Високосное лето

Это не только в високосный год случается: первое сентября – воскресенье. Лишний выходной, лишняя радость.

Тем более – в високосный 1968. Месяца полтора «на больничном»: воспаление лёгких. (К счастью, в домашних условиях.) И за всё лето – ни одного купания в реке: берегли после скарлатины и кори. Уберегли! Выздоровел как раз к началу.

В счастливое воскресенье или днём раньше привлёк внимание календарь, из отрывного переделанный в перекидной.

«50 лет со дня гибели Мулланура Вахитова, татарского революционера». Первое событие, первое лицо с чётко указанной датой. И новое о татарах. Понятно было: они не те, что при Илье Муромце. В Темникове чистил уборные безобидный татарин Абрам (не знаю настоящего имени). С дедом общался татарин Турсун. И слышал ещё до школы, что нефть у нас добывают в Татарии: наша земля. Но татарин-революционер – это что-то…

Ничего о нём не было на обратной стороне листа. Какую информацию сочли более стоящей? Не помню. Но стало интересно. Перелистывая, тогда же наткнулся на «родную» Корею.

Ни об стране (кроме собственной) я не знал тогда больше, чем о ней. Что там Германия, Франция? С ними воевали – и всё. Отсюда же – знание их столиц. Ни братья Гримм, ни автор «Кота в сапогах» ни с какой страной не соотносились. Какие вообще у них там проблемы? И не думалось.

О этой же и думать не надо. Столица у них Сеул: взрослые уточнили, что ещё есть Пхеньян, что ныне две Кореи. Цари в Сеуле назывались ванами. («Ван – король, князь», – сообщала первая сноска.) Области у них называются провинциями. (Очень корейское слово, не так ли? Как и уезд, из России изгнанный, к Кореям-Китаям приложенный.) Экзотичной музыкой звучали имена и фамилии: Чхон Дон, Ён Ба У, Доль Све и Док Све, Пак Доль и Пок Доль, Ок Нам… За дровами корейцы ходят в горы, там может встретить тигр…

Легко догадаться: источником информации послужили корейские сказки. «Три подарка» – так по одной из них назывался сборник: в памяти не меньше тридцати. Почти все казались оригинальными.

И в самом деле. Не было там схваток со Змеями Горынычами, Кащеями да злыми волшебниками. Волшебники исключительно добрые – к тем, кто доброты заслуживает. Драконы по воле феи переселились из моря на небо. А дочь главного из них женила на себе корейского «Федота-стрельца» с теми же примерно последствиями (бродячий сюжет, мне тогда незнакомый). Главные враги в этих сказках – ваны: «Не смогёшь, чего хочу, на башку укорочу!» (Общечеловеческое!) Ещё – жадные богачи: иной раз они – родные братья добрых героев. Против социального зла – и волшебство, и хитрость в духе Ходжи Насреддина с нашим Шишом Московским, и взаимовыручка односельчан.

На последнее наш герой не особо рассчитывает: даже в детских переложениях.

И нет в корейских, в восточноазиатских сказках всей Европе родного дурака, которому счастье. Счастье за то, что с печки слез (в иных краях – из-за печки вылез), оказался со своей дуростью в нужном месте и в нужный момент. Нет, узкоглазый рисоед по доброй воле вкалывает, как не всякого раба заставишь. Ударнику труда – награда: заметили высшие силы и осчастливили. Так и в китайских, во вьетнамских сказках: читал я взрослые варианты. Кто же на эти силы невзначай набрёл, тому и счастье, как правило, недолговечное.
Эти же сказки – для очень младшего возраста. Поэтому ничего вразумительного об их религии и ничего об их кухне. (Уж это запомнил бы.) Зато узнал русское слово «чужеземцы»: встретилось в нескольких сказках. Кто эти чужеземцы? Немцы, татары, печенеги? Даже вопрос не возник: некто из «тридевятого царства». Между тем можно понять: в двух сказочных легендах речь о японцах. Но это – если знаешь чуть-чуть историю с географией.

Кстати, об истории. Корея – единственная страна с многовековым прошлым, которую никто не вправе назвать агрессором. (Межкорейские разборки не в счёт.) Дело не в "ментах-алитетах": соседушки с давних пор таковы, что боязно насыкаться.

Но вернёмся на страницы старого численника. Там было немного о давних развлечениях корейцев. Одно из них (так я понял) – пугать факелами неких феодалов.

Неизбежно возник вопрос. Куда как просто ответить: помещики. Русское слово и в корейских сказках встречалось. Ответ же был расплывчат, неопределён. Получалось, что феодал – домашний самодур.

Дошло, что это в переносном смысле.

Феодалы в том календаре встретятся ещё дважды: в Саудовской Аравии и у немцев. Против последних восставали в четырнадцатом веке эстонцы. С каким результатом – не сообщалось. Взрослых спрашивать было бесполезно: и не пытался.

Взрослые обстоятельно рассказали о «белочехословаках»: в сентябре 1918 от них освободили Казань. Но рассказ показался утомительным, неинтересным. Как понять его, когда не знаешь о Первой мировой, о том, кто против кого дружил? Куда интереснее представлять: припёрлись они из своей Чехословакии на помощь белым, как японцы во Владивосток, англичане с турками в Баку, немцы чуть не под Питер. «Бились-бились, только сами разбились». Ленин смикитил, Чапаев с Котовским сработали.

Сколько перезрелых дураков эту сказочку повторяет!

О нашей интервенции в Чехословакию узнаю не скоро. А ведь писали, по радио говорили (в других, разумеется, выражениях). Но отошло на задний план, прежде чем я начал просматривать газеты. Никого из родных-знакомых там не было, поэтому дома не звучало.

А несмолкающее радио? Писал как-то об избирательности внимания. Тем же летом в ночную пору услыхал: на Армению, где тоже были когда-то свои цари, напала китайская царица. Года через три она окажется ассирийской Семирамидой: есть об этом предание. А тогда – какая там Ассирия с Сирией, когда Китай на слуху? Не расслышал, не понял – так придумал, даже делать этого не собираясь. Точно так же втемяшилось, будто Цейлон – столица Венгрии.

Название чайного острова поведал старый друг «Мурзилка». На больничном – и ему больше внимания: старым номерам и только что поступившим. А там – и Командоры в честь Беринга, и «горбатое море» с рогатой миной, и новые герои гражданской войны. Стал расспрашивать – выяснилось, что Сталин не темниковский врач-портач, минувшей весной умерший: он вроде корейского «великого вана» и помер давно.

В майском номере – ещё одна страна, Греция: у власти «чёрные полковники», фашисты. Кажется, впервые узнал, что это слово не синоним немцев. И что не только к немцам прилагается: речь явно шла о туземцах, а не об иноземных захватчиках. Впрочем, это была лишь «присказка»: Любовь Воронкова писала о Древней Греции, о войне между греками. В роли фашистов выступали дотоле неведомые спартанцы: возмущало их созвучие со спартаковцами в известной песне. Ни о хорошем в Спарте, ни о наихудшем в том отрывке не упоминалось. Но было кое-что о религии древних греков: они почитали богинь.

На книги «високосное лето» не было богато. Кроме названной выше, ещё одну стоит вспомнить. Она, из серии «Сказки дружной семьи», поведала о нашем Дагестане: там вместо дагестанцев – кумыки, авары и даргинцы. У последних – сказка о лесном референдуме. И горький вывод: «Хан-лис ничем не лучше хана-волка». Запомнилось и не забывается, благо хватает причин.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 04.09.2024. Високосное лето