Евгений Карпов. Моя машина времени

Варвара Солдатенкова: литературный дневник

Наверное, каждый хотя бы раз прикидывал, что бы он сделал, будь у него машина времени.
Вот я точно знал, что поехал бы на ней исправлять и восстанавливать историческую справедливость.
Для начала отправился бы в Трою, прихватив винтовку с оптическим прицелом.
И там, с высокой стены, положил бы Ахилла в клубящуюся пыль, под колеса его собственно колесницы, не дожидаясь, пока он приблизится к Гектору.
Патрокла, конечно, всегда было жаль, но Гектора все же больше. У него жена и дети. А Патрокл – мальчишка, охламон и выпендрежник. Надел чужие доспехи, до которых не дорос. Колесницу взял, все равно что отцовскую машину покататься, и не справился. В общем, жаль его - но сам виноват.
Гектор же защищал свой город и расхлебывал то, что натворил Парис. Этого Париса я совсем не уважал. Вот дурачок из-за какой-то девицы такую кашу заварил и подвел собственный народ!..
Но вот Ахилл совсем потерял в моих глазах, после того как привязал сраженного Гектора к своей тачанке и протащил за ноги на глазах у старенького папы и безутешной жены с младенцем на руках. Да, он получил потом заслуженную стрелу в пятку, но слишком поздно.
Так вот, если бы у меня была машина времени, я бы не допустил смерти Гектора. Ибо он единственный вызывал безусловное уважение.
Будь у меня машина времени, декабристы обрели бы в моем лице чудесного помощника.
Я бы точно не дал их расстрелять на Сенатской площади. Правда, сперва спас бы Милорадовича.
Вот была бы у меня машина времени! – продолжал я мечтать, по-обломовски оцепенев на своей кровати и невидящим взглядом рассматривая потолок. - Тогда я бы сел в самый современный танк. И оказался бы в 1917 году. И там хорошенько помог бы красногвардейцам у Зимнего дворца. Им бы не пришлось карабкаться под пулями белых по холодной черной решетке ворот. Я бы одним выстрелом из пушки подавил сопротивление обороняющихся, и не было бы таких больших жертв.
Разумеется, главные источники сведений о событиях октября 17-го для меня, как и у подавляющего большинства моих ровесников, были советские фильмы и тонкие иллюстрированные книжки. Там солдаты в мохнатых шапках и матросы в пулеметных лентах с такими просветленными лицами торопились к Зимнему, что очень хотелось им как-то помочь. Откуда мне было знать про толпы мародеров, которые успели вволю пограбить и погадить в дворцовых интерьерах.
А потом (продолжал я) пошел бы на Гражданскую войну и поутюжил бы своим танком белую кавалерию. Чапаева бы спас. То есть вынырнул бы посреди реки Урал в батискафе, что из журнала «Наука и жизнь», и как раз вовремя: успел бы затащить раненого Василия Ивановича в исподнем через люк в рубку. Чапаев мне и до сих пор симпатичен, уж очень он был похож на моего дедушку Петра Алексеевича.
А заодно я бы вызволил краснофлотцев из фильма «Мы из Кронштадта», когда их белые обвешали камнями и стали штыками подталкивать к краю обрыва. Особенно было жаль пожилого седовласого большевика и мальчишку-юнгу. Потому что они все были невинные жертвы. Очень напоминали старика и мальчика из «Верескового меда».
Советская мифология была удивительно рационально устроена. Это торжество дезинформации, подмены и манипуляции.
Например, поистине гениальным ходом было назвать относительно небольшую группу радикалов большевиками.
А заодно обозвать несогласных с ними товарищей (чуть поменьше числом) меньшевиками – и таким образом поставить на них несмываемое клеймо. И сколько бы ни пыжились меньшевики, в глазах современников и последующих поколений они так и остались карикатурными карликами в круглых очках, с желтушными лицами и кривыми ногами. И стоило любого назвать погаными словами «троцкист», «меньшевик», «вредитель» и пр., как его уже вроде и не жалко.
Слова «буржуй» , «кулак» - тоже однозначно негативно окрашенные. Под это раскулачивались и ссылались сотни тысяч, если не миллионы крестьян. И первые пионеры (кстати, «пионер» - звучит круче, чем «бойскаут», ведь верно?) со спокойной совестью предавали своих дедов-отцов-дядьев, в одночасье объявленных кулаками, в руки революционного правосудия.
А слово «красногвардеец» - говорите что хотите – лучше, чем «белогвардеец».
Ну, просто хотя бы потому, что -КРАС- – один из самых позитивно окрашенных корней в русском языке. "Прекрасный", "украшать", "красна девица", "Красная площадь" и так далее.
Когда звучит хорошо, то рассуждать не хочется. Хочется примкнуть штыки и влиться в ряды.
А -БЕЛ- он какой-то бледный, малохольный.
Откуда мне было знать, что для миллионов людей слова «красногвардеец», «большевик» и пр. навсегда были связаны с ужасом. Это был личный ужас, который граждане, ради самосохранения, запрятали глубоко и не показывали никому, даже детям и внукам.
А усердная пропаганда, эта вдохновенно преданная уборщица, слова эти отмыла от крови и слизи и наполнила ими детские книжки и буквари.
Но как ни скрывай правду, ее никуда не денешь. С тех пор открылось много, а когда-нибудь откроется вообще все. Время все ставит на свои места - это его свойство, наряду с текучестью и неизбежностью.
Кстати, о машине времени я уже давно не мечтаю. Полагаю, в этом нет ничего странного - я все-таки немного вырос. Но вот думаю: если бы она у меня вдруг появилась, я бы точно нашел ей применение.



Евгений Валентинович Карпов (не путать с Васильевичем)






Другие статьи в литературном дневнике: