Алексей Кудряков Март
Бесформенные пятна: охра и свинец,
по краю ржавчина, ряд бирюзовых линий,
два сочных розовых мазка и, наконец,
расплывчатый автограф каблуком на глине.
Ни света, ни объёма. Отступив на шаг,
я пристальней взглянул на свой этюд и вскоре
смог различить за ямкой, где стоял башмак,
сырого снега серебристые валёры,
рельефно-белый оседающий сугроб,
чуть тронутый лазурью, известью и сажей,
завалинку, узоры муравьиных троп
(скорей, угадываемых, мельчайших), даже
тень от гвоздя. Но выше начинался плёс,
волнообразные перемещенья цвета, —
взгляд потонул и только чудом меж полос
вдруг уцепился за стальную шляпку: это
обитая вагонкой — во всю ширь! — стена.
Затем с опаской, ощупью, рывком, с наскока,
вдоль синих трещинок, по мрамору окна
и цинковому жёлобу — до водостока,
с которого каскадом в тёмное нутро
железной бочки, с чёрной вмятиной, дырявой.
Извилистая струйка ловко и хитро
легла между камней, переходящих в гравий
и в глинистый раскисший снег… Сейчас и здесь,
увидев в будущем своё воспоминанье,
я сожалел, что колорит, фактура — весь
звучащий мир подробнее на расстоянье.
Чем дальше, тем опасней. Чтоб не соскользнуть
в иную — вязкую — бесформенность, где имя
теряется и меркнет свет, дано прильнуть
не к мигу — к видимости, в памяти хранимой.
Из двух картин — которая реальней? — раз
сегодняшнее слепо, будущее зорко.
И розовую кляксу дорисует глаз?
что это: фантик, брошенный платок, заколка?
Другие статьи в литературном дневнике:
