Эмили ДикинсонВ домике Эмили Дикинсон в Амхерсте в Новой Англии, на той экскурсии в Амхерст, куда я поехала из писательской школы, Эмили Дикинсон овладела моим воображением. Я узнала, что платье ее было белым, что сама она была крохотной и больше всего любила заниматься садом. В годы ее затворничества, когда любой контакт с шумным миром казался ей слишком обременительным, величайшая американская поэтесса продолжала садовничать за надежной садовой оградой и писать стихи. Стихи были в одном экземпляре, лежали в коробке, и если бы их выкинули после ее смерти, не осталось бы ничего, чтобы подтвердить, что она – величайшая среди поэтов Северной Америки. Про нее говорят, что когда собиралась комната, полная гостей, то люди вздрагивали, когда вдруг оказывалось, что мимо прошла Эмили Дикинсон – крошечная как эльф, в белом платье и двигавшаяся как будто почти не касаясь того, что вокруг, и как-то слишком мерцательно, слишком неуловимо. Ее называли эльфом или призраком. И в этом была доля правды – тип ее экзистенции отличался от того, что считалось человеческим. По сравнению с людьми, замкнутыми в области настоящего, ее взгляд шел из такого иного пространства, что по сравнению с ним все те, кто был вокруг нее, были уже заранее мертвы. То, что мы считаем настоящим, на самом деле уже сразу устарело. Между живыми двигался призрак будущего, в зеницах которого все присутствующие уже были заранее лишь застывшим воспоминанием, фотографиями прошлого на еще не воздвигнутых памятниках. «Зачем вы спрашиваете меня, какого цвета у меня глаза? – писала Дикинсон издателю, который так и не издал ее стихов, поскольку хотел поправить каждое из них, однако всю жизнь переписывался с нею, – они цвета коньяка, оставленного на дне стакана ушедшим гостем». Я не умею разгадывать загадки чужих метафор, но в тот день они все казались посланием специально для меня. Сначала я легко разгадала эффект эльфа, производимый Дикинсон на других. А потом и ее ответ. Недопитый гостем коньяк – это след гостя, знак его присутствия, его ухода, и тоски по нему. «У меня глаза цвета тоски по каждому живому», вот что сказала Эмили своему издателю. Точное высказывание, если учесть, что до пятнадцати лет Дикинсон жила в комнате, окна которой выходили на кладбище. Она точно могла смотреть в глаза всем живущим – как уходящим, так и тем, кто на пороге, как и тем, время которых куда длиннее, чем жизнь. И писать из того будущего, где и нас всех нет, где и мы все «уже были», ожидая и ощущая потоки самого времени, которое нас колышет на своих волнах. Дикинсон не любила свою преподавательницу из женского колледжа, она открыла свой дом для свиданий любимого брата и его возлюбленной, и еще – никогда не выходила за ограду сада, но спускала испеченный хлеб в корзинке на веревке мимо проходившим детям.
© Copyright: Варвара Солдатенкова, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
