Владимир Короленко
"Дело о описании прежних лет архивы"
Сто лет назад и в наше время.
Записка члена Нижегородской Архивной Комиссии В. Г. Короленко.
I.
Прежде чем обратиться к предмету настоящей моей записки, позволю себе остановить внимание сотоварищей моих по архивной комиссии на небольшом эпизоде из прошлого.
В 1783 году генерал-поручик и кавалер, правящий должность генерал-губернатора Нижегородского и Пензенского, Иван Михайлович Ребиндер, объезжая но ревизии свое генерал-губернаторство, побывал между прочим и в Балахнинском городовом магистрате. Вернувшись в Нижний, он послал оттуда магистрату указ, из коего видно, что по бумажному делопроизводству усмотрены им многие непорядки и "дела в нерешении", и между прочим,- "онаго магистрата архива не только с прошлых лет не разобрана, но и с открытия наместничества в самом находится беспорядке". А посему "имеет оный магистрат всеусерднейшее приложить старание о приведении всего прописанного в должный порядок",- под опасением "наложения знатной на присутствующих пени".
Таким образом, указом генерал-поручика и кавалера, Ивана Михайловича Ребиндера, полученным в Балахне 11 мая 1783 года, члены балахнинскаго магистрата приглашались к исполнению той самой задачи, которая ныне предстоит нам, членам нижегородской архивной комиссии, получившим по наследству от давно умершего магистрата, вместе с другими делами, также и "дело о описании прежних лет архивы".
Посмотрим, как выполняли свою задачу наши предшественники.
Указ генерал-губернатора заслушан в магистрате 11 мая и того же числа постановлено, чтобы "ныне при описи оной архивы быть из присутствующих по одному члену и здешнего магистрата из канцелярских служителей по одному ж, да к тому по свободности определить словесного суда пищика Сорокина". Но так как, очевидно, наличных канцелярских сил считалось для выполнения задачи недостаточно, то купеческому и мещанскому старостам послан указ: "для вспомоществования выбрав из общества здешнего в пищики достойного и но выборе, за присягою велеть с подлинным на него выбором представить в магистрата, неупустительно", а его высокопревосходительству генерал поручику Ребиндеру послан обо всем "покорнейший от магистрата репорт".
Купеческий староста (Иван Рукавишников) и мещанский (Василий Брилин) собрали общество, коим и был избран дли описания архивы Андрей Михайлович Щепетильников к вспомоществованию в пищики, с производством ему "из общесобираемых в подлежащие расходы денег платы по 2 рубля но 50 кои. за каждый месяц". На подлинном выборном листе подписались выборщики и затем Андрей Щепетильников представлен 17 июли в магистрат. С ним вместе поступали: репорт старост о получении магистратского указа, репорт об его исполнении, выборный лист. Магистрат прибавил от себя определение и подписку, коей Андрей Щепетильников обязывался, "при исправлении порученной должности всегда находиться неотлучно и оное исправление иметь с крайней прилежностию и успехом и притом поступать добропорядочно по присяжной должности, как указы повелевают".
Когда это первое действие магистрата было закончено и Щепетильников к сей подписке руку приложил,- то "дело о описании прежних лет архивы" уже выросло в 13 листов. С тех пор оно двигалось неукоснительно и быстро, так что, если бы в любое время генерал-поручик и кавалер Ребиндер спросил у магистрата, что им для описания архивы учинено,- то магистрат мог бы с гордостью указать на дело о описании архивы, которое становилось все толще. Уже 16 февраля 17S4 года к 13 листам прибавилось журнальное постановление магистрата, в коем значится, что хотя оный Щепетильников при исправлении должности и находится, но "из находящихся в здешнем магистрате приказных служителей, за некоторыми, во исполнение присланных из главных правительств указов, интересных и других неминуемых текущих дел, нужнейшими исправлениями, к разобранию и описи архивы отлучными быть не можно".
Ввиду этого магистрат опять обращается к мещанскому и купеческому обществам, с указом: "для скорейшего архивы разобрания выбрать еще дву человек достойных, грамоте и писать умеющих".
Ответив прежде всего репортом о получении, купеческий и мещанский старосты опять собрали общество, которое, найдя требование магистрата для себя обременительным, ограничилось избранием к прежде находящимся у разобрания архивы - одного лишь Лаврентия Васильева Окулова, коему положили уже сорок рублев.
На это магистрат с своей стороны, подтвердил прежний указ, прибавив, что "за неисполнение имеют те старосты быть подвержены соответствованию но законам", а магистрат, "за неоднократными их отговорками и соответствовать не имеет".
С этим эпизодом дело о описании архивы выросло уже в 30 листов и затем продолжает расти, как лавина.
Дело в том, что во 2-х, Щепетильников 21 августа избран в маклеры, почему на место его выбран Иван Петров Кабачевский. Но затем оказалось, к январю 1785 года, что "за нахождением Кабачевскаго в сиротском суде, а Окулова при градских Старостиных делах неотлучно,- в описании архивы учинилась конечная остановка".
Между тем от приезжавшего в Балахну прокурора Брамина последовало магистрату новое понужение,- и магистрат адресует старостам новый указ, требуя выбора уже 4-х человек. "А за неисполнение представлено быть имеет в нижегородское наместническое правление для наложения и взыскания с них, старост немалой пени".
Вслед за этим указом из среды Балахнинского купечества раздаются некоторые челобитные вопли самого выразительного свойства.
Дело в том, что изнуряемое, очевидно, многими "нужнейшими исправлениями" и чувствовавшее крайний недостаток в достойных людях, грамоте и писать умеющих, купеческое и мещанское общества возложили задачу "описания архивы" между другими на двух ни к какому другому служению негодных своих сочленов, а именно: купцы избрали - 3-й гильдии купца, недавно приписавшагося из крестьян, Михайла Родивонова Курочкина, а мещане - Семена Лаврентьева Сорокина, которые и обратились в магистрат с доношениями по пунктам: Курочкин доносит: 1) старостою Григорьем Рукавишниковым и наличным обществом выбран он, нижайший, для разобрания при Балахн. магистрате прежних лет архивы. 2) К вышеозначенному служению выбран он, нижайший человек, не знающий никакого письменного производства и исправления, к тому же, хотя к чему следует руки прикладывает и сам, по с немалым косновением, а большим числом писать достаточества не имеет, а притом и выбран не в очередь. Сорокин писал, что "по неимению от рождения своего одного левого слуха, тако ж и за приключившеюся в прошлых 1783 и 784 годах в голове его болею и после оной от повреждения в голове своей здравия,- и другим правым ухом ничего не слышит, равно ж от оной болезни и в глазах его зрение повредилось, то при оном разобрании архивы быть ему не можно", а верит он быть в том служении Михаилу Семенову Сорокину ж. Магистрат, соглашаясь с указанными резоны, Курочкина "по ево недостаточному письменному производству" приказывает уволить, а старостам с товарищи выбрать к описанию архивы кого нибудь другого. На место же Сорокина допущен к описанию архивы сын его, Михайла Сорокин.
С этих пор описание архивы становится чем-то вроде рокового подарка, с которым общество адресуется то к одному, то к другому из своих членов, а те тотчас же стараются сбыть его с рук тем или другим способом. И каждое новое имя, упоминаемое в деле, тотчас же обрастает целой кипой бумаг. Чтобы понять то истинно удивительное мастерство, с каким прежний канцелярский порядок ухитрялся нарощать огромные "дела", между тем как самое дело, служившее предметом переписки, не подвигалось ни на волос, следует только приглядеться к процедуре, сопровождавшей "описание архивы.
" За отменой выборов Курочкина, купеческое общество выбрало двух человек: Петра Дмитриева Бродягина и Дмитрия Андреянова Костромкина. Выбор мещан пал на Семена Лаврентьева Сорокина и Ивана Петрова Шилова. Бродягин тотчас же подал челобитье в коем, изображает, что он "нижайший при объявленной должности исправлении быть верит Балахнинскому же купцу Ивану Семенову Дьяконову и что он притом учинит, все понесть и ответствовать имеет и впредь ни в чем прекословить не будет." Вследствие этого м-т приказывает "означенного купца Бродягина за поручительством, также и объявленного поверенного Дьяконова в чем следовательно обязать надлежащими подписками и потом ево Дьяконова привесть к указной присяге и по приводе ко исправлению порученной должности допустить, а означенного Бродягина от должности учинить свободна".
Эта краткая резолюция развертывается затем в целый ряд документов.
Во 1-х, Петр Бродягин обязуется за упущения Дьяконова "все понесть, ответствовать и не прекословить", и в том за него ручается еще Андрей Сытин.
Затем дает подписку Дьяконов, в том, что он" при описи архивы за Бродягина в пищики из воли своей при том служении быть желает и притон поступать имеет добропорядочно и никаких непристойных, непорядочных, противных поступок не чинить." (Прилагая к сему руку, Дьяконов, как человек осторожный, прибавляет: "а в договоре значит: положенная плата иметь от него Бродягина по срокам, а буде на сроки денег получать я не буду, то б меня от службы освободить."). Затем, из Балахнинскаго городового магистрата Балахнинскаго Вознесенского собора протоиерею Адриану Львову с священнослужителями" посылается "ведение...." дабы представленного от него Бродягина в нынешней 1785 год к служению для разобрания и описи при здешнего магистрат прошлых лет архивы в пищики поверенного Ивана Семенова Дьяконова при "есть к указной присяге и по приводе благоволено бы, на сем подписав, прислать обратно."
Совершенно таким же сложным и многописательным образом мещанин Шилов сложил свои обязанности на Василия Иванова Трубникова. За отсутствием Костромкина в Балахне, задача описания архивы перешла на поручителя его при выдаче паспорта Григория Сидорова Щепетильникова, а последний доверил Андрею Михайлову Щепетильникову, который уже был выбран в 1788 году.
Затем в июне 1785 года Дьяконов от купеческого общества "выбран для смотрения, чтоб нищие по миру хождения не имели", вследствие чего Бродягин свое доверие по описанию архивы переносит на Василья Иванова Трубникова, что влечет за собой новые подписки и присягу.
А в 1786 году, в марте месяце состоялось журнальное постановление, из которого видно, что в описании архивы вновь учинилась конечная остановка. И хотя в журнальном постановлении говорится о выборах двух человек неподозрительных,- но постановление это видимо составлено лишь "для очистки" и архива оставалась без описания до 1789 года.
В июне 14 дня, 1789 года новое журнальное постановление о выборе или найме "двух человек в самоскорейшем времени, дабы объявленная архива разбором и описью конечно была окончена самым действом, а не переписками. А если, прибавляет магистрат, хотя мало в чем либо последует остановка - и соответствие в том относительно будет им старостам с товарищи". (Подлинное скреплено в журнале: Андреян Рукавишников).
В это время "дело" состояло уже из 120 листов, между тем, как "самым действом, а непереписками" архива все-таки описана очевидно не была. Мещанское и купеческое общества на сей раз наняли пищика Василия Тиханова Парамонова, за рядную цену за 60 рублен; на 1791 год его место занял Сергей Данилов Галкин, с которого и взята обычная подписка, с прибавлением, что он "ту порученную должность с пристойным хранением дел производить имеет под присмотром сего магистрата регистратора Андреяна Рукавишникова. А для скорейшего в произведении того исполнения каждоденно успеха иметь наблюдение того магистрата из присутствующих по одному члену, Галкин доверил Якову Андреянову Рукавишникову. На 1792 выбран Степан Иванов Бердников, который опять доверил тому же Якову Андреянову Рукавишникову. То же сделали: Семен Степанов Латышев(1793), Иван Федоров большой Ряхин (на 1794). На 1795 год по случаю малоимения в магистрате приказных,- опять повелено выбрать двух человек, но мещанское общество выбрало одного Ивана Иванова Двоешерснова, который последовал примеру предыдущих, также как и Андрей Тиханов Закурдаев, выбранный в 1796 году, последний из выборных описателей прежних лет архивы, о которых в деле имеются известия. Таким образом архива в последние 5 лет находилась в бессменном заведывании Рукавишниковых Андреяна и Якова, сына и отца. Есть большое основание предполагать, что в это время "описание архивы" превратилось просто-напросто в средство усилить доходы Рукавишниковых, так как, без сомнения Яков Рукавишников принимал на себя доверие выбираемых не безвозмездно. Во всяком случае, во все эти пять лет дело нарощалось каждогодными (в декабре или январе) журнальными постановлениями, с неизменною фразой: "точию онаго разбора и описи к окончанию еще не приведено".
В 1795 году переписка разнообразится "рассуждением" магистрата о том, что "в состоящей во особливо отделенной палате архиве ныне по усмотрению сего магистрата оказались от изъеядения мышми многие книги и на них оболочки, а у других и листы повреждены, а притом во оной же палате от бываемых дождей сквозь каменной в потолке свод по ветхости на полатях крыши проходит течь, чрез что состоит крайняя опасность, дабы полагаемым в той палате производимым делам не могло причиняться погнития и повреждения". Почему "для наилутчаго тех дел соблюдения" нужно сделать еще вновь твердые и безопасные с затворками шкафы, а в потолке той палаты своды пристойным образом починить, а крышу привести от дождей во всякую твердость".
О чем купеческому и мещанскому старостам послан указ, что точно по тому указу старостами учинено ль - в магистрат не репортовано и потому в 1796 году магистрат опять описывает печальное состояние архивы.
14 июля старосты (Иван Масленников и Степан Безделицын) репортом ответили, что все означенные исправления "зделаны быть имеют".
Этим дело о описании архивы кончается
На обороте последнего листа имеется надпись свежими чернилами: "Итого всем деле состоит 266 листов", а состояние истлевших листов показывает ясно, что и после этого мещанские старосты с товарищи не особенно заботились об ограждении архивы от мышеяди и дождей.
Что же касается до самой описи, которая, без сомнения, могла бы нам, нынешним описателям архивы дать возможность заглянуть еще лет на 100, а может быть и более в делопроизводство и юридические отношения наших предков,- то таковой пока мне в делах магистрата не попадалось, и едва ли она в действительности даже существовала.
Можно думать, что труды наших предшественников выразились лишь в том, что ко многим объемистым делам, подлежащим нашему разбору - прибавилось еще одно, тоже очень объемистое, "дело о описании прежних лет архивы".
II.
Когда, спустя сто лет (1796-1895) я просмотрел последние страницы этого дела, во мне невольно возникли некоторые мысли, которыми я попытаюсь теперь поделиться с моими сотоварищами по архивной комиссии.
Пройдет еще сто лет. И опять кто-нибудь будет просматривать эти полуистлевшие вязки бумаг, если только мышеядь и пробитие дождями не покончат с ними также успешно, как покончили они с большинством дел, находившихся на рассмотрении Якова и Михаила Рукавишниковых с товарищи. И опять этот будущий читатель архива наткнется, быть может, на новое "дело о описании прежних лет архивы", которое будет носить общее заглавие "Трудов Нижегородской Архивной Комиссии".
Какое впечатление вынесет он из этого чтения и какой приговор произнесет он над нами, но отношению к главной нашей задаче - и сохранению и описанию прежних лет архивы?"
Сто лет прошло недаром и для этого дела. Наши средства значительно шире, наши задачи просвещеннее, наше отношение к ним сознательнее.
Вместо снятия коней с указов, прошнуровки и регистрации "интересных дел" и других чисто канцелярских "исправлений", которыми, кроме описи, занимались наши простодушные предшественники,- нам предстоит разработка огромного архивнаго материала в интересах науки.
Вместо Рукавишниковых с пищиком Сорокиным, и выборными ко вспомоществованию от купеческого и мещанского обществ, делом этим в настоящее время занято несколько десятков членов комиссии, не только грамоте и писать умеющих без косновения, но нередко печатающих результаты своих работ, и даже снискавших себе в этой области более или менее широкую известность. Наконец, в обширном печатном материале наших трудов будущий читатель их найдет также 23 тысячи дел, описанных и изложенных печатию.
Однако, отложив в сторону излишнюю гордость, мы, кажется, должны будем признать, что по отношению собственно к описанию прежних лет архивы некоторые из формул, которыми характеризовали свое дело наши предшественники прошлого века, не утратили и ныне своего значения.
Это во 1-х, печальный припев: "точию и поныне оная архива разбором и описанием к окончанию не приведена".
Всех дел, еще неразобранных и неописанных находятся у нас до 20 тысяч. Принимая во внимание, что усердной работой В. И. Снежневского в течение нескольких лет из этой горы архивного материала выделено и описано около 3-х тысяч,- мы принуждены согласиться, что это очень мало. Между тем, еще в последнем заседании мы слышали заявление о передаче нам ярмарочного архива, за ним следует архив села Мурашкина,- и несомненно, что с течением времени к нам будут поступать все новые и новые связки дел, одинаково нуждающиеся не только в хранении, но и в обработке.
Таким образом совершенно ясно, что не только мы не "приводим онаго описания к окончанию", но просто утопаем под наростающими массами материала и, пожалуй, увидим себя вынужденными признать свое бессилие.
Итак, это во 1-х.—
Во вторых, мы видели, что неуспех предшественников наших в значительной степени объясняется тем, что "за многими интересными и нужнейшими делами им и приступить к тому описанию архивы было не можно". Правда слова "интересными делами" - имели тогда очень тесное и совершенно специфическое значение. Под ними разумелись дела, с которыми связаны имущественные тяжебные интересы, которые для нас уже в этих полуистлевших столетних связках совершенно испарились. Однако, хотя и в другом несколько смысле, формула сохранила свое главное значение. Просматривая труды нашей комиссии, легко заметить, куда главным образом клонились наши "интересы": мы устраивали исторические празднества, мы основали музей, мы покупали для него археологические предметы, мы интересовались раскопками курганов, мы пытались оживить интерес к старине в местном обществе.
Все это, конечно, тоже предусмотрено нашим уставом и входит в наши задачи. "Точию",- можно сказать словами наших предшественников, "за всеми оными интересными исправлениями - большинству из нас приступить ко описанию прежних лет архивы было не можно - и оно почти целиком покоилось на плечах "выборного нашего пищика" и секретаря В. И. Снежневскаго". Я говорю почти, потому что в трудах кое-где можно встретить доклады некоторых из членов комиссии, основанных тоже на подлинном архивном материале (А. П. Мельников, А. А. Савельев, А. Ф. Можаровский, А. И. Звездин, пишущий эти строки и некоторые другие).
Но к этим работам опять приложима та же формула: все они в той или другой степени отмечены исканием таких дел, которые сами по себе, отдельно взятые, могут представляться почему либо интересными. Мы, как будто, стремимся в этой огромной горе архивного навоза - отыскать случайно затерянные жемчужины исторических откровений или фактов, ведущих к немедленным обобщениям.
И разумеется - таковых не находима", обрекая все остальное на уничтожение и забвение.
Наконец, наше положение в настоящее время таково, что нам угрожает еще и последняя, самая безотрадная формула из того же старого дела.
Как уже сказано выше, если среди других печатных "трудов", у нас все-таки встречаются описи многих дел, если труды эти все-таки привлекали внимание даже общей прессы и порой интересовали людей, занятых научной разработкой бытового исторического материала, то этим мы были обязаны главным образом именно "описям" и их непосредственной обработке со стороны бывшего секретаря комиссии В. И. Снежневского.
В настоящее время он нас оставил, а Андрей Иванович Звездин, принявший на себя секретарские обязанности безвозмездно, уже но самому положению своему, как секретаря статистического комитета, не может отдавать нашему архиву много времени... И тако, быть может придется когда нибудь повторить и о нашей работе,- за отбытием В. И. Снежневскаго к Елабужским земским делам и за нахождением А. И. Звездина у губернских статистических дел безотлучно,- в 1895 году во описании прежних лет архивы учинилась конечная остановка…
Разумеется, это было бы очень печально, так как тогда главная задача наша совершенно перестала бы выполняться. Груды архивного материала продолжали бы накопляться, оставаясь без разбора и описания, они продолжали бы заваливать отведенные нам помещения и - пробитие дождями купно с мышеядью оставались бы единственным средством избавления от этого потопа.
Для того, чтобы этого не случилось, для того, чтобы этот, поистине драгоценный материал не погиб для бытовой истории нашего края и нашего отечества, для того, чтобы призвавшим к жизни ученые архивные комиссии не пришлось раскаяться в этом обращении к местным общественным силам, за помощью в деле сохранения первичного исторического материала, гибнущего бесследно но всему лицу обширной России,- для всего этого есть одно средство: необходимо нам самим, выборному составу ученой архивной комиссии приступить к прямой нашей задаче, т. е. к разбору и описанию вверенной нам "прежних лет архивы".
Без всякого сомнения, мне придется прежде всего встретиться с возражением, что для этого нужно уметь читать старые рукописи, что требует навыка, которого нет у большинства членов нашей комиссии.
Однако личный опыт как пишущего эти строки, так и других, занимавшихся фактически разбором архива - указывает, что это затруднение чрезвычайно незначительно.
К сожалению, в наших архивах мы имеем дело с документами только прошлого века, а почерк и начертание слов второй половины XVIII столетия так близок к вашему, что совершенно не требует специальных познаний.
Кроме того, первое же знакомство с этими, страшными на вид, связками указывает их читателю, что в сущности разбор их гораздо легче, чем можно было думать.
Наши предки чрезвычайно усложняли свое делопроизводство постоянным повторением в каждой последующей бумаге содержания всех предыдущих.
Таким образом, бумажная гора нарастала, подобно лавине, но за то достаточно найти в деле так называемый экстракт, чтобы из него понять сразу все остальное.
Затем останется только просмотреть, нет ли каких нибудь характерных побочных эпизодов, и мы, с нашими стилистическими приемами в состоянии затем изложить на полулисте все содержание дела, для которого нашим дедам требовались десятки листов.
Огромное большинство из нас, членов архивной комиссии,- не претендует на звание ученого историка, мы не археологи, не исследователи старины, не знатоки в этой области, а между тем, смею уверить, что наши, даже не особенно значительные, но дружные и общие усилия, направленные на чтение и разбор архива, могут стать очень полезными и оказать огромную услугу истории края, и даже, в общей сумме, таких усилий - бытовой истории нашего отечества.
И для этого не. нужно даже особенной жертвы временем, которое, конечно, для большинства занято другими прямыми обязанностями.
Я глубоко убежден, что 5 или десять часов в месяц, отданных архиву двумя-тремя десятками человек, работающих по общему плану,- дадут огромные, весьма заметные и плодотворные результаты.
Описание в среднем 5 дел в месяц положительна не составит затруднения и не отвлечет от другой работы. А это - 60 дел для одного человека в год, 600 для 10, 1200 для группы в 20 человек и около 2 тысяч для половины наличных членов архивной комиссии, Т. е. в год или два мы могли бы сделать в этом направлении столько же, сколько сделано за все предыдущее время нашей работы.
Смею уверить, кроме того, что эта работа способна заинтересовать и дать очень значительное удовлетворение за те часы, которые мы проведем за чтением этих потускневших строк, писанных руками давно умерших людей и рисующих давно исчезнувшие отношения и события из прошлой жизни родного края.
Но для этого нужно прежде всего совершенно отрешиться от предвзятого разделения дел на интересные и неинтересные - по заглавиям или но первым страницам.
Разумеется все наиболее яркие проявления исторической жизни страны всегда тяготели к центрам.
Государственные архивы представляют собрания важнейших политических актов, проливают свет на причины войн, на пружины политической истории, придворной жизни, борьбы, побед, разных перипетий того, что называют мировыми событиями.
Черты из деятельности и личной жизни всех первых персонажей истории, ее солистов и героев, полководцев, временщиков и законодателей - все это, конечно, трудно искать в бумагах балахнинскаго городового магистрата или арзамасской воеводской канцелярии.
Но ведь и сама история давно уже перестала довольствоваться исключительным изучением одного этого героического материала.
Массовая подкладка событий, незаметно складывающаяся из атомов жизнь народа, постепенно назревающие перемены в глубине этой жизни - все широкие бытовые явления - уже давно привлекают внимание историка, понимающего, что показная сторона истории очень часто, если не исключительно, составляет не причину, а только следствие этих мелких в отдельности, но огромных в своей совокупности первичных явлений. Поэтому все, что вносит хоть какое нибудь освещение в эту закулисную сторону исторических событий - необыкновенно плодотворно и важно.
Но массовые явления изучаются только широкими массовыми приемами и только кропотливый труд, только черная работа собирания мелких фактов бытовой и общественной жизни прошлого может дать тот материал, из которого вытекают затем новые широкие выводы и обобщения.
А для этой цели материал, доставляемый архивами, представляется необыкновенно пригодным, если взять его в его целом, если приступить к нему не с целью непосредственных открытий и быстрых обобщений, а для скромного, элементарного и притом непременно сплошного исследования.
С этой точки зрения совершенно падает подразделение дел на интересные и неинтересные, на подлежащие вечному хранению или немедленному уничтожению.
Приступая к тому или другому делу, решительно невозможно решить по заглавию или первым страницам, будет оно интересно или совершенно не стоит внимания. Нередко в деле о взыскании по векселю исследователь натыкается на эпизоды, далеко выходящие из сферы простого взыскания, на черты неожиданные, своеобразные, давно исчезнувшие и все-таки проливающие значительный свет на современные условия и отношения.
А раз дело прочитано, оно должно быть также отмечено известными чертами, по известной программе. Это и даст нам так называемую "опись".
А затем, по мере накопления таких отметок, черты, сами по себе казавшиеся неважными, мелкими и незначительными,- постепенно суммируясь, складываются в целую новую для нас картину, всю нарисованную этими мелкими черточками, бытовую картину той или другой стороны прошлой жизни наших предков.
Но разумеется, такая работа может иметь цену и принести результаты лишь тогда, когда она теряет характер случайности, когда она освещена сознательной целью и ведется по стройному плану.
Любовь и внимание к непосредственному факту местной жизни - пещь очень драгоценная,- но разрозненные, ничем не связанные, необъединенные такие факты дают очень мало.
Нужно, чтобы каждый из них становился на свое место, примыкал бы к другому однородному, мог быть сравниваем и противупоставляем с массой других. Иначе сказать, нужна общая программа.
Программа эта должна быть но возможности широка.
Насколько это удастся, мы должны стремиться восстановить в кратких, но точных чертах - все те факты прошлой жизни, которые заключены в архиве, во всей их полноте.
Для этого каждое дело должно быть изложено но содержанию, должно быть отмечено всякое, промелькнувшее в нем лицо, подчеркнуто всякое явление, местность, обычай, в том виде, в каком оно являлось в то время.
На основании личного опыта по описанию дел балахнинскаго магистрата, сделанному мною за период с 1778 по 1781 гг., позволяю себе утверждать, что интерес каждого нового дела, совершенно незначительного в отдельности - возрастает непрерывно по мере того, как к нему присоединяется длинная вереница таких же мелких в отдельности ранее описанных дел; по мере того, как оно само становится в ряд других, дополняя общую картину новой чертой, освещаясь чертами прежних.
Таким образом, непосредственное, по возможности полное, хотя и краткое восстановление архивного материала в таком виде, чтобы он мог быть легко обозреваем, чтобы мелкие факты могли быть легко выстраиваемы в однородные но содержанию ряды, чтобы каждое отраженное в нем явление было видно от его начала до конца, чтобы каждое встречающееся имя могло быть легко разыскано, также как и каждая упоминаемая местность, чтобы можно было по возможности оперировать над этим материалом, производить из него извлечения, сравнения и подсчеты,- такое именно восстановление этого материала составляет нашу первую задачу, основание наших дальнейших работ, то, что мы и называем описью, т. е. описанием прежних дел архивы - в современном значении.
По мере того, как описи эти будут накопляться при общей работе, оне должны быть печатаемы как одно целое, по единому плану.
Но мере накопления этого первичного материала,- должна затем подвигаться вперед и его обработка. Когда таким образом вся комиссия, в полном но возможности составе будет постоянно и деятельно участвовать в обозрении всего сделанного, то я нисколько не сомневаюсь в том, что материал этот сам собою, естественным образом даст неисчерпаемый источник для последующей интересной работы.
Каждый, кто интересуется экономической стороной явлений - легко найдет в нем ряды обширных и приведенных уже в порядок статистико-экономических цифр и фактов, характеризующих эту сторону прошлой жизни и значительно освещающих настоящее.
Юрист найдет очень много нового и оригинального в применении исчезнувших законов и обычаев; мы узнаем, как жили, какие строили дома, во что одевались, какими занимались промыслами, как плавали по Волге, как нанимали и нанимались, как ссорились и мирились, как судились и как судили наши предки.
Мы узнаем наконец, как отражались в действительной жизни нашего края те законы, указы, циркуляры и вообще все мероприятия, которыми вершины политической жизни страны воздействовали на провинцию.
И смею уверить, что в этом виде материалы, в первичной разработке которых так легко можем принять участие мы все, не будучи специалистами, дадут не одну драгоценную и новую черту для общей истории нашего отечества и только в этом направлении найдем мы то "интересное", те жемчужины живой исторической истины, которую мы ищем напрасно в отдельных эпизодах того или другого дела.
В таком виде наши скромные местные работы послужат основанием для научных обобщений, в которых мы таким образом примем свою скромную, но незаменимую долю участия.
И только после этих двух стадий нашей работы, т. е. после" первичного так сказать составления описи и вторичной ея разработки посредством группировки однородного материала в отдельные монографии по тем или другим вопросам,- когда будет признано, что невозможности весь подлинный материал извлечен, сгруппирован и исчерпан - только тогда должно наступить для описанных дел время вечного забвения.
Тогда из всей разработанной груды отбираются лишь некоторые типические дела для хранения - остальные следуют за теми документами, им же несть числа, которые уже погибли без следа и отметки. И старый материал уступает свое место новому, все накопляющемуся материалу никогда не останавливающейся, вечно уходящей в прошлое жизни...
Возможно ли полное осуществление этого схематического плана нашей работы? Оказать трудно.
При наличных средствах,- едва ли он осуществится вполне, едва ли мы можем, успеть в переработке этого материала с такой же быстротой, с какой будет происходить его накопление.
Но, конечно, это соображение не может остановить нас, так как, во 1-х, все-таки только в этом направлении лежит самая возможность исполнения нашей задачи, а во 2-х, какая бы часть этой работы ни была исполнена, она все таки и нужна, и полезна.
А раз мы приступим к ней, раз это дело пойдет у нас стройно и непрерывно, год за годом и страница за страницей раскрывая черты прошлой жизни нашего края,- я уверен, что мы достигнем большего, чем теперь ожидаем, в смысле оживления интереса к старине в нашем обществе.
А тогда, конечно, прибавятся также наши средства и наши силы.
На основании всего изложенного, я имею честь предложить в кратких чертах следующую первоначальную организацию нашей работы:
1) Лица, желающие принять участие в деятельной разработке архивного материала, заявляют о том председателю архивной комиссии.
2) Из этих лиц образуется подкомиссия но разработке архива, которой предстоит выработать приемы и общую программу своей работы.
3) Разработка архива должна быть сплошная, при чем особый редактор или редакционная группа сводить весь материал описей к одному плану.
4) По мере окончания описи за известный период или по отдельным учреждениям - начинается обработка описи по частям в виде отдельных монографий, сводящих в одно целое однородные материалы.
5) Уничтожение дел признается возможным только после обработки описей, когда будет ясно, что подлинный материал за данный период исчерпан.
6) Собрания подкомиссии происходят по соглашению работающих в них членов, а собрания комиссии периодически, по возможности не менее одного раза в месяц. В этих собраниях комиссия в полном составе, а также все интересующиеся из посторонней публики знакомятся с тем, что сделано за месяц, но части описания и обработки архивного материала.
Самая программа и детальные приемы работы должны установиться в течение первоначальных занятий. Для этого мы имеем ценные указания археологической комиссии, опыт других архивных комиссий, наконец и собственный опыт.
Вл. Короленко.
