***КОРСАРША 1. Капитан галеона Этот приморский ресторан, стилизованный под пиратский галеон, Андрей Кириллович Климов облюбовал в первый же вечер. Не то чтобы он был из заядлых мореманов. Или его неудержимо влекли морские дали с пальмовыми островами и загорелыми микронезийками в одних лишь набедренных повязках. Те самые, что могли вовлечь в безудержный танец у тотемного столба, чтобы в итоге, обпившись забродившего сока тропических плодов, предаться первобытной оргии. Тотемы, шаманы, жрицы любви, в тантрическом экстазе приносящие жертву местному божеству плодородия -в сущности, Климов вполне был готов отдаться всей этой круговерти, потому как жена неделю назад, хлопнув дверью, покинула их семейный очаг. Вызвавшись дотащить на прощание до поджидавшего её под окнами автомобиля раздутый гардеробом чемодан, Андрей Кириллович увидел и ео -нового избранника благоверной из череды бойфрендов. Зеркальные очки на носу - клюве, лысый череп и шея питающегося падалью разорённых семейных гнёзд грифона. Майка с потными разводами под мышками. Таким вот предстал в воображении Климова этот Соловей-Разбойник, осклабившийся великолепными, ещё не тронутыми дантистом зубами. И хотя в общем-то это был ничего себе молодой человек, даже вовсе не лысый какой-нибудь качок, а только слегка челентанисто - лысоватый брюнет а ля итальяно. Выйдя из удивлённо выпучившего фары авто ЯВСТРЕТИЛАЧЕЛОВЕК вежливо принял из рук Климова чемодан,милостиво предоставив ему возможность пожать свободную лапу только что слезшего с пальмы на его рубашке прямоходящего. Затягиваясь сигаретой и поднося к губам бокал с "Абрао дюрсо", Климов созерцал сквозь разводы табачного дыма накалывающийся на бушприт галеона-симулякра апельсин закатного солнца.Накупавшись и выспавшись за день, Андрей Кириллович намеревался провести эту ночь в свободном плаванье с какой-нибудь уставшей нести вахту на семейном камбузе ныряльщицей за жемчугами острых ощущений. Столик за которым он восседал этаким морским бродягой в нахлобученной поверх живописных седин сувенирной капитанской фуражке , жался к борту кормы на возвышении чуть сбоку от штурвала. И хотя киль этой "старой лоханки" прочно врос в песок, ракушечник и камни пляжа, составлявшего часть огороженного хозяином отеля берега, Климову казалось, что днище скользит по океаническим волнам. Торчащая на столе бутылка с вином грезилась ему подзорной трубой, взглянув в которую можно обнаружить у горизонта вожделенный остров, поросший густой шерстью тропической растительности.Салфетка представлялась клочком кожи с очертаниями карты , на которой крестиком обозначено место с зарытым кладом. И дымил он не сигаретой из жмущейся к бутылке полупустой пачки, а набитой табаком-горлодёром пенковой трубкой с чубуком, изгрызенным крепкими зубами морского волка. Его фуражка с мерцающим в темноте золотым "крабом" на околыше, купленная в ларьке , битком набитом модельками парусников, лакированными морскими раковинами и другими безделушками, белела в полумраке капитанского мостика, как бы напоминая о том, что, не смотря на отсутствие штурвального, судно движется строго по курсу , указываемому компАсом. Едва подсвеченная развешанными на реях фок и грот-мачт, вантах и по краям бортов лампочками корабельная команда полуночников, позвякивая фужерами,вилками и ножами, смеясь и радуясь красотам звёздного неба, была готова устремляться вдаль для того, чтобы достичь заветного острова и ступить на его берег. Под воздействием вина им казалось -в гротах того острова их ждали сундуки набитые пиастрами, перстнями с драгоценными камнями, жемчужные ожерелья в которые можно было окунать руки , как в набегающие на берег волны...Не прочь были то и дело призывающие к себе официантку-юнгу и администратора с деревянной култышкой на ноге, попугае на плече и в треуголе , из под которого выглядывала косица, взять на абордаж и сверкающий окнами многопалубного отеля "Каравелла". За парусами надуваемых врывающимся в отворённые двери морского ветром, под реями гордин, их ждало хоть и недолгое, но избавление от континентальной скуки обыденности... А пока, расплатившись с Джоном Сильвером , присовокупив к оплате по прейскуранту меню чаевые и приговаривая "А это на корм попугаю!" , команда мало по малу -парами, пошатываясь в обнимку сходила по трапу на берег. Полуночные матросы ресторана "Галеон" разбредались по пляжу, набережной,колобродили под звёздами фонарей, целовались на скамейках под платанами, замерев в роденовских позах, словно отлитые из неонового света. 2. Записка в бутылке Андрея Кирилловича Климова несло по океану жизни от одного острова сокровищ -к другому и в прямом и в переносном смысле. После окончания истфака, он быстро защитил кандидатскую, а вслед за ней и докторскую.Этнография стала не только темами - тотемами(как каламбурил он в рифму) его диссертаций, но и образом жизни. Покидая дворцовой стати университетские чертоги под слоями краски на оконных и дверных ручках которого студенты выскабливали двуглавых имперских орлов, он устремлялся в стойбища хантов и манси. И проводя в их чумах месяцы, изучал обычаи и легенды этого удивительного народа.Поражал аскетический минимализм их образа жизни, детская непосредственность нравов. Врастая в их быт, питаясь рыбой, олениной, запивая еду чаем из брусничного листа, лакомясь брусникой, клюквой и голубикой, он отвыкал от "цивилизованной еды".Ханты и манси, пользуясь благами цивилизации, давным давно обзавелись и металлической кухонной утварью, и сетями из капрона и металлическими крючками, но Климова умиляли до сих пор изготавливаемые ими костяные крючки, рукояти ножей из оленьего рога и особенно-шаманские бубны... Развешанные на вантах и даже по кругу штурвала разноцветные лампочки освещали скелет съеденной Климовым форели, груду оставшейся от креветок шелухи, этаким трезубцем Нептуна вилка упиралась в недоеденный пластик баклажана, словно напоминая :каждый ослушавшийся повелителя морских пучин будет наказан! До Климова дошло, что за абордажный пистолет он принял кривулину неудачной выпечки. А "пират" и "юнга" либо отец и дочь, либо персонажи курортного романа. Чуть не расхохотавшись, Андрей Кириллович отступил от борта в черноту длинной тени -и увидел, как "пират" притянул девушку к себе... 3.Шаман, шаманка и самолётопоклонцы Сколько пролежал Климов на берегу "необитаемого острова" -пять минут, час, сутки ему было неведомо.Он проснулся от того что продрог - затемно. Набегавшая морская волна заплёскивала в кроссовки.Щека затекла от долгого соприкосновения с жёсткими камнями.Отлепив от щеки прилипший камешек и сбросив с шеи крохотного крабика, Андрей Кириллович распрямился, вставая, снял кроссовки, вылил из них воду и огляделся. Опустошённой бутылки он не увидел. Видимо, её смыло пенящимися волнами. -Нехорошо!-произнёс он вслух хриплым голосом. -Бутылку разобьёт волнами о камни - потом кто-нибудь порежется. -Выпей клюквенного морса!- протянула шаманка флягу профессору .- Он хорошо снимает похмелье. А я покамлаю -отгоню злых духов. Поднявшись на верхнюю набережную, Климов присел на скамейку и, вытряхнув из пачки последнюю сигарету("Слава духам - вода не добралась до сигареты и спичек!"-криво усмехнулся Климов),он скатал бумажный шарик.Профессор хотел было бросить шарик в урну. Но тот, не долетев, шмякнулся на асфальт - и его потащило бризом вдоль скамеек. Скомканная пачка перепрыгнув через бордюр застряла в траве под ощетиневщейся мясистыми листьями азалией. Наклоняясь за ним, Андрей Кириллович подумал с досадой, что ему приходится сейчас заниматься бессмысленной чепухой, а зав. кафедрой прибравший к рукам его грант, уже, поди, совершает посадку на остров, куда Климов был приглашён ещё полтора десятка лет назад в этнографическую экспедицию по линии международных связей. Ну- фонд Сороса. ЮНЕСКО. И всё такое. В итоге -головокружительное путешествие в тропический рай. Лазурное море. Коралловый риф. Микронезия. Но на этот раз Лев Борисыч Куприянов, хрыч с глобусоподобной лысиной над пиджаком цвета пиратского роджера в рубашке -белее ухмыляющегося черепа и костей обошёл его, уцепился абордажными баграми в грантовую комиссию. И пока Климов бухал-подсуетил пару плагиаторских публикаций о тотемах и табу микронезийцев-и грант, вильнув хвостом, оказался на крючке у соперника, над столом в кабинете которого красовался хмурый, бородатый Миклухо -Маклай в окружении улыбчивых туземцев.А ведь только Климов был подробно осведомлён о сходствах поверий островитян Микронезии и Папуа Новая Гвинея с легендами и мифами Васюганья, где в пору половодья манси, ханты и кеты, тоже жили на островах и перебирались с одного на другой на лодках. Эти макеты американской техники военных лет Климов и увидел, когда прибыл на остров Тао под торжественный грохот долбленого барабана.(Такие выдолбленные из цельных колод музыкальные инструменты сильно напоминали "нодьи" таёжников для обогрева в мороз.) Немало был удивлён профессор и появлению самолётоподобных сакральных объектов у аборигенов Приобской тайги.Практически одновременное обнаружение самолётопоклонцев , разделённых тысячами километров, и стало сенсационным открытием этнографа. О нём писали в зарубежной прессе. Его фотографии в окружении хантов и микронезийцев украсили обложку "Таймс". Никто не мог объяснить -почему так совпало. Но с тех пор, как в Васюганские болота сбрасывали тюки с "гуманитаркой", а затем из-за нехватки топлива упал перегонявшийся по ленд лизу самолёт, тамошняя шаманка Таюн объявила останки американского самолёта священными. Спустя поколение таёжные жители совсем, как микронезийцы, построили имитацию самолёта из подручных жердей и ветвей и стали на него молиться.И это было удивительно. Скептики , ехидничая, судачили о том, что Климов сам подучил мансей построить этот дурацкий самолёт. Иные , завидуя удачливому учёному, даже выдвигали догадку, мол,хитрая шаманка увидела по телевизору(они теперь в каждом чуме)передачу про самолётопклонников -и решила привлечь к своему стойбищу внимание туристов. Но после того, как на острове посреди Васюганских болот был обнаружен и заржавевший, поросший мохом самолёт -"американец", и его копия дотелевизионных времён, пересуды прекратились. Миклухо-Маклая , Пржвальский...
ИТАЛЬЯНКА УТОПЛЕННИЦА БОССАНОВА СОЛЬВЕЙГ
Вдова Чинга, пиратка Слово «корсарша» может ненароком вызвать воспоминания не слишком приятного свойства об иных пошловатых сарсуэлах, где девицы, по виду явные горничные, изображают пираток, танцующих на волнах из раскрашенного картона. И тем не менее были корсарши – женщины, знающие толк в морском деле, умевшие обуздывать свирепые команды, преследовать и грабить корабли. Одной из них считалась Мэри Рид, однажды объявившая, что ремесло пирата не каждому по силам и, чтобы с честью делать это дело, надо быть таким же, как она, отважным мужчиной. На первых порах своей славной карьеры, когда она еще не была капитаншей, одного из ее возлюбленных оскорбил судовой драгун. Мэри вызвала его на дуэль и сражалась с оружием в каждой руке – по старинному обычаю островов Карибского моря: в левой – громоздкий и капризный пистолет, в правой – верный меч. Пистолет дал осечку, но меч не подвел… В 1720 году далеко не безопасную деятельность Мэри Рид пресекла испанская виселица в Сантьяго-де-ла-Веге (Ямайка). Другой пираткой в этих морях была Энн Боней, блистательная ирландка с высоким бюстом и огненной шевелюрой, не раз рисковавшая своим телом при абордаже. Она стала товарищем Мэри Рид по оружию, а потом и по виселице. Ее возлюбленный, капитан Джон Ракмэм, тоже обрел свою петлю, причем в том же самом спектакле. Энн с горечью и презрением почти дословно повторила язвительные слова Айши, сказанные Боабдилу профиль удален: «Если бы ты бился как мужчина, тебя бы не вздернули как собаку». Еще одной, но более удачливой и знаменитой была пиратка, бороздившая воды Азии, от Желтого моря до рек на границе Аннама. Я имею в виду искушенную в ратных делах вдову Чинга. В 1797 году владельцы многих пиратских эскадр в этом море основали консорциум и назначили адмиралом некоего Чинга, человека опытного и достойного. Он так безжалостно и усердно грабил побережье, что до нитки обобранные жители пытались слезами и подношениями вымолить заступничество императора. Их отчаянные жалобы были услышаны: им приказали спалить деревни, забросить рыбацкий промысел, отойти в глубь страны и изучать неизвестную им науку, звавшуюся агрикультурой. Рыбаки так и сделали, а потерпевших на этот раз неудачу грабителей встретили пустынные берега. И потому пришлось им заняться разбоем на море, что наносило еще больший урон империи, ибо серьезно страдала торговля. Правительство, не слишком долго думая, велело бывшим рыболовам бросить плуг и быков и снова взяться за весла и сети. Но те воспротивились, помня недоброе прошлое, и власти приняли иное решение: назначить адмирала Чинга начальником императорских конюшен. Чинг поддался соблазну. Судовладельцы вовремя об этом узнали, и их праведный гнев вылился в щедрое угощение: они поднесли ему блюдо отравленных гусениц, приготовленных с рисом. Чревоугодие имело роковые последствия: прежний адмирал и новоиспеченный начальник императорских конюшен отдал душу богу морскому. Вдова, потрясенная сразу двумя изменами, собрала пиратов, сообщила им об интригах, призвала отвергнуть лицемерные милости императора и отказаться от службы неблагодарным судовладельцам, склонным потчевать отравой. Она предложила им действовать на свой страх и риск и выбрать нового адмирала. Избрана была она. Гибкая женщина с сонным взглядом и темнозубой улыбкой. Черные, лоснящиеся от масла волосы блестели ярче, чем ее глаза. Тринадцать лет продолжался непрестанный разбой. В армаду входили шесть флотилий под флагами разных цветов: красным, желтым, зеленым, черным, лиловым и серо-змеиным – на капитанском судне. Начальники звались Птица-и-Камень, ВозмездиеТорных-Вод, Сокровище-Судовой-Команды, Волна-с-Многими-Рыбами и Высокое-Солнце. Регламент, составленный лично вдовою Чинга, был строг и непререкаем, а его стиль, точный и лаконичный, лишен выспренних риторических красот, сообщающих дутое величие официальному китайскому слогу, чудовищные примеры которого приводятся несколько ниже. Цитирую отдельные статьи Регламента: «Вся сгруженная с вражеских судов добыча должна быть доставлена на склад и там пересчитана. Положенная каждому пирату пятая часть добычи будет ему своевременно выдана; остальное хранить на складе. Нарушение приказа карается смертью». «Пират, оставивший свой пост без специального на то разрешения, несет наказание: ему публично прокалывают уши. Повторное преступление карается смертью». «Торговлю женщинами, захваченными в поселениях, запрещено производить на палубе; следует ограничиться трюмом и только с разрешения суперкарго. Нарушение приказа карается смертью». Из показаний пленных явствует, что пища пиратов состояла в основном из галет, жирных жареных крыс и вареного риса и что в дни сражений они подсыпали порох себе в спиртное. Крапленые карты и кости, чаша с вином и игра «фантан», дурманная трубка опиума и фонарики скрашивали отдых. Из оружия предпочитали меч и бой вели сразу двумя руками. Перед тем как идти на абордаж, натирали скулы и тело чесночной настойкой, считавшейся верным средством от смертоносных укусов пуль. Членов команды сопровождали их жены, а капитана – целый гарем из пяти-шести женщин, сменявшихся после побед. Говорит Киа-Кинг , молодой император "Люди жалкие и порочные; люди, топчущие хлеб насущный и не внемлющие гласу вопиющих сборщиков налогов и сирот; люди, отвергающие истину печатных книг и слезы льющие, когда их взгляды устремляются на Север, – эти люди являются помехой благоденствию на наших реках и нарушают древнее спокойствие морей под нашей властью. Их ненадежные и хрупкие суденышки и днем и ночью борются с волнами. Их помыслы направлены на сотворение зла, и не друзья они, и не были они друзьями истинными морехода. О помощи ему они не помышляют и поступают с ним несправедливо и жестоко: не только грабят, но калечат или убивают. Не подчиняются они естественным законам мироздания, а потому и реки из своих выходят берегов, и берега затоплены водой, и сыновья идут против отцов, и время засух и дождей с годами изменилось…
Беглое упоминание о хрупкости лодок не имело, конечно, никаких оснований. Просто надо было приободрить воинов Кво-Ланга. Спустя девяносто дней силы вдовы Чинг столкнулись с силами Центральной империи. Примерно тысяча судов сражалась от восхода и до захода солнца. Битву сопровождал аккомпанемент колокольчиков и барабанов, пушечных выстрелов и проклятий, гонгов и пророчеств. Силы империи были разбиты. Так и не представилось им случая проявить запрещенное снисхождение или предписанную жестокость. Кво-Ланг последовал обычаю, о котором наши побежденные генералы предпочитают забывать: покончил самоубийством. И тогда шесть сотен воинственных джонок и сорок тысяч победивших пиратов гордой Вдовы заполонили устье реки Сицзян, предавая селения огню и мечу, приумножая число сирот справа и слева по борту. Иные деревни сровняли с землей. Только в одной из них взяли тысячу пленных. Сто двадцать женщин, отдавшихся под зыбкую защиту тростниковых зарослей и ближних рисовых полей, были там найдены – их выдал несмолкаемый плач ребенка – и проданы затем в Макао. Весть о горьких слезах и свирепых расправах, хотя и неблизким путем, дошла до Киа-Кинга, Сына Неба. Кое-кто из историков уверяет, что она его опечалила менее, чем разгром карательной экспедиции. Так или иначе, он оснастил вторую, устрашающую по числу штандартов, матросов, солдат, оружия, припасов, астро– логов и предсказателей. Командовать на этот раз пришлось Тинг-Квею. Несметное множество его кораблей заполонило дельту Сицзяна и отрезало выход пиратской эскадре. Вдова приготовилась к бою. Она знала, что бой будет трудным, неслыханно трудным, почти безнадежным, ибо дни и месяцы краж и безделья развратили людей. Но сражение не начиналось. Солнце спокойно вставало и заходило за трепетавший тростник. И люди, и оружие были настороже. Полуденный зной размаривал, отдых томил.
Абу Абдаллах (1460 – 1526), в испанских романсах – Боабдил, последний мусульманский правитель Гранады. О сдаче им своей столицы и словах его матери Айши рассказано в последней главе «Повести о Сегри и Абесеррахах» (1595) испанского писателя Хинеса Переса де Иты, в книге очерков Вашингтона Ирвинга «Альгамбра» (1832, глава «Памятники царствования Боабдила») и др. вернуться Киа-Кинг – т.е. Цзяцин (1760 – 1820). 1Дракон и лисица Спускался вечер, небо кишело драконами, на этот раз желтыми. Вдова, поднимаясь на борт, прошептала такую фразу: «Лисица идет под крыло дракона». Апофеоз «С того самого дня (пишет один историк) все суда обрели покой. Бесчисленные реки и четыре моря стали надежными и добрыми путями. Земледельцы смогли продать острые мечи, приобрести быков и пахать свое поле. Они свершали обряды жертвоприношения, молились на горных вершинах и радовались целыми днями, распевая песни за ширмами». 2 © Copyright: Юрий Николаевич Горбачев 2, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
|