Простите, сэр Гай… - это было все, что оставалось сказать в ответ Марион. И поспешно добавить следующее, уводя и переключая его внимание. Гай не должен догадаться, зачем именно она шла за ним, что она помогает Робину и всем его остальным робинам! Гаем так легко манипулировать, всего-то чуть погладить, проявить каплю внимания и другую - покорности, и тот, пред кем трепещет почти вся, кроме робинов, округа, валяется у ее ног, вывалив язык. Большим верным и совсем не страшным псом. Ну, почти всегда все именно так и было. Ну спалил он к чертям ее родовое гнезышко, но ее-то и пальцем не тронул! Марион кротко и просительно заглянула в синие, как летнее небо в знойный день, глаза своего верного рыцаря. Летнее небо предвещало бурю с громами и молниями. Лучше поклониться пониже, - Я очень виновата перед вами. И заслужила наказание. Накажите меня. - Как прикажете, миледи, - незамедлительно ответил Гай, беря маленькую ручку девушки в большую и сильную свою, обтянутую перчаткой из черной кожи, и, почтительно склонившись, поднес ее к губам. Попалась, кошечка! Думаешь, можешь постоянно выходить сухой из воды, даже не замочив своих миленьких когтистых лапок? Черт с ним, тем, что она там скрывает, тем более что догадаться не сложно. И оно в любом случае неважно по сравнению с неожиданно открывшейся возможностью воплотить то, о чем и не мечталось. Во всяком случае, всерьез. Наконец-то оттаскать кошку за шкирман. – Возвращайтесь в замок. Отправляйтесь в свою комнату. Сидите в ней до вечера, когда я приду. – жестко отчеканил Гай, выпрямляясь и пристально смотря в насквозь лживые глаза горячо любимой женщины, - К моему приходу вашей спальне должны быть розги. Вы прикажете слугам нарезать и принести их, едва вернетесь. - Да как вы смеете?!.. – едва отойдя от шока, задохнулась Марион, щеки которой так и вспыхнули алым. Она попыталась вырвать у Гая руку и тут же болезненно вскрикнула, потому что он сжал ее сильнее, а не отпустил. И грубо дернул на себя. Их лица оказались совсем близко, а губы почти соприкоснулись, когда Гай наклонился к Марион ниже, собираясь кое-что добавить. Еще мгновение перед тем помучив, он хотел сказать, что пошутил. Гай вполне насладился этой забавной победой над маленькой несносной строптивицей. Ему не понравился испуг, который он увидел в ее глазах. Хоть шугануть чертову кошку ему было и три тысячи чертей как приятно, Гай не хотел, чтобы Марион его боялась. Хотел, чтобы любила и доверяла ему, верила в него… - Сволочь! Пусти! Ненавижу! Последнее слово хлестнуло публичной пощечиной, ударило прямо в учащенно бьющееся от близости любимой сердце. - Или вы сделаете, как я сказал, или… - Гай не счел нужным договаривать. Занимаемое им положение давало ему множество возможностей. Возлюбленная не желает видеть в нем никого, кроме монстра? Что ж, да будет так. Тем более, что до ангела ему и впрямь далеко. В особенности небезграничным терпением, которое только что с треском лопнуло ко всем упомянутым чертям. - Гай, это шутка? – без особой надежды спросила задрожавшая под его яростным и гневным взглядом девушка. Об этот взгляд можно было порезаться не хуже, чем об остро заточенную сталь его меча. – Пусти руку, ты делаешь мне больно… Ай! - Что ты, Марион, это совсем не больно, - с глумливой ухмылочкой, сделавшей его еще более неотразимым (но не для Марион, тем более не сейчас) бросил вышедший из под контроля черный рыцарь, - Больно тебе будет вечером. Очень больно. За чем я прослежу лично. До вечера, миледи. С этими словами Гай резко отбросил прочь маленькую ручку, которую больше всего на свете желал бы никогда не выпускать из своей руки, и целеустремленно зашагал прочь твердой походкой человека, которого ничто не в силах сбить с чеканного шага. Правда, при этом молодой человек ощущал некоторую слабость в коленях и сладкий жар в солнечном сплетении. Но не суть. К тому же Марион об этом никогда не узнает. Никто не узнает. - Проследишь?.. Гай!! Ты отдашь меня слугам?! Солдатам?! – вне себя от ужаса громко выкрикнула ему в спину бедная храбрая девушка, переставшая дуть на поднесенную ко рту ноющую руку. Неподалеку загоготали несколько простолюдинов, перетаскивающих с телеги привезенные на продажу мешки с репой. Один из оных был выронен на землю, порвался, и корнеплоды радостно покатились на все четыре стороны. Марион смертельно побледнела, поняв, как прозвучали сказанные ею слова для матерящихся теперь бедняков, привыкших к простой пище и речи. Но леди Марион тут же взяла себя в руки, сделала вид, что ничего не услышала (нецензурщина ладно, а вот смех…), и пошла… куда было велено… Туда, где вечером ее высекут розгами, как провинившуюся крестьянку или рабыню. На самом деле неизвестно кто хуже – слуги, солдаты или сам Гай… Какой стыд!.. Если бы она только могла вернуть тот момент, когда дала ему в глаз у алтаря! Опять ей за это прилетело! Как пережить такое… И не наложить на себя рук… В скобочках – само собой думала девушка о себе и предстоящей вечером порке. И пришла к выводу, что легко! Она леди! А леди грязи не боятся! К тому же она еще и Ночной Дозорный, начала робингудить раньше самого Робина Гуда! И с честью выдержит пытку! Марион гордо вскинула головку с курносым носиком и продолжила путь к замку Ноттингемм на едва держащих ее ножках. Идущий в противоположную сторону с непроницаемым лицом Гай, с трудом удерживал готовую появиться на губах теплую и ласковую улыбку. Дура! Никому он ее не отдаст! Ни-ко-му! Никогда! И рано или поздно, так или иначе, добьется своего. Ее любви. А для начала руки. Но вряд ли в ближайшее после сегодняшнего вечера время… Ничего, он умеет ждать. А ждать Марион Гай был готов вечность и еще столько же.
Сотню раз он хотел броситься следом за Марион. Проверять, не удрала ли она прочь из замка. Перехватывать, возвращать, молить простить за сомнительную недостойную рыцаря шуточку - вдобавок над дамой сердца. Еще сотню Гай пытался разгадать тайну того, считает его Марион не монстром, но отморозком, способным отыграться в случае побега на ее хитро…продуманном пенсионере-папашке, заключенном в темнице Ноттингемского замка. Последний раз, с факелом в руке, поджигающий занавесочки на окнах ее фамильного особняка, Гай был крайне убедителен... Насчет того, что играя им, Марион играет с огнем. Не одну сотню раз Гай представлял, как Марион велит слугам принести розги, как смущается и краснеет эта гордячка. Ну а сколько раз Гаю представлялось, как он всыплет ей по первое число, сосчитать не представлялось возможным. И столько же раз он приходил к выводу, что строптивая девушка наверняка ослушалась его. Поэтому, едва свечерело, Гай поспешил к ее покоям, рассеянно поигрывая плеткой, которой стегал своего коня, якобы забытой в руке. Он не знал и того, застанет ли Марион у себя, а не только сделала ли она, как он велел. И сейчас, в отличие от утра, не знал, что сделает, если застанет. И что будет делать, если нет… Марион была у себя. Она стояла в углу комнаты, возле небольшого бочонка с мокнущими в нем розгами, и смотрела на прутья, прикусив губу. При виде Гая с безумно счастливыми взглядом и улыбкой, появившимися на его лице при виде нее, девушка не удержалась от испуганного вскрика и отшатнулась. Что же этот чокнутый садист с ней сейчас сделает?! А «чокнутый садист», сам не свой от счастья из-за того, что любимая женщина осталась в замке, продолжал стоять, загораживая накачанной фигурой дверной проход, и все так же машинально поигрывая плеткой. - Сэр Гай? – осторожно окликнула его переставшая пятиться девушка, заворожено смотря на плетку, которой Гай пощелкивал о сапог. - Марион… - пришел наконец в себя молодой человек, бросив взгляд туда же. Нда… С трудом заставив себя не рассмеяться, и, с не меньшим, говорить и смотреть сурово, Гай быстро нашелся с ответом, - Я решил, что розг будет недостаточно. После этих слов наступила тишина, нарушаемая только взволнованным дыханием обоих. Каждому, и мужчине, и девушке, казалось, что они дышат слишком громко, выдавая себя и свои чувства, мужчина – страсти, девушка – страха. Обоим становилось все больше не по себе… - Где скамья? – отрывисто бросил Гай, нарушая неловкую паузу, и принимаясь стягивать с рук перчатки из черной кожи. - Вы ничего не говорили о скамье… - едва слышно прошептала Марион. Отчаянно пытаясь сосредоточиться на «хорошем» - Гай будет пороть ее сам… Может, еще не поздно выпрыгнуть в окно ко всем чертям, прямо в круг ада для самоубийц? Может, не поздно подлизаться, пав ему в ноги и облобызав сапоги? Не дождется, палач и сволочь, садист несчастный! - Не говорил. Я считал вас умной женщиной, Марион, - глумливо ухмыльнулся Гай, тающий в эту минуту от нежности к ней. Еще никогда ему не доводилось видеть ее такой. Настолько женственной, милой, растерянной и оробевшей. И от того еще более бесконечно желанной! - Палач! – сдавленно выкрикнула девушка, вдруг резко почувствовавшая себя беспомощным ребенком, смотря на Гая с отвращением и ненавистью. - К палачам попадают те, кто плохо себя ведет, - ничто не могло сейчас сбить млеющего от нежности черного рыцаря с игривого настроя, - А вы, Марион, вели себя очень дурно, и очень давно. Давным-давно и нужно было преподать вам урок того, как должно себя вести юной леди. – устрашающе медленно, картинно снятые перчатки были небрежно сунуты в карман плаща, а плащ сброшен с плеч и хозяйски кинут на девичью постельку. – Обойдемся без скамьи. Выдвиньте тот сундук у стены на середину комнаты, миледи. Марион вспыхнула и хотела обозвать Гая сволочью, а то и как-нибудь из лексикона торговцев репой. Но решила, что не снизойдет до ответа этому низкому и подлому человеку. А ближайшей же ночью проберется к нему в спальню Ночным Дозорным так накостыляет, что… Что неизвестно удастся ли ей сделать после порки и на следующую ночь, и через день… Гай настроен серьезно, вон как глаза горят! Тактически глупо злить превосходящего силой противника еще больше… - Вам не тяжело, леди Марион? – сверхзаботливо поинтересовался Гай, наблюдая за тем, как любимая пыхтит, послушно двигая сундук для хранения платьев. Наибольший интерес у рыцаря вызвала откляченная упругая попка миледи, – Могу я предложить вам свою помощь? Пока Марион думала, что лучше, гордо промолчать или послать Гая… за репкой, ей неожиданно захотелось рассмеяться. Дикость какая-то, полное безумие. Гай точно шутит! Нахватался у шефа! Сволочь! Что один, что другой! - Достаточно. Теперь задерите подол, нагнитесь, и обопритесь руками о сундук. И начинайте молиться. – голос Гая неожиданно сел от волнения, от чего прозвучал глухо и угрожающе. В то время как ему захотелось просто пошутить. Гаю вновь расхотелось наказывать такую милую и послушную сейчас домашнюю кошечку. Делать ей больно. Захотелось свести все к шутке. Пока не поздно. - Будьте вы прокляты, Гай Гизборн. Я ошиблась, я вас не ненавижу. Слишком сильное и благородное для вас чувство – моя ненависть! Вы заслуживаете только величайшего презрения! – выпалила Марион на одном дыхании. Тайная надежда на то, что Гай на самом деле не собирается пороть ее, рухнула, рассыпалась и испарилась без следа и остатка. - Вы заставляете себя ждать, Марион, - бесстрастно ответил Гай, со значением перекладывая кнутовище с одной ладони на другую, и обратно в правую. На миг испугался того, что Марион откроется тайный и истинный смысл произнесенных им слов. Прозвучавших продолжением тем, что приходили ему в голову днем. Что он готов ждать ее всю жизнь и следующую. Когда понял, что, конечно же, боялся зря, с горечью усмехнулся, незаметно, самым краешком левого уголка рта. Стиснул зубы и плетку в руке, изо всех сил, когда Марион еще раз выплюнула ему в лицо это слово – палач. И забыл обо всем на свете, когда его взору открылось то, что, в том числе, он представлял себе бессонными одинокими (бывало и такое) ночами. Стройные ножки, аппетитные, в самую меру полные бедра, и верх совершенства – кругленькая пухленькая и крепенькая попка горячо любимой и мучительно желанной девушки. Сама собой, будто в зыбком сладком сновидении, потянулась к манящей плоти рука. Осторожно легла на одну из ягодиц и медленно заскользила вниз, впитывая в себя ее атласную нежность и живое настоящее тепло. Ожидавшая удара девушка вскрикнула и дернулась вперед, инстинктивно уходя от него, не последовавшего. Ее вскрик привел молодого человека в себя. Гаю не оставалось ничего другого, как грубо сжать спелую девичью мякоть, а потом со всей силы огреть ее ладонью, как круп лошади. Пряча за грубостью то, что сейчас в нем к Марион одна только нежность, как еще в начале кончающегося дня ему ни хотелось как следует проучить ее. Как хотелось давно. Как же давно хотелось! И как захотелось вновь прямо сейчас, после того, как любимая назвала его так, как он никак не ожидал услышать от трепетно любимой девушки и высокорожденной леди. Гай взмахнул плеткой, и как следует хлестнул Марион по голой попе. По тому же самому месту, которое только что погладил. Стирая ударом воспоминание о ласке. Отважная девушка, только что давшая себе слова молчать, корящая себя за то, что какой-то жалкий, хоть и болезненный шлепок заставил ее вскрикнуть, закричала во весь голос. Ее никогда не наказывали раньше, никто. Не будь она с самого утра как в полусне, давно бы хлопнулась в обморок. Сперва от страха. Потом от унижения. Теперь от резкой боли. И вновь от стыда – за свой крик. И опять от боли – новой. От незамедлительно последовавшего второго хлесткого, унизительного и ужасно больного удара. Кто бы мог подумать, что всего-то удар плеткой может причинить ее так много! И все же Марион удалось заставить себя промолчать. За все то время, что Гай порол ее, ему больше не удалось выбить из нее ничего, кроме нескольких жалобных стонов, все-таки вырвавшихся из ее груди. А Гай и не пытался. Лупил свою любимую скверную девчонку даже не в полсилы. Любуясь открывшимися ему прелестями леди Марион. Тем, как неконтролируемо вздрагивало под ударами тело его возлюбленной, стараясь ускользнуть от них. Тем, как все сильнее розовела под плеткой ее нежная кожа. Чувствуя, как при взгляде на эту мягкую плоть, все сильнее твердеет его собственная - с противоположной стороны. Становящееся все более не поддающимся контролю безудержное желание почти полностью открывшегося ему тела возлюбленной, незаметно заставило Гая начать наносить удары сильнее и еще чаще. Зарозовевшая кожа на бедрах Марион начала краснеть. Только девушка почти не почувствовала разницы. Она чувствовала одну сплошную боль, перед которой отступило в тень испытываемое ею поначалу унижение. На смену которому пришел, перемешавшись и слившись с болью воедино, некий чувственный восторг. Скорее душевный, чем физический, тем не менее отдающийся негой во всем теле, кроме терзаемой болью наказываемой попы. Особенно сильно внутренний восторг ощущался внизу живота. Странный восторг, необъяснимый и непонятный. Ей, такой сильной духом и тренированным тайными восточными единоборствами телом, вдруг стало так хорошо и покойно, будучи полностью во власти более сильного… Во власти мужчины. Крутить-вертеть-обидеть-НЕ зависеть-ненавидеть которого… вот этого самого, порющего ее… она так привыкла… А теперь этот мужчина и его власть над ней… Этот мужчина и его власть… - Я буду снисходителен к вам, если вы попросите у меня прощения, - наконец нарушил Гай тишину незаметно все сильнее погружающейся в вечерний полумрак комнаты. Вечернюю тишину, до того нарушаемую лишь свистящим звуком плетки и ее сочными звонкими шлепками о голую попу наказываемой девушки. И несколькими тихими стонами Марион. - Палач, - упрямо и капризно повторила жертва рыцарского произвола. К сожалению, Марион не удалось произнести это твердо и негодующе как задумывалось. На этот раз данный эпитет раздраконил и без того возбужденного Гая, не ожидавшего сейчас своеволия, не на шутку. Вмиг ожило все накопившееся к сегодняшнему утру. Изначально не собиравшийся пороть девушку в два приема, Гай с силой толкнул ее в спину, стоило той договорить. Не ожидавшая этого Марион громко, с обидой и недоумением вскрикнула, и рухнула на колени, корпусом на сундук, руками в пол. Тут же попыталась подняться, и немедленно была пригвождена обратно ледяным, не знающим жалости и не ведающим пощады голосом. Произнесшим единственное слово, но так, что Марион оцепенела от страха. - Лежать. Произнося это, Гай резко ткнул рукой в сторону Марион, в точности как в собаку. Но девушка этого не видела, она не смела шевельнуться и боялась дышать. И внезапно нахлынувшее на нее удесятеренным испытанное ранее чувство было просто упоительным!.. Во всяком случае пока... Злой как черт Гай, прекрасный в гневе, будто ангел отмщения, подошел широкими размашистыми шагами к бочонку с розгами, и выхватил из него столько готовых для порки прутьев, сколько смог ухватить. Получилось много. Так много, что отмершая от их свиста, когда Гай стряхивал с них воду, Марион вновь испуганно и протестующее закричала, стоило ей обернуться. - Молчать! – рыкнул на нее Гай, быстро подходя обратно, и задирая ей сползший к ногам подол платья чуть ли не на голову. Его глаза грозно пылали, а лицо словно бы окаменело. Потемневший взгляд ставших почти синими глаз приковал к себе глаза девушки крепче любых цепей. Марион так и смотрела, зачарованно, не отрываясь, будто в тягучем сне, где движения замедленны, как Гай замахивается толстым пучком розог, которым в пору полы подметать, а не сечь нежные девичьи филейные части. Как розги с леденящим душу свистом опускаются на ее голую задницу, впечатываются, вминаются в нее. Впиваются жалящее и зло, больно настолько, что сперва Марион задохнулась, а потом едва не оглохла от собственного душераздирающего крика. Не успела она набрать воздуха для следующего, выкричав тот, что был в ее легких, как последовали второй удар, третий, четвертый… Один другого страшнее и больнее. Марион и не вспоминала о том, что собиралась героически молчать. Она вообще перестала осознавать хоть что-либо, кроме терзающей ее попу огнем боли. - Уберите руки! – прикрикнул Гай на девушку, которая незаметно для себя, инстинктивно и бесполезно, попыталась прикрыть пылающее болью место. Лишь в последнюю секунду Гай сумел удержать руку и не хлестнуть ее розгами по дрожащим рукам. Марион не послушалась. Вернее вообще не услышала обращенных к ней слов. Только поскуливая и тоненько подвывая от боли, осторожно гладила свою бедную попу. Ужасаясь длинным вспухшим на ней полосам, поражаясь тому, что ее пальцы не попали в скользкую кровь, которой не оказалось, к ее немалому изумлению. Гай невольно и довольно хмыкнул при виде этой пикантной картинки. Щенячье же поскуливание возлюбленной и вовсе его растрогало, почти умилило. Но в этот раз он твердо решил довести дело до конца. Довольно! Хватит! Никакого больше снисхождения! Он и так спустил чертовой кошке слишком многое! Пора спустить с нее семь шкур, давно пора! Поскольку рук Марион не убирала, а повторять Гай не собирался, он с размаху хлестнул ее ниже ягодиц и мешающих исполнению наказания рук. Девушка взвыла в голос и схватилась за бедра. Гай с размаху влепил ей новую порцию розог по попе. С новым криком Марион схватилась теперь за нее. Засмеявшийся Гай снова врезал ей розгами. Еще сильнее. Опять по бедрам, на которых тут же, сперва белым на покрасневшей коже, отпечатались продольные тонкие полосочки, немедленно начавшие наливаться ярко-алым. - Довольно! Хватит! Гай, пожалуйста! Сэр Гай, умоляю вас, не надо! – прорыдала, отвизжав свое, Марион, заливаясь безудержным плачем. Поднимая голову, оборачиваясь и с мольбой глядя в холодные и бесстрастные глаза жертвы любви к ней и своего палача одновременно. В глубине ледяных, кажущихся непроницаемыми глаз Гая плясал живой огонек, к которому и воззвала сейчас девушка. Словами, которых никогда не говорила. Словами, окончательно сделавшими ее маленькой беспомощной девочкой, - Я больше не буду!! Пожалуйста, простите меня!! Гай, умоляа...Ааааа!!! Не потрудившийся ответить, Гай со всей силы стегнул девушку по открытой сейчас попе. Бедняжка завизжала так громко, что у обоих на миг заложило уши. - Или вы убираете руки, леди Марион, или я позову слуг для того, чтобы они держали вас за них, - жестко и доходчиво отчеканил Гай, нанося следующий свистяще-режущий удар по пояснице девушки. Задохнувшаяся от боли, Марион и закричать не сразу смогла. Этот удар словно бы вышиб из нее весь воздух. Когда же она смогла глотнуть его, то послушно и поспешно убрала руки обратно, горько и жалобно плача, лепеча сквозь слезы мольбы о прощении. - Простить вас? – с холодной усмешкой переспросил Гай, и огрел Марион по попе с прежней силой. На ягодице, принявшей на себя верхушки розог, появилось сразу несколько царапинок. - Аааа!!! Даааа! Простите меня, пожалуйст… Аааа!!!! Ааааа, не надо!!! - Так значит НЕ прощать? – голос продолжавшего порку Гая был полон едкой иронии. Теперь он сек Марион по другой раскрасневшейся под розгами половинке. Оставляя новые набухающие багровым тонкие росчерки. - Ааааа!!! Гай стал сечь чаще, и теперь Марион могла только кричать. А вскоре не смогла больше сдерживаться и снова начала хвататься за попу, мешая порке. Ни слова не говоря, Гай подошел к дверям, рывком распахнул их и выглянул в коридор. Во все стороны так и прыснули подслушивающие молоденькие любопытные служанки (как правило, эти обстоятельства взаимосвязаны). - Ты! – ткнул Гай пальцем в наименее расторопную, не успевшую улепетнуть достаточно далеко. – Иди сюда. - Милорд, простите меня, умоляю! – немедленно расхныкалась перепуганная девушка, с ужасом глядя на толстенную порцию розог в руках милорда. Тем не менее, живенько подбегая к красивому рыцарю, на которого не было не заглядывающейся женщины в замке Ноттингемм. Что уж там, и намного миль вокруг тоже. – Я ничего не сделала, милорд! - За что же ты тогда извиняешься? – недобро ухмыльнулся Гай, пронзая ее пристальным взглядом прекрасных голубых глаз, а пока смутившаяся и окончательно растерявшаяся девушка заполошно соображала, что бы ответить, прервал ее коротким небрежным взмахом свободной от розог руки, - Будешь держать миледи. - Нет, пожалуйста, не надо!.. – прорыдала горько плачущая миледи, отчего-то испугавшаяся того, что ее будут держать во время порки. Сгорающая со стыда от того, что она стоит на четвереньках, с задранным платьем, с голой попой в следах от постыдной порки. Которая будет сейчас продолжена перед третьим лицом, служанкой, деревенщиной, которая будет держать ее, леди! Благородную леди, которая и порку не смогла перенести достойным образом! Еще и умоляет о чем-то… зная ведь, что ее мольба останется без ответа… А еще сейчас будет очень больно. Как Гай и пообещал ей с утра. Чудовищно, невыносимо больно! И ее будут держать, и она окончательно, полностью утратит власть над собой… Окажется во власти Гая. И только в его власти будет вернуть ей власть над собой, прекратив порку, когда ему заблагорассудится… Марион сама не поняла, с какого момента мысли поменяли настрой, зазвучав в приятной для внутреннего слуха тональности… - Простите, миледи… - пролепетала служаночка, обходя плачущую Марион, приседая перед ней на корточки и крепко обхватывая запястья ее рук, - Но сэр Гай приказал… - милая девушка отчаянно жалела свою госпожу. И отчаянно желала оказаться на ее месте. У нее попка тоже ого-го, глядишь и понравилась бы такому красивому мужчине и влиятельному сэру рыцарю! - Вы готовы, леди Марион? – с ледяной иронией поинтересовался Гай, выделяя интонацией последние два слова. Поправил выбившиеся из пучка розги. В ответ низко опустившая голову девушка, старающаяся не смотреть в лицо служанки напротив, но над собой, лишь жалобно всхлипнула. И тут же ее голова сама собой вскинулась, а изо рта вырвался отчаянный крик. Гай снова хлестнул ее розгами по попе. Да так сильно, что та не просто конвульсивно дернулась, а подскочила под ними. И на протяжении всей порки больше ни на миг не оставалась без движения. А ее обладательница беспрерывно кричала. Пыталась вырваться. Зачем-то пыталась сползти с сундука, на котором ее секли. Все без толку. - Терпите, миледи, - в какой-то момент незаметно шепнула ей на ушко служанка, но громко кричащая Марион, сосредоточенная сейчас только на одном – адской, непереносимой боли пониже спины, конечно же, ее не услышала. Всякий раз, вскидывая голову, Марион смотрела в ее добродушное лицо, в упор не видя его перед собой. Ранее вырывавшая руки, теперь она только сжимала и разжимала кулачки, с силой растопыривая трясущиеся пальцы. От пучка розог начали отлетать изломавшиеся прутья. Постепенно он начал становиться все тоньше. На ярко-алой попе Марион, где местами начали наливаться синяки, значительно прибавилось мелких царапинок, на нескольких из них, если присмотреться, можно было рассмотреть не сразу заметные глазу крошечные красные бисеринки крови. Едва увидев их, Гай продолжил сечь Марион осторожнее и не так сильно. Оглушаемая криком госпожи, жалеющая ее всем добрым сердцем, служанка неотрывно смотрела на сэра Гая. На его застывшее лицо, приморозившуюся к губам жестокую ухмылку, остановившиеся в одной точке глаза. И отчаянно несчастный, потерянный взгляд прекрасных сапфировых глаз. Как же он любит миледи!.. Иначе бы не делал так больно. И делал больно не так осторожно. Бьет – значит любит, так говорят в народе. Гай не знал полумер. Решив всыпать Марион по первое число, не сбрасывал со счетов ни одного из ударов розгами, которые решил дать. Только вот от крика Марион его душе было так же больно, как он сам делал ее телу, если не многократно больнее. Желание примерно наказать не понимающую по-хорошему наглую кошку прошло. Прошло так быстро, что Гай и насладиться его долгожданным воплощением не успел. Какое там наслаждение, еще и при мысли о том, что если Марион его и не ненавидела раньше, то теперь точно возненавидит. Может это и хорошо… По силе ненависть такое же яркое и сильное чувство, как любовь. Все лучше, чем равнодушие и презрение… Порой из ненависти рождается любовь… Знал бы Гай, что ненависти к нему у Марион никогда в помине не было, даже сейчас… Почему-то особенно сейчас… Последний раз свистнули в полутьме ступившего в ночь вечера розги. Последний раз кровожадно впились в настеганную, горящую и пульсирующую тупой болью попку наказываемой девушки. Последний раз разбился о стены спальни ее громкий срывающийся крик. Гай отшвырнул прочь изрядно поредевший и изломавшийся пучок розог. Провел рукой по лицу, по лбу, по глазам, словно бы стирая сон. Что он отирает пот, тоже можно было подумать. - Прочь, - хрипло бросил Гай служанке, немедленно и молча покинувшей покои госпожи. Громко со стоном дышала жестоко выпоротая Марион, не имеющая сил не только подняться на ноги, но даже поднять рук. И к чему, она и так «знала», что Гай высек ее до крови, что на ее попе живого места нет, кожи и той наверняка не осталось. Дыхание Гая то и дело перехватывалось, не мог пошевелиться и он. Что же теперь… Теперь Гаю пришлось заставить себя нагнуться над полуобнаженной любимой девушкой. Чтобы осторожно поднять ее, аккуратно подхватить на руки, стараясь не касаться исполосованных розгами ягодиц, трепетно прижать к себе, и перенести на постель. Уложить возлюбленную поверх кинутого им плаща, на бок, и тут же помочь перевернуться на живот. Только Марион все равно застонала и тут же заплакала. Ее тело не ожидало и жаждало ласки, что неожиданно подарили эти ласковые и заботливые прикосновения. И лишь только разомкнулись бережно сжимающие ее в объятиях крепкие руки, как девушке стало до того горько, пусто и жалко себя, что мигом полились слезы. - Марион… - виновато прошептал Гай вновь севшим, вмиг охрипшим голосом. Несмело опустился рядом, на самый краешек постели. Протянул руку, чтобы погладить девушку по голове. Но рука замерла. Гай не осмелился… А Марион, почувствовавшая это его движение и не почувствовавшая ладони, тепло которой уловила затылком, заплакала еще горше. Гай откашлялся, поколебался и медленно потянул наверх закрывшее ноги Марион длинное платье. Моментально переставшая плакать Марион в страхе закричала, решив, что и это еще не конец, что Гай сейчас снова начнет пороть ее. Закричала и стремглав перевернулась на спину, пряча попу. Тут же, вновь вскрикнув, обратно на живот. И расплакалась еще отчаяннее, спрятав лицо в сгибах рук. – Марион, не бойтесь! Все, порка закончена! – поспешно, сбивчиво и успокаивающе зашептал сам вдруг смутившийся Гай, у которого от реакции девушки болезненно сжалось сердце, - Вам только сейчас так больно, к утру болеть почти перестанет. Я хотел как лучше… - с этими, слишком уж многозначительными словами, Гай довел начатое до конца, и медленно-медленно снова задрал подол Марион. На этот раз рука девушки тотчас же метнулась к больному месту и принялась его осторожно изучать. Не находя никаких существенных изменений, пораженная Марион даже плакать перестала. Лишь, продолжая всхлипывать, продолжила гладить горячие и горящие от боли ягодицы со вспухшими на них многочисленными полосами, оставленными кусачими розгами. Наткнувшись на одну из царапин, девушка вздрогнула и, не удержав испуганного и жалобного вскрика, отдернула руку и поднесла ее к лицу. Из-за сгустившейся ночной тьмы видно было плохо, потому она сперва не поверила собственным глазам, не увидев и следа крови, и машинально потерла друг о друга кончики пальцев. - Вот видите, все совсем не так страшно, как вы думали, - с мягкой улыбкой, отчетливо прозвучавшей в его голосе, произнес Гай, которого с удвоенной силой продолжило грызть чувство вины перед высеченной им любимой девушкой. На этот раз он не смог удержаться, в каком-то порыве опустившись на колени и трепетно прильнув губами к кусочку показавшейся им раскаленной докрасна кожи. Марион ахнула и замерла, боясь пошевелиться, ее глаза моментально прикрылись в неге, а с губ сорвался сладкий стон. То, что она сейчас почувствовала, было настолько восхитительно прекрасным и не похожим не на что ранее чувствуемое ей… Что промолчать, как и во время порки, не представилось возможным… Гай узнал этот трепет, не оставшийся для него незамеченным, и в его терзаемой раскаянием душе мигом не осталось ничего, кроме ликования и счастья. Он желанен! Он не только не вызывает в Марион отвращения, его прикосновение ей приятно! Неужели свершилось чудо, и ненависть обернулась любовью?! В некотором роде да, чудо и правда свершилось – холодная дева Марион впервые почувствовала острое плотское желание. К своему победителю, во власти которого оказавшись… больше не хотела ничего более, чем этого сладостного плена и принадлежания ему. Колебался Гай всего мгновение. Он, столько раз мечтавший о первой брачной ночи с леди Марион, ставшей его законной супругой, еще больше мечтал только и просто о ней, как о девушке. Мгновение колебания прошло, и в следующее Гай снова сидел рядом с Марион на постели, вновь склонившись над ней и целуя в заплаканную щеку. В то время как его ладонь ласково и осторожно принялась поглаживать настеганную розгами попку девушки, а затем плавно скользнула ниже, между ее бедер… Тающая от невероятных неописуемых чувств ледяная дева в который раз за этот вечер вскрикнула. Почувствовав пальцы молодого человека там, где им было решительно не место, и сказать стыдно где! И было так приятно, чему испытываемый стыд почему-то только способствовал, что Марион едва не потеряла сознание, и без того уже замутненное переживаниями и ощущениями. Эти движения вперед и назад невозможно ласковых пальцев, руки, что только что была к ней так жестока, вырвало у нее новый сладострастный стон, и заставило тело неконтролируемо подаваться навстречу ласке. Становящейся все более и более откровенной, глубокой. Заставляющей ноги девушки раздвигаться все шире, как это ни было неприлично. Гай, чувствующий любимую в ее сокровенном местечке, становящемся все более влажным, и сам был чуть ли не на грани обморока. Он готов был ждать Марион всю жизнь, но, черт раздери, как же долго он ждал!! И ждать дольше не хотел и не мог больше ни минуты. Пересохшим от волнения губам Гая вмиг перестало хватать щечки и виска Марион, рассыпанных по плечам душистых волос и елейной шейки, которую было так упоительно отыскивать под ними губами. Схватив Марион за плечи, Гай рывком перевернул ее на спину, и тут же навалился на нее сверху, обхватывая ее губы заждавшимися своими. Целуя с такой страстью и откровенностью, какой ранее никогда не позволял себе проявить к ней, трепетно лелеемой им для себя же невесте. Впервые он коснулся языком ее сперва испуганно ускользнувшего от него неумелого язычка. Но очень быстро девушка, и не почувствовавшая на этот раз боли в наказанном месте от избытка ощущений, вошла во вкус «неприличного поцелуя». И отдалась ему со всей кипящей в ней сейчас впервые проснувшейся страстью. Постепенно, жадно гладя, Гай задирал платье Марион все выше. А едва обнажилась грудь, сорвал его ко всем чертям и кинул далеко в сторону. Во тьму, в которой тело возлюбленной не просто белело, а казалось ему сияющим. Ласково обхватив губами сосок на одной груди девушки, Гай принялся заигрывающее поглаживать другой. И вновь тишину комнаты нарушил не крик боли, но стон страсти ее девственной обладательницы. На миг, лишь на один краткий миг устыдившейся своей ничем не прикрытой наготы и новых непонятных манипуляций мужчины, от которых она уже готова была взвыть мартовской кошкой. - Я люблю тебя, Марион. Больше жизни люблю, - сбивчиво, с надрывом прошептал Гай, обхватывая ладонями драгоценное лицо, смотря прямо в замутненные страстью заплаканные глаза любимой. - Я тоже люблю тебя, Гай… - вырвалось у Марион. Так же бесконтрольно и вопреки всему, что творило сегодняшним вечером ее тело, не спрашивая на то соизволения хозяйки. Вырвалось из самой глубины души. Свободолюбивой девушки, не признающейся себе в том, что она может любить этого держиморду и сатрапа, сволочь, палача… Как там она еще его называла?.. Все вранье… Себе самой в первую очередь. Гай увидел, почувствовал, что Марион не врет. Он все равно взял бы ее, ему было уже не остановиться. Но теперь если не в трепещущем и быстро стучащем в сердце, так на душе у него был покой, какого он не ощущал еще никогда в жизни. Пришло чувство, что их только что обвенчали. И Марион теперь его. Только его, и в этом мире, и в лучшем из миров будет тоже! Сдернув с бедер облегающие черные кожаные штаны, Гай немедленно овладел Марион. Непрестанно целуя бесконечно дорогое лицо, упоительно сладкие губы и глаза, из которых вновь заструились слезы. Шепча ей на ушко милые нежности и горячие заверения в любви и преданности до гроба. Марион в ответ могла только шептать его имя, вдруг ставшее таким бесценно дорогим для нее! - Гай… Гай… Гай… - лепетала она, обнимая его за мощные плечи, тянясь губами к его губам, тут же находящим жаждущие ее. Все было так странно… И так прекрасно! Хоть пережила она и секундные неприятие и страх, почувствовав внутри себя инородное, большое и крепкое, требовательно задвигавшееся в ней. Но страх отступил, а неприятие сменилось все нарастающим невероятным ощущением, заставившем ее снова стонать, жалобно, как во время порки плеткой. Головокружительно приятное ощущение спугнула боль, при одновременном ощущении, что большое и инородное прошло в нее глубже. От чего ей вновь стало страшно, очень. И от пережитого всплеска страха вновь что-то затеплилось и слабенько испуганно загорелось. Но не привело к пожару, о существовании которого девушка пока и не знала. Теперь не удержал стона кончивший в девушку Гай, толкнувшийся в больше не девственном лоне возлюбленной последний раз. У него в глазах мутилось от пережитой сладости. И было стойкое ощущение, что еще никогда, ни с кем, ни разу не с одной из его женщин он не переживал ничего и близко похожего. Так и было, ведь ни одну из них он так не любил и не ждал так долго. Не ревновал так мучительно, ничем не проявляя этого внешне. Осторожно выйдя из Марион, Гай лег рядом с ней, обнял и притянул к себе на грудь. И стал гладить по голове. И едва не заплакал от какого-то щемяще-нежного и светлого чувства, когда Марион лениво и разнежено завозилась под его ладонью, издав какое-то совершенно кошачье довольное и сытое курлыканье. - Тебе будет нравиться все больше и больше, - не менее довольно и вполне себе похотливо проурчал черный рыцарь на ушко своей ласковой кошечке. Совсем домашней теперь. Марион на секунду напряглась, не сразу поняв, о чем это Гай, о порке или о том, что только что между ними было?.. Хотя если и о порке… не страшно… разве что немножко… Истолковавший ее напряжение по-своему, Гай, продолжающий ласкать девушку, немедленно повторил сказанные им раньше, не однажды уже обращенные к ней слова: - Марион, ты станешь моей женой? - Да, Гай, - неожиданно для себя вновь расплакалась вдруг та. От счастья. Кто бы мог подумать… Только не она, еще сегодня вечером! Но сейчас уже незаметно наставшая ночь… И теперь она… знает, что любит… Гая Гизборна… Кто бы только мог подумать!! - Не плачь, любимая, не надо, у нас все будет хорошо, я не обижу, я люблю тебя… - горячо зашептал Гай, прижимая к себе Марион покрепче и лаская с еще большей нежностью. Им было сказано множество слов, идущих из глубины горячо и трепетно любящего сердца, полного только ей одной, Марион. Которая на все им сказанное, счастливо улыбаясь, повторяла только одно, и готова была, и хотела повторять вечно: - Да, Гай… Да, любимый мой… Уставшая, убаюканная нежными словами, бархатным голосом, их произносившим, и ласковыми прикосновениями им под стать, девушка начала погружаться в сон. И моментально проснулась, стоило Гаю отстраниться от нее, выпустить из объятий и постараться незаметно уйти. - Куда ты, Гай? – испуганно спросила Марион, хватая его за руку. - Шшшш, спи, милая моя, отдыхай, - мягко и сладко поцеловал ее в полуоткрытые губы молодой человек. Теперь все равно, что муж… - Не будем давать лишние поводы для сплетен. Сперва мы с тобой поженимся, а потом не будем расставаться больше никогда, и ночами прежде всего. - Гай, не уходи… - жалобно и капризно протянула девушка, обнимая его за шею и приникая к нему всем телом. Так жалея о том, что не может почувствовать его наготы обнаженным своим! Еще больше о том же жалел только сам Гай Гизборн. - Ты снова не слушаешься меня, любовь моя, - сурово произнес прячущий счастливую улыбку Гай, многозначительно приподнимая изогнутую бровь. - Я научусь послушанию, не хуже, чем в монастыре, - с жаром ответила Марион, как только смогла говорить, прийдя в себя после сладкой вспышки внизу живота, последовавшей после услышанных ею слов. И, поражаясь себе, немедленно, хоть и краснея, пококетничала, - Ты всегда можешь наказать меня за непослушание, Гай… - Так и будет, Марион, не сомневайся, - собрал нежно улыбающийся Гай ее волосы на затылке в кулак, шутливо и бережно поводил ее голову из стороны в сторону, как если бы трепал котенка за загривок. Тут же посерьезнел и погладил ее по голове. И снова улыбнулся, когда голова девушки еще сильнее поднырнула под его ладонь, ища ласки, совсем как кошечка, - Ты будешь только моей невестой. Только моей. - Только твоей, - твердо и с чувством подтвердила Марион, и потянулась к его губам. Не скоро Гаю удалось уложить Марион, теперь – под одеяло. Стоя на коленях у ее постельки, их брачного ложа, он шептал и шептал ей ласковые слова, пока не нашептал сладкий сон. После чего поцеловал свою невесту и почти жену в лоб, осторожно убрал руку, которую Марион продолжала сжимать во сне, привел себя в порядок, набросил плащ и ушел, как ни хотелось ему остаться. Хотелось же больше всего на свете! *** - Гай? – послышался недоумевающий мужской голос. Который опять же Марион никак не ожидала услышать, - Марион, проснись, это я! Я ждал тебя! Почему ты не пришла? Что случилось? Марион? - Робин… - не успела подавить девушка разочарованного вздоха. Ибо все очарование защитника бедных вдруг куда-то пропало. Ей больше совсем не хотелось видеть его. Из-за чего было неловко перед ним и не хотелось видеть вдвойне. Надо с этим завязывать, раз и навсегда, чтобы неприятное чувство больше не повторилось. Хоть Марион и лежала на животе, но все равно подтянула одеяло повыше и твердо произнесла, - Робин, прости, но я больше не прийду. Я выхожу замуж. За Гая Гизборна. - Что, опять? – хохотнул смешливый и обаятельный паренек, - Не находилась еще? - Я серьезно, Робин. Я стану женой Гая Гизборна. Уходи. – одновременно рассердилась и смутилась Марион, пряча лицо в подушку. – И не приходи больше никогда. - Чего? Извини, не расслышал, что ты там промямлила последним, - улыбка на лице Робина начала гаснуть, - Марион, что случилось?! - Я не люблю тебя, Робин. Прости. Я люблю Гая. И стану его женой. – вынырнула Марион из подушки обратно. Но на Робина так и не посмотрела. – Уходи и больше никогда не возвращайся. Прошу тебя… - Он заставил тебя? – глухо проговорил Робин, у которого по спине сбежала капелька холодного пота, когда он представил, что произошло, и почему Марион не пришла. – Я убью его. - Тогда я убью тебя. – не раздумывая ответила Марион, собирающаяся вообще-то сказать «себя». За нее сказало подсознание. Робин вздрогнул всем телом, как от полученного смертельного удара. Решил было, что ослышался. Но увидел в уверенном и безразличном к нему более взгляде любимой подтверждение ее страшных слов. И, не слова не говоря, поднялся и выскользнул прочь из ее комнаты, убедившись, что за дверью никого нет. Марион немножечко всплакнула, ей было жаль прежнего возлюбленного, жаль, что все так вышло. Но продолжающая хранить запах волос Гая подушка, ощущения во всем теле, и внутри, и снаружи, слишком ярко и живо напоминали о нем. Том, которого она любила. Уже давно и еще до Робина… Вновь счастливо заулыбавшаяся девушка отерла слезы, потерла ноющую попу, повозилась лицом в подушке и вскоре снова заснула, успокоенная запахом и словно бы присутствием любимого мужчины. *** Предчувствие Гая не обмануло. Не зря же за ним с утра следила Марион. Веселая лесная гоп-компания что-то затевала. Чему Гай собирался положить конец раз и навсегда. Одновременно положив конец и возможным метаниям Марион, и терзающей его лютой звериной по своему накалу ревности. Сперва Гай собирался затаиться неподалеку от мусоропровода, которым любил смываться из замка Гуд. Но слишком часто тот так смывался до следующего раза, стоило предположить, что Робин изберет другой способ побега. Предположить и не ошибиться. Как и в способе его убийства. Зарезать, застрелить? И сделать великомучеником в глазах всех подряд, а, главное, горячо любимой им, Гаем, женщины, и таким образом, возможно, потерять навсегда? Вот уж нет! Поэтому за пазухой черного рыцаря был припасен увесистый камень. Народный герой споткнулся, упал и все, финиш, с кем ни бывает, в том числе со всенародными героями. Само собой, будет лучше, если герой споткнется за стенами Ноттингеммского замка. Когда Робин перелез через стену и начал спускаться по веревке вниз, Гай едва удержался от искушения перерезать ее. Чик - и Гуд уже в аду. Кто будет приглядываться, перетерлась веревка или перепилена кем-то, ее и не увидит никто! Но, подумав, Гай решил перестраховаться. Тем более, что промазать припасенным по душу Гуда булыжником он не боялся и во тьме. Гай подождал, пока, по его расчетам, разбойник спустится достаточно, чтобы не мочь ничего предпринять. Ждал, нетерпеливо подкидывая на ладони увесистую каменюгу, и хищно скалясь в предвкушающей улыбке. Перегнулся через стену, прицелился, и… Постояв так недолго, отвел руку в сторону и разжал ладонь. Когда мимо его уха просвистел какой-то тяжелый предмет, Робин резко вскинул голову и почти не удивился, увидев над собой насмешливо ухмыляющуюся физиономию Гизборна. Еще и сплюнувшего. Спасибо тоже мимо. Счастливый и несчастливый, поменявшиеся местами соперники, одними губами сказали друг другу все, что они друг о друге думают и где горят желанием увидеть. Несчастливому не оставалось ничего, кроме как продолжить путь вниз. Гай вдруг понял, что Робин ему больше не страшен. Что тот никакой отныне не соперник ему. Что Марион его и только его, Гая. А если она заглядится на сторону, он ей так всыплет, что… Что только сильнее привяжет к себе этим. А Гуд пусть живет и грызет локти от ревности и бессильной злобы, как раньше он сам! Черный рыцарь сунул руки в карманы черного кожаного плаща и, безмятежно улыбаясь, пошел обратно к своей прирученной дикой кошечке. © Copyright: Динна Перо, 2018.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
