Мой Пушкин

Михаил Струнников: литературный дневник

Нелишне вспомнить: в мае этого года – двести лет, как началась южная ссылка Пушкина. И двести лет большого пушкинского дебюта: в том же мае 1820 напечатаны «Руслан и Людмила».


С этой поэмы началось и моё близкое знакомство с родной классикой. Точнее – с книжки, в которой поэма была. Где-то весной 1965 года отец привёз её из Москвы. Твёрдая обложка, на ней автопортрет, чёрно-белые картинки. Немного грустных стихов. А потом – кот учёный, «ковши, серебряные чаши с кипящим пивом и вином»:


Они веселье в сердце лили,
Шипела пена по краям...


Простите, «товарищи» фарисеи! Пьющим я не стал.


Меня удивляло: почему заглавный герой «вздыхает, сердится, горит и, щипля ус от нетерпенья, считает каждое мгновенье»? Мне не говорили, я не спрашивал.


Не спрашивал и о намерениях карлы Черномора. Было понятно: те же, что у доктора Менгеле. На то он и злой колдун.


О страшном немецком докторе я, разумеется, ещё не слышал: тема войны только что для меня приоткрылась. Но были знакомы чародей-лиходей из «Весёлых картинок», оборотень Брундуляк, сюрреальный Одноглаз Натальи Грудининой. У всех одна и та же «работа».


«От колдунов болезнь», – говорила бабушка.


Вернёмся к Пушкину. Я знал до этого несколько стихотворений (все они оказались в сборнике), пару отрывков – картин природы и столько же сказок в прозаическом пересказе взрослых. При этом было представление: все сказки в стихах, не Чуковским написанные, написаны Пушкиным. Чуковский был уже знаком по юбилейному изданию 1962 года. Но он – как и прочие: Маршак, Барто, Михалков… «Человек ниоткуда», без биографии.


У Пушкина биография уже была. У него няня Арина Родионовна, у него друг Лермонтов. (С творчеством "друга", с «Бородином», познакомлюсь ближе к школе.) Его убил какой-то Дантес: кто он – желания узнать не возникло. И что такое дуэль, спросить постеснялся.


В поэме нет дуэлей: не считать же ею бой Руслана с Рогдаем. Есть другое. Поэма вводила в круг взрослых проблем, достаточно реальных, давала кое-какие исторические сведения. Это не говоря о стихах, чудесных, как сказка. Или пролог к новой сказке. Что значит: «Прекраснее садов Армиды и тех, которыми владел царь Соломон иль князь Тавриды»? А кто такой «Фидий сам? Можно представлять что угодно, сожалея, что сказку про дядю Фидия никто не знает.


Текст был в сокращении, но сюжет и основные события не пострадали. Неясно было лишь с Ратмиром. «Куда-то ведь он заехал», – говорил мой дед, знавший, видимо, о его заезде в лесной бордель и раньше времени просвещать внука не желавший. Александр Сергеевич тоже кое о чём умолчал. Читателю предоставлено домыслить: выгнали хазарского хана разутого и раздетого, или он сам сбежал из сексуального рабства.


Судьба чужеземца не слишком меня заинтересовала. И с другим чужеземцем была неясность – из-за его пропущенной автобиографии. Я думал, что добрый волшебник – родной отец Руслана, что Финн – его имя. (Руслан Финныч! Каково?)


Эта книга была первой пушкинской в нашем доме. Чуть позже будет сборник из пяти сказок: помню, его купили вместе с новым репродуктором-коробкой взамен прежнего настенного «блюда». А ближе к школе – томик с «Евгением Онегиным» и прозой. Из «Онегина» запомнится лишь строфа, где дядя «с норсульфазолом». «Дубровский» и «Капитанская дочка» будут прочитаны во втором классе: последняя большей частью прослушана. Тогда же в той, первой книге обнаружится статья Сергея Бонди. В ней не только биография и краткий обзор творчества: тут римские цифры, века, моменты родной истории. Новые знания.


Сам Пушкин после начальной школы отступит на задний план. Детская литература! А мы большие: статьи-аннотации читать научились. И «тайна» онегинской дуэли до конца раскроется уже в студенчестве. И многое тогда же будет узнано, о чём понятия не имел.


Необъятен и неоднозначен Пушкин. Напиши он лишь стихи, приведшие к ссылке, – остался бы поэтом эпохи декабристов, известным разве что специалистам. Напиши лишь «Клеветникам России» – и того бы не заслужил: зачем искать стихи безвестного автора, когда без него под рукой достаточно? А будь у него одна только «Сказка о рыбаке и рыбке» – не имя, так творение осталось бы на слуху. Не говорю о тех же «Руслане и Людмиле», ещё о многом, и в единственном числе значимом.





Другие статьи в литературном дневнике:

  • 30.05.2020. Мой Пушкин