логика доносительстваВ издательстве «Пятый Рим» выходит книга йельского политолога Статиса Каливаса «Логика насилия в гражданской войне». Фундаментальная работа, опубликованная по-английски еще в 2006 году, ничуть не устарела благодаря новаторскому подходу автора: он отказывается от традиционного взгляда на социальное насилие (и на его экстремальную форму – гражданскую войну) как на результат столкновения политических (экономических, этнических) интересов, а рассматривает его как сумму личных мотиваций, устремлений и выгод участников. Именно сумма этих личных страстей в результате взрывается безудержным насилием гражданской войны, и последним триггером, по мнению Каливаса, становятся массовые доносы. С разрешения издательства мы публикуем отрывок из главы «Зачем доносить? Социология доносительства», в которой автор объясняет эту логику. Книга выходит по-русски в переводе ;Натальи ;Алексеевой ;и Сергея Алексеева, под научной редакцией Олеси Орленко ;при ;участии Александра Дюкова и Михаила Поликарпова. Согласно ;теории большинство индивидуумов участвуют в насильственных действиях опосредованно ;– через доносительство. Селективное насилие проистекает от совместных действий местных и надместных деятелей, инсайдеров и аутсайдеров, граждан и политиков. Такое насилие является результатом обмена между всеми участниками, и следовательно предполагает близкие отношения между доносчиком и жертвой доноса. Иными словами, доносительство является наиболее очевидным аспектом, посредством которого можно исследовать истоки близостного насилия в гражданской войне. Доносительство во время гражданской войны приводит к тому, что обычные разногласия выливаются в насилие. Начнем с того, что определенная практика доносительства существует в любом организованном обществе, а процветает она лучше всего при авторитаризме. Один из наиболее изученных случаев – в Восточной Германии (ГДР): доносительство в Министерство государственной безопасности было настолько распространено, что «невозможно было уловить различия между жертвой и настоящим преступником». Из воспоминаний Энн Тарстон: В 1980 г. после окончания Культурной революции одна учительница из Америки, преподававшая в Китае, рассказывала на уроке о десяти заповедях. Одну из заповедей ее ученики никак не могли понять: «Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна». Дети культурной революции, они росли, погрязнув в лжесвидетельстве. Они и не догадывались, что лжесвидетельствовать может быть неправильно. На самом же деле политические деятели часто удивлены и даже потрясены готовностью предоставлять информацию в ответ на их просьбы. В апреле 1943 г. представители бюрократического аппарата нацистской Германии выражали удивление тем, сколько обвинительных заявлений к ним поступает – и особенно тем, сколько из них ложных; они отмечали, что количество доносов «достигло неприемлемых объемов». Даже сам Гитлер сетовал: «В настоящий момент мы живем в море доносов и людской злобы». После захвата немецкой армией в 1941 г. части территории СССР, в бюрократический аппарат все так же поступали сотни доносов на партизан на захваченных землях <…>. Очевидно, что потребность в осведомителях превращает обычную личную неприязнь в насилие; по словам Ричарда Кобба, в период войны общественная катастрофа предоставляет возможности для личной выгоды. Обычные люди склонны не использовать «моральные санкции против себя» и совершают поступки ради собственной выгоды, нанося вред другим людям даже в рамках обыденной «нормальной» жизни, при этом подавляющее большинство в последний момент останавливается, не переходя к насилию с убийством <…>. В период гражданской войны общественная катастрофа предоставляет возможности для личной выгоды. Генри Камен провел масштабное исследование испанских архивов по Инквизиции и выявил, что «мелкое доносительство было скорее не исключением, а правилом», Джеймс Гивен предоставляет множество доказательств тому, что Инквизиция в средневековом Лангедоке работала в основном при помощи манипуляций. Доносительство в Средневековье, когда все институты власти были сосредоточены в одном месте, было крайне распространено: Попытки манипулировать органами управления, как поступала инквизиция, не были единственными в своем роде ни в случае Инквизиции, ни в примере с Лангедоком. Там, где возможно исследовать, как функционировали средневековые органы управления, которые в этот период закладывались, мы обнаруживаем, что люди усиленно старались повлиять на эти органы власти и использовать их ради своих корыстных целей. Манипуляция при помощи этих институтов с целями, отличными от тех, ради которых эти институты создавались, вероятно, скорее не исключение, а правило. Сравнивая объемы репрессивных мер в Китае конца 1960-х – начала 1970-х гг., Цзюн Чан отмечает, что основным мотивом доносительства был злой умысел. Авторы первого (и, на настоящий момент, единственного) сравнительного исследования доносительства «обнаружили довольно мало случаев, в которых доносы были написаны под влиянием истинно идеологических страстей». Проведенный Рейнхардом Манном анализ документов дюссельдорфского гестапо показывает, что во множестве случаев доносы писались с целью разрешить частные конфликты. Роберт Геллатели тоже обнаружил, что «информаторов-злоумышленников» у гестапо было намного больше, чем информаторов, работающих за деньги, и что «обвинений по исключительно “правильным” причинам было невероятно мало». Как сказал один полицейский женщине, находившейся под следствием, вы не представляете, сколько обличительных заявлений поступает к нам в участок! И в нашу обязанность входит проверять их все до единого, даже если большинство оказывается злобными подозрениями или клеветой! «Информаторов-злоумышленников» у гестапо было намного больше, чем информаторов, работающих за деньги. Местное руководство гестапо периодически публиковало в прессе напоминания о том, что оно – «не бюро приема жалоб, написанных из злости или даже подлой клеветы». В исследовании Ванданы Джоши, посвященном доносительству в Германии, автор решает не упоминать так называемые «доносы по лояльности», поскольку «случаи такого доносительства были малочисленны. В документах имеются подтверждения, – добавляет она, – что доносы носили в основном прикладной характер». Автор заключает, что «если гестапо черпает свою силу в сотрудничестве масс, очевидно, массы шли на сотрудничество не с одной-единственной целью искоренить врагов государства». Неудивительно в таком случае, что послевоенное понимание доноса в Германии ассоциировалось со злонамеренностью. «Сведение счетов с реальными и воображаемыми противниками стало сутью политики», – пишет Владимир Бровкин о Гражданской войне в России. Зачастую белый и красный террор был произвольным: Поверхностное понимание того, что составляло «большевизм», породило всевозможные желания сводить счеты, доносы и полное игнорирование законного порядка. Орландо Фиге подсчитал, как «много первых жертв красного террора было арестовано на основании одного только доноса руки личного врага»: Люди предоставляли информацию, чтобы защитить себя, или из ревности, или со зла, или чтобы освободить комнату в коммунальной квартире. В Ирландии «многие члены ИРА и прочие свидетели сообщали о случаях ложного обвинения людей в информаторстве из “местной враждебности”, потому что сами враждовали с ними или были обижены на них. Большое число убийств имело, похоже, земельную подоплеку, – отмечает Питер Харт и добавляет: Типичный информатор был скорее человеком, имевшим не причину рассказать о другом человеке, а зуб на него, затаенную обиду, или был тем, кому было, кого или что защищать. Прочие видели в информаторстве возможность нажиться или свести старые счеты… Информаторы часто доносили на людей по тем же личным причинам, по которым на кого-то доносят, что он – информатор. Большинство заявлений <…>, проходивших как “разведка”, было едва ли чем-то большим, чем просто “страх или злой умысел”. Люди предоставляли информацию из ревности, или со зла, или чтобы освободить комнату в коммунальной квартире. В ситуации, когда уход немцев оставил вакуум, который грозили занять коммунисты, и когда те, кто во время оккупации занимали выжидательную позицию, а теперь боролись за места среди победителей, пришло время свести личные счеты. Доносы стали тайным оружием для нападения. И неважно, обвиняли ли человека в коллаборационизме или коммунизме, ведь и то, и другое наносило человеку одинаковый вред… Таким образом, доносы стали идеальным средством сведения не относящихся к делу личных счетов и кровной мести. © Copyright: Эхинацея, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
