И, конечно, Валентин Катаев...
Я пришел в журнал "Юность" в тот день, когда Валентин Петрович из него ушел, мне не пришлось с ним работать.
Но меня всегда тянуло к нему. Я понимал, как талантлив Катаев, я понимал, что он — задушенный мастер.
Но он всегда был литературным мэтром.
Счастливцы Ильф и Петров! Над ними всегда высился Катаев.
Мало того, что он подсказал им сюжет "Двенадцати стульев", он еще прошелся по их рукописи рукой мастера!
Перечитайте его ранние рассказы, они сияют до сих пор!
А чистота его интонаций в "Белеет парус..."!
А как благороден, страшен, возвышен его маленький рассказ "Отче наш", написанный во время войны! С одним этим рассказом он бы остался в русской литературе!
Но, по-моему, Валентин Катаев так испугался советской власти, так проникся ощущением смертельной опасности, от нее исходящей, что на пятьдесят лет остановил свое перо.
Мастера сменил прислужник.
Я даже не могу упоминать тех вещей, которые написал этот, испугавшийся, Катаев.
И вдруг — о чудо! — что-то случилось в душе его, и на стол к изумленному читателю попали "Святой колодец", "Алмазный мой венец", "Уже написан Вертер".
Катаев показал всем, и прежде всего себе, какой он прозаик!
Последний могикан серебряного века русской литературы, выплеснутой революцией и сожранный ею же, он с наслаждением старика, которому уже нечего бояться, дал волю своему воображению и подарил нам золотые россыпи настоящей катаевской прозы.
К этим книгам многие относятся плохо, считают Катаева литературным неудачником, всю жизнь завидовавшим Ивану Бунину, бросавшим комья грязи вслед своим современникам, ушедшим из жизни — Олеше, Маяковскому, Зощенко, Пастернаку, Асееву, Есенину...
Говорят, что он в "Вертере" позволяет себе антисемитские выпады, сваливая большевистский террор первых лет революции на евреев, дорвавшихся до власти. Наверное, они правы, эти критики.
Меня же интересует то, как написаны эти вещи.
На фоне умершей русской прозы последние книги Катаева кажутся мне памятником русскому языку.
Да, Катаев пишет о т р а в л е н н у ю прозу, но ведь это проза!
Кого можно поставить сегодня рядом с ним?
У него были все задатки великого писателя и, кто знает, может быть, в его столе лежит вещь, которой суждено будет возвести Катаева в ранг великих, если только прошлый страх не задушит это произведение до того, как оно выльется на бумагу.
Илья Суслов. Мои автографы
