Горячее лето семьдесят второго

Лету предшествовала холодная зима: с частыми отменами занятий по десятый класс.

«Если программа не пройдена, учебный год могут продлить», – пугала нас русистка.

Какое продление? Нам подарили первоапрельскую субботу: в этот день по регламенту начинались занятия после своевременных весенних каникул. И в связи с Днём победы отдыхали три дня: на воскресенье, что седьмого мая, не посягнули. Чего там! На каникулы отпустили вслед за последним звонком у выпускников, в субботу двадцать седьмого.

Долгое было лето! Когда нашему брату оно казалось таким? Но как будто прошла целая эпоха, прежде чем приехал друг из Донецка – в последний раз. Помнится, было воскресенье – всего лишь четвёртое июня. А в былые годы – к первому числу.

Задержка объяснялась национальной политикой: на Украине сдавали переводные экзамены. Дозволенная самостоятельность. А нам – редкий повод порадоваться, что живём в РСФСР, в Российской Федерации. Россией это образование никто не называл, кроме антирусски настроенных. Россия – вся страна (не только в нашем обиходе). А «федерация» и вспоминалась-то в редких случаях, вроде этого. Как же не вспомнить и не возрадоваться, что до восьмого класса нет экзаменов и не надо учить (наряду с иностранным) украинский или ещё какой?

Впрочем, потока беженцев это не вызывало: не столь значимы детские проблемы. В иные области – даже наоборот.

Но я отвлёкся. В день приезда – последнее весенне-летнее похолодание.

А что перед этим?

В начале мая тепло, если не жарко. А в День победы – первый гром, гроза. И резко похолодало. Холодно будет и в день пионерии. И в первых числах июня – единственный за всё лето дождь. Дальше – жара, сушь.

В детстве это не угнетало. И о последствиях не думалось. Чего там? Купальный сезон в разгаре – ещё до каникул. Перерыв недолог: день-другой. Потом до самого конца – природа, речка. Загорать не обязательно на берегу: ходим голые до пояса.

В то лето наконец-то научился плавать. Помогли и этот друг, и другой.

«А говорил: всё, проспал!» – смеялся дончанин. (Он, как и я, использовал другой глагол, некнижный.)

Стал худо-бедно держаться на воде – и Мокша стала казаться мелкой. Там, где, бывало, раздолье, теперь барахтаешься, как в луже. Нет, надо, чтобы «над бездною морской»: где яма, глубина, где с ручками.

А Мокша и в самом деле на глазах обмелела. В местах, где с опаской переходил по шею, по подбородок, можно свободно гулять. И в одном из недавно опасных мест мы вброд перешли, едва намочив трусы.

Это был поход за орехами. Грибов в тот год не могло быть однозначно, орехи же росли как минимум в трёх местах. Мы планировали идти к Рябчиковой горе, что видна за Мокшей, прошли часть пути, и вдруг вспомнилось, что есть ближе, на нашей стороне, и кратчайшая дорога – как раз от речного брода. Что нам жара? Жажду утоляли из артезианского колодца: был когда-то у нас. Ледяная вода обжигала зубы… Возвращаясь городом, центром, прикладывались едва ль не ко всем колонкам, пили из набранных вёдер у добрых людей. О позапрошлогодней холере никто не вспомнил.

Тогда же на обратном пути – приятный сюрприз: на киноафише «Ромео и Джульетта». Уж сколько о них слышал! Вечером посмотрел. В итало-английском фильме – те же купюры, что и в наших постановках: заглавный герой убивает одного лишь Тибальта.
Фильм в целом не очаровал. Вот если бы Ромео ушёл в партизаны, как наш Дубровский. Или как заглавный герой в фильме «Тахир и Зухра», мне тогда неизвестном. Примкнул бы к какому-нибудь Стеньке или Емельке: и в Италии были такие. (Тем паче – в Англии: что стоило Шекспиру перенести в чужую страну?) Здесь же – исключительно межфеодальные разборки.

В то лето были фильмы поинтереснее. Было двухсерийное «Сказание о Рустаме» по мотивам Фирдоуси: со странностями, каких не было и быть не могло у средневекового поэта. Нами эта отсебятина воспринималась как несколько странноватая сказка. Немного разочаровывал финал итальянского «Галилео Галилея»: там без мифического «всё-таки она вертится».

Больше всего порадовали последних два фильма из киноэпопеи «Освобождение». Конца ждал, возмущаясь несправедливостью: Гитлер должен вот-вот бесследно исчезнуть. И вдруг – справеливость торжествует! «Злодей, злодеев всех лютейший», не пережил нашей победы. Об этом не говорила нам даже историчка-еврейка в четвёртом классе. (Прекрасно помню: сам рассказывал на её уроке о штурме Берлина.) Молчал о том и учебник. И от других взрослых слышали другое. Можно представить радость: в том числе – собственного открытия.

В то же лето открою для себя индийское кино: о нём – в другой раз.

Были ещё открытия. Изданный при царе «Уленспигель» познакомил с тогдашней орфографией. Первоначальный испуг быстро сменился интересом: даже была самостоятельно открыта одна орфограмма (когда пишется буква I вместо привычной буквы).

Из других книг узнал о взятии Казани, о стрелецких казнях, о Тарасе Шевченко, об алжирских пиратах, хуже которых лишь испанская инквизиция, об эпохе Робин Гуда, о многолетней войне венгерских куруцев с австрийскими лабанцами в венгерской Трансильвании. В атласе она почему-то румынская. Здесь же о румынах ни слова. Зато иной персонаж затмевает пионеров-героев. А что-то похоже на анекдот.

Анекдотов тем летом тоже много наслушался: и политических, и просто с «картинками».

А зной между тем крепчал. И речка мелела, и подули сухие, пыльные ветры. Мало приятного: из воды вылез – по мокрому телу хлещет колючий песок.

Вдобавок в августе запахло дымом: начались лесные пожары. Горел ближайший к городу орешник. Где-то горели торфяники. Пошли разговоры о поджигателях: будто бы кого-то поймали. И взрослых обязали ночами дежурить.

Впрочем, паники заметно не было. Самое страшное, о чём говорили, было далеко. И неурожай – не только одной картошки – не обернулся голодом. Жизнь шла своим ходом. У детей – тем более: всегда свои и радости, и горести.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 09.05.2022. Горячее лето семьдесят второго