закон и право

Эхинацея: литературный дневник

Остап Кармоди
Остап Кармоди



25.09.2017 12:30
Вечером 10 сентября только ленивый не вспоминал бегство Наполеона с Эльбы и его триумфальное шествие к Парижу. В ленте Фейсбука мелькали знаменитые и не очень полотна с императором на белой лошади. Параллель с тем, что происходило в этот день на пропускном пункте «Шегини», казалась очевидной. История повторялась, пусть и, как обычно, в виде фарса.


Между тем даже утром того же дня мало кто решился бы предсказать такое развитие событий. Только единицы верили в то, что Михо сможет пересечь границу не под конвоем, да еще и настолько эффектно. Один из этой горстки провидцев — журналист Андрей Капустин еще в субботу вспоминал у себя в ФБ заголовки французских газет после бегства Наполеона с Эльбы, высадки в бухте Жюан и последующего марша на Париж. В первых статьях газеты называли вернувшегося Наполеона «каннибалом» и «чудовищем», в последней — «Их Императорским и Царственным Величеством».


Саакашвили ни каннибалом, ни чудовищем никто не называл. На самом деле не называли так и Наполеона. Дюма, у которого все и копируют эти знаменитые «заголовки», очень сильно приукрасил действительность. В этом легко убедиться, посмотрев сканы тогдашних газет, которые можно найти в базах данных крупных западных библиотек.


Начнем с того, что заголовков в газетах того времени вообще не было: их изобрели позднее. Заметки начинались датой (поскольку новости из регионов доходили в Париж с существенным запозданием и не одновременно) и местом, за которыми шло обычно короткое, на несколько строк, описание произошедшего. Не нарушалось это правило и при публикации информации о продвижении Наполеона, по крайней мере поначалу. Первые сообщения о его бегстве с Эльбы появились в парижской прессе примерно через неделю и были очень лапидарными, вроде «6 марта, Гап. Сообщают, что в окрестностях города видели Бонапарта с вооруженным отрядом». Ни в одном из этих сообщений не было никаких поэтических «людоедов», «чудовищ» и даже «узурпаторов». Везде во вполне современном нейтральном новостном стиле его называли по фамилии — Бонапартом. Это прекратилось только в самый последний день, когда Бонапарт уже вошел в Париж — тут уж его действительно, как описал Дюма, стали называть не Бонапартом, а Его Величеством Императором, въехавшим в свою верную столицу под ликующие возгласы народа.


За три дня до этого, когда королевскому двору стало известно о переходе Нея на сторону Наполеона, в газеты, похоже, спустили «темники». Сухие и нейтральные новостные заметки сменились многословными репортажами, в которых описывалось, как героическая французская армия (которая к тому моменту фактически вся перешла на сторону Наполеона) якобы выступает в поход, чтобы дать Бонапарту последний и решительный бой, а парижане готовы строить баррикады, чтобы защитить своего законного короля.


Это слово — «законный» — повторялось в статьях по нескольку раз, как заклинание.
«Закон есть закон» — популярный в народе афоризм. Но идея, что закону нужно подчиняться просто потому, что он существует, никогда не была особенно популярной в западной юридической мысли. В Европе она окончательно дискредитировала себя после Второй мировой. После Нюрнбергских расовых законов и прочего нацистского нормотворчества говорить, что законы нужно выполнять, даже если это плохие законы, стало попросту неприлично. В США это произошло еще раньше, перед Гражданской войной, после издания Закона о беглых рабах 1850 года. Закон обязывал всех граждан США, включая жителей северных штатов, где рабство было запрещено, активно участвовать в поимке беглых рабов и предусматривал суровые санкции за их укрывательство. Огромное количество людей сразу же публично назвали этот закон позорным и отказались его выполнять, а потом от слов перешли к делу: возмущенные граждане штурмовали тюрьмы и полицейские участки, освобождали арестованных рабов и переправляли их через границу в Канаду. Как сегодня понятно всем (и тогда очень многим), эти люди были не преступниками, а героями.


Юридическая теория утверждает, что закон должен отражать базовые принципы справедливости. То есть защищать права граждан. В этом главная разница между законом и правом: закон — это просто набор утвержденных государством правил, за невыполнение которых государство наказывает. Право — общечеловеческие нравственные принципы, моральный императив. Если закон вступает в противоречие с правом, он будет систематически нарушаться даже вполне законопослушными гражданами и в конце концов отомрет.


В англо-саксонском праве существует концепция «нуллификации судом присяжных» (Jury nullification), согласно которой присяжные могут оправдать подсудимого даже в тех случаях, когда он явно нарушил закон, если они считают этот закон несправедливым. Присяжные отказывались признавать виновными людей, обвиняемых по Закону о беглых рабах, примерно в 75% случаев. Во время Сухого закона присяжные использовали нуллификацию примерно в 60% процессов по делам нелегальных производителей и контрабандистов алкоголя, что во многом и привело к его отмене. Сегодня 3-4% судов присяжных заканчиваются нуллификацией — в основном по делам о хранении наркотиков.


Суд присяжных — это по самой своей задумке «суд равных», когда вопрос вины подсудимого решает не власть, а общество. Соответствует ли закон праву, всегда в конечном итоге решает общество: либо через суды присяжных, либо более долгим и сложным способом — через выборы законодателей (на это иногда уходят десятилетия), а там, где демократия не работает, — путем бунтов и революций, или просто тихого саботажа.


Многие в Украине, в том числе и противники Порошенко, говорят о том, что Саакашвили должен быть наказан за незаконный переход через границу, потому что он нарушил закон. Но нарушение закона было восстановлением власти права, которую до этого последовательно и бесстыдно нарушали украинские правящие круги.


Сначала власть права была нарушена лишением Саакашвили гражданства. Разговоры о том, что он указал в анкете неверные данные, выглядят жалко. Смысл закона не в том, чтобы поставить галочку в нужный квадратик анкеты. Смысл закона в том, чтобы соискатель гражданства не обманывал власти и общество. Саакашвили никого не обманывал. Украинские власти прекрасно знали, что на него заведено уголовное дело. Не менее прекрасно они знали и то, что это дело политическое: они сами отказывали Грузии в экстрадиции. Со стороны Саакашвили никакого обмана не было, да при подобной публичности и быть не могло. А вот объяснения украинских чиновников по поводу лишения Саакашвили гражданства — как раз попытка (пусть и довольно беспомощная) ввести общество в заблуждение.


Следующий раз украинские власти нарушили власть права, задержав брата Саакашвили под высосанным из пальца предлогом.


Затем — остановив украинский поезд, да еще и на польской территории. Это было уже не только неправовое, но и незаконное действие. Железнодорожную компанию вынудили нарушить расписание, сорвав тем самым движение поездов в соседней стране. Сотням пассажиров, которые ни в чем не обвинялись, помешали вовремя попасть в пункт назначения.


Верхом этого театра абсурда стала абсолютно неправовая (и противозаконная) ложь о минировании границы.


Толпа рассерженных граждан, которая внесла Саакашвили на территорию Украины, смяв пассивных пограничников, вероятно, нарушила закон. Но, формально нарушая закон, по сути она восстановила нарушенный властью правопорядок — попутно выявив слабость и неуверенность власти.


В марте 1815 года Людовик XVIII, как неустанно сообщали парижские газеты, был законным французским королем. Он управлял по закону (навязанному Франции державами-победительницами), но не по праву: французский народ не признал его легитимным правителем. Когда Бонапарт шел маршем на Париж, у короля не нашлось защитников. Его не захотели защищать не только мирные подданные, но и солдаты.


Вряд ли французы в 1815-м так уж обожали Наполеона — заметки о всенародном ликовании при его вступлении в Париж можно списать на услужливость прессы. Наполеон вверг Францию в череду разрушительных войн, истощив ее силы, подорвав ее экономику и в конце концов приведя к разгромному поражению. Большинство французов после 20 лет войн и лишений, скорее всего, не ждали от возвращения императора никаких особых чудес. Но у Бонапарта была группа преданных сторонников, готовых идти за ним в огонь и в воду. В момент высадки на французские берега его сопровождало всего около тысячи человек, но этого хватило, чтобы свалить «законную власть» огромной страны — потому что ради этой «законной власти» идти в огонь и в воду не был готов никто.


Точно так же и украинские пограничники не готовы были рисковать своими и чужими жизнями для защиты интересов Порошенко. Крики о том, что сегодня это западная граница, а завтра восточная, не только циничны, но и глупы. Ими нельзя никого обмануть. Те, кто служит на востоке, защищают родину от российской агрессии — и ведут себя с соответствующим героизмом. Тех, кто стоял в живой цепи в «Шегинях», заставляли рисковать шеей за личные интересы Порошенко — и они не захотели этого делать.


Порошенко, конечно, законный президент. Но и Янукович был законным президентом. Эта законность никак ему не помогла, когда народ решил, что он занимает свой пост не по праву. Путин до сих пор говорит о незаконном перевороте в Киеве. Но любая революция — это восстание справедливости против закона, в котором справедливости не осталось.


Прорыв оцепления не был угрозой украинской государственности. Он был тестом легитимности Порошенко. Саакашвили в полевых условиях проверил уровень доверия народа к властным структурам.
Тест подтвердил то, что было известно и по опросам: уровень доверия к нынешней власти у украинцев глубоко отрицательный. Но Саакашвили на этом не успокоился. Он продемонстрировал это еще несколько раз, публично выступив в колыбели украинских революций Львове, Ивано-Франковске, Черновцах, Запорожье, Днепре, Черкассах, родной президенту Виннице и столице страны — Киеве. Нигде представители закона и пальцем не пошевелили, чтобы арестовать нарушителя. Во Львове Саакашвили встречал лично мэр Садовой — причем встреча эта подозрительно напоминала встречу Наполеона и маршала Нея из французского минисериала.


Если бы Саакашвили после прорыва границы и горячей встречи во Львове не теряя времени двинулся на столицу, Порошенко, возможно, уже не был бы президентом. Тех пяти-семи тысяч человек, которые встречали бывшего одесского губернатора в Краковце, хватило бы и на то, чтобы сменить власть в Киеве. У Януковича по крайней мере был «Беркут», который искренне ненавидел все украинское и считал, что, защищая президента, защищает себя. У Порошенко сейчас нет и этого.


Поход Наполеона на Париж не принес Франции ничего хорошего. Наоборот — ее ждало еще одно поражение, от которого она не оправилась до сих пор. До воцарения Наполеона Франция была сильнейшей европейской державой, которая прямо или косвенно контролировала почти весь континент. После его ссылки на остров Святой Елены она превратилась в уставшую, боязливую, неуверенную в себе страну, которая проиграла все войны, в которых ее не поддерживали Англия и США, — начиная с прусской и заканчивая алжирской.


К счастью, Саакашвили не пошел маршем на Киев. Смена власти и воцарение Мишико, вполне возможно, стало бы последней каплей для Путина. Одновременно плевком в лицо и долгожданным поводом для полномасштабной агрессии: «На Украине опять государственный переворот, мы пришли восстановить закон и порядок». Саакашвили, очевидно, это осознает: он отложил большой митинг в Киеве на месяц и заявил, что ему не нужны революции.


Что-то доходит и до Порошенко, раз он не отдает приказ арестовать нарушителя границы. Вероятно, он понимает, что такой приказ не будет исполнен и обернется для него новым позором. Очень хотелось бы, чтобы он понял и то, что наплевательское отношение к праву и работа на себя, а не на страну, привели и его и страну на грань пропасти. Президент, которого страна не считает легитимным, становится изгнанником. Страна, у которой нет легитимного президента, становится легкой добычей. Порошенко все еще законный президент. Если он вспомнит, для чего его избирали, он еще может снова стать легитимным.


Tw Fb 53 Vk 0фффффффф



Другие статьи в литературном дневнике: