Детское кино?

7 октября 1971 года мы перешли в новый, тёплый наш дом из старой развалюхи. Тоже был четверг. А в субботу 9-го – в кино «Дикое сердце»: второй уже день.

Двухдневный показ – аргумент в пользу. Да и девчонки в классе нахваливали: одну в честь героини назвали Моникой. Интриговало и то, что Мексика.

Что я о ней знал? Была испанской колонией, отвоевала независимость. И до сих пор там говорят по-испански, и есть индейцы. Ещё – олимпиада в Мехико. Пожалуй, всё. Поэтому интересно.

Действие, однако, происходило на острове Пуэрто-Рико: последний – вместе с Кубой – оплот Испании в Новом Свете. Как раз эпоха колониализма: на учёбу «хорошие люди» едут в заокеанский Мадрид, а не куда-нибудь в близлежащих Штатах. Там же – «Ищу мужа!», богатенького дурачину. Испано-американской войны, Мадридом проигранной, ещё не было.

Об этой войне прочтём чуть позже – в сборнике Марка Твена. Перед глазами – море, тропики. Не затронуло. И "про любовь» героев и героинь – не слишком. Впрочем, понял: одна из двух сестёр вышла за нелюбимого, поскольку богатый и прокурор. А потом попробуй-ка уйти!

Положение женщины при «проклятом царизме» (испанский «королизм» чем лучше?) Что-то перекликалось с «Грозой» Островского: смотрел перед этим по телевизору – ещё в старом доме. Безумная езда прокурорши на плохо запряжённых лошадях напоминала прыжок с обрыва в Волгу – затяжной, но с той же целью. Позже дошло: она спешила предупредить зятя-деверя, что его арестуют.

«И в полдень схоронили несчастную Айме».

Нашу Катерину больше было жаль, хоть тоже «дикое сердце».

Говорили, однако, что дикое сердце – это Хуан-Дьявол. Контрабандист – прозвучало в самом начале. При этом слове вспоминались наркотики: героин, опиум, ЛСД. (Просвещали «Наука и жизнь», «Крокодил» и рубрика «За рубежом» в газете «Сельская жизнь».) Потом, в ходе просмотра, вспомнилось, что контрабанда – любой запретный товар: из тех же испанских-португальских колоний не разрешали вывозить семена гевеи-каучуконоса. (Было в научно-популярной детской книжке.) И Хуан перестал казаться злодеем – даже напротив: грех великий – сделать гадость рабовладельцам-колонизаторам!..

Лента была некачественной: «за кадром» осталась гибель под рухнувшим деревом губернатора-взяточника. И не вполне понятой оставалась сцена в кабаке, где Хуан «съездил в рыло невзначай» карточному шулеру. (Единственная в фильме сцена насилия.) Вслед за этим к нему подсел прилично одетый «товарищ» с заманчивым предложением: успех позволил бы завязать с преступным бизнесом. Однако и риск был велик.

«Я рискую жизнью, а не свободой», – заявил «сеньор Дьявол».

Позже прояснилось: его собеседником был некий мистер, и явно речь об американском оружии… («Североамериканском» – говорят испаноязычные.) Справка: на той же Кубе, бунташной в те годы, стоят памятники тогдашним пособникам США. У нас об этом писали: кто-то там не вполне понимал, а кто-то всё понимал – да что делать? Ждать помощи больше неоткуда. В любом случае борьба с Испанией («родиной-мачехой») – святое дело.

В нём и Хуан поучаствовал, сперва заставив северного америкашку раскошелиться. Деньги пошли не сепаратистам в общий котёл: бывший контрабандист обеспечил землёй весь рыбацкий посёлок.

Но это ближе к концу. Поначалу же никто из героев симпатий не вызвал. Хуан мало того, что преступник, – ещё и неблагодарный. Пусть мачеха с ним поступила по-сволочному, отправив «в люди»: родной её сын, тот самый прокурор, вытащил единокровного брата из тюрьмы и готов был назначить управляющим на своей фазенде. (Асьенда – говорят в тех краях.) Чего же тот психует, обзывается?

Будущая прокурорша, с которой у Хуана роман, с самого начала неумная баба. А её сестра (старшая, судя по контексту, как пушкинская Татьяна, но тогда казалось, что наоборот)? Из-за любви всё к тому же прокурору собралась в монастырь. Грех, простительный лишь таким, как горьковские дед Архип и Лёнька. (Атеистическое воспитание, если кто забыл.) Ещё и призналась в «злобе против родной сестры».

Паноптикум – так бы я сказал, если бы знал в ту пору.

Всё стало меняться с появлением негритёнка, прозванного Колибри. «Не называй меня господином, – говорит Хуан, когда тот приносит ему кофе. – Я только капитан». Уже возникла симпатия: противник рабства и не расист. В те годы – однозначный плюс.

Он «только капитан»? Скорее – приёмный отец. Никто из матросов не сопровождает его на суше: на бал к брату-прокурору он взял чернокожего юнгу, для каких-то услуг едва ли нужного. Экскурсия, бесплатный поход в театр. Конечно, предполагалось и знакомство с будущей капитаншей: её было велено величать госпожой.

Она же успела стать прокуроршей.

Это скорее радовало. Не верилось, что она была бы добрее, чем её свекровь к своему пасынку. А бедный мальчишка и так натерпелся. На экране – ничего такого: зритель мог представить, вспоминая «Максимку» или «Хижину дяди Тома». (Мне на тот момент представлялось по книгам о древнем мире да кое-что отечественное.) Но звучало вполне понятное: чуть не убили за расколотую бутылку. И были неизгладимые следы на теле… При этом – никакого света в окошке, никакого «на деревне дедушки».

И вдруг – человек «посильнее дедушки Макарыча». И поумнее Дон Кихота. Сам в прошлом Ванька Жуков – «сирота, нищей матери сын», а ныне – «начальник людям». Капитан на собственном корабле. «Капитан взял меня к себе». Из ада – в рай! Пусть непрочен, ненадёжен этот «рай» – плавучий остров в океане зла, несправедливости, и нет гарантий от внешних волн в прямом смысле и в переносном. Лучше, однако, на его борту. Здесь к тебе все по-доброму: капитан, его помощник, наверняка и остальная команда. Великая работа – сварить кофе для капитана! Да полотенце намочить для его больной жены. При этом не обязывают ходить ни в какую школу.

Завидно? Не буду скрывать: было не без этого. И было ощущение, что недостоин и этого «рая»: Хуан-Дьявол бы погнушался…

Тема негритёнка Колибри виделась главной: остальное – так, приложение. Фантазия дополняла то, чего на экране нет. Представлялось: капитанша («святая Моника») научила мальчишку читать и писать. (В фильме о грамотности юнги ни слова.) Роль вполне для неё подходящая: она, сменив облачение послушницы на «штатское», стала выглядеть вполне современно. Что-то вроде старшей сестры одного моего приятеля. И «голосом молвит человечьим», как, впрочем, и другие персонажи. (Напомню: иностранные фильмы, предназначенные для проката, тогда, за малым исключением, дублировали.) Наш человек!

Мотивы «Дикого сердца» послышатся у Сергея Алексеева: «Жизнь и смерть Гришатки Соколова» прочту в том же классе. В роли Хуана-Дьявола – идеализированные Пугачёв с Хлопушей. Но там заглавный герой погибает. И его заступники обречены – не выкинешь из истории.

Здесь же – как в сказке. Хуан освобождён в зале суда: народ встал на его защиту. (Вполне вписывалось в ту картину мира, какую давала наша пропаганда.) И Моника, вступившая с ним в фиктивный брак, чтобы спасти от позора сестру, раздумает разводиться. Письмо папе римскому (он один был вправе развести) не будет отправлено. От неё же прокурор узнает, что жизнью обязан подсудимому. (Обстоятельство, требующее другого прокурора.) И злая мачеха донья София покается и признает, что Хуан – родной сын её покойного мужа, а не приёмыш. (До той поры это знал лишь Хуан с его адвокатом.) И братья помирятся.

Индийские фильмы я знал тогда понаслышке. И вообще эта тема была знакома разве что по фольклору. Как бы то ни было, а фильм очаровал. В кинотеатрах семь раз смотрел: ни один другой не удостоился. В последний раз – летом 1989: с тех пор в кино не ходил. В школьные годы хотелось прочитать «одноимённое произведение»: автор – некая Каридад Браво Адамс, умершая глубокой старухой при Горбачёве-президенте. Мне же она казалась современницей Бичер-Стоу, хотя бы младшей.

Один мой старший товарищ, просвещавший меня в истории, пытался развенчать моего кумира. Хуан, по его словам, обыкновенный уголовник. (Ну да! Уголовники только и делают, что спасают кого от произвола, а кого от стихийных бедствий.) Я, несогласный с ним, дал ему прозвище Колибри: на Хуана-Дьявола он не тянул. Не скрою: кое-что связанное с ним отражено, хотя и косвенно, в моём романе «Колибри на земле Франца Иосифа». И «Дикое сердце» с некоторыми его проблемами упомянуто.

Не могу не вспомнить и другого – дедушкиных слов по поводу моих россказней: «Дед у тебя плохой – Хуан хороший. Хуан тебе чайку приготовит». (Я, грешник, любил дедов чай больше домашнего.) Вспоминаю всякий раз, как начнут кого-нибудь рекламировать, творить кумира: здешнего, нездешнего – мало разницы. «Он (она) чайку приготовит! Жди!»

Надеяться глупее, чем на никогда не существовавшего Хуана-Дьявола.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 06.10.2021. Детское кино?