Об избранных
Слово "Избранный" многозначно.
В подразделение "Избранные авторы" были зачислены те, которых хочется почитать, когда будет время, для уточнения представления. А "хочется почитать" не потому, что, скажем, нечто "из ряда вон", а только с целью понять, к какому разряду пишущих относится данный автор.
Внезапно вспомнился один стишок, написанный кем-то на стене в одном из помещений Дитературного института в Москве: "Ходит Боря Половой, чешет орган полевой и от этого качает той и этой головой". И нашел кой-чего одесского в инете, и шоб не потерялось - воспроизвожу целиком:
История советской изящной словесности запечатлевалась не только в исторических решениях пленумов и съездов, но и в писательской деятельности, так сказать, для внутреннего пользования. Дело доходило до комического абсурда: в сортире Дома литераторов можно было прочитать эпиграммы, в которых давалась реальная оценка состоянию советской литературы на период присутствия "оценщика" в туалетной кабинке. Но если эпиграммы, пародии, послания более или менее известны любопытной аудитории, то такое явление, как писательские клички и прозвища, остаются белым пятном в истории советской литературы.
Прозвища следует считать главным продуктом безотходного писательского труда. Нобелевский лауреат МИХАИЛ ШОЛОХОВ, постоянно пребывая в станице Вешенской на Дону, получил прозвище Подонок. Создатели прозвища явно связывали его с небезызвестным выступлением тов. Шолохова, в котором он требовал ужесточения приговора над Даниэлем и Синявским. Еще одна кличка классика - Шолохов Алейхем. Известный лермонтовед ИРАКЛИЙ АНДРОННИКОВ, пикируясь с другим известным лермонтоведом, ЭММОЙ ГЕРШТЕЙН, называл ее Литературоветкой Палестины. Поэтессу ВЕРУ ИНБЕР после знаменитой эпиграммы окрестили Ахуинбер: "Ах, у Инбер, ах у Инбер что за шейка, что за лоб! Все смотрел бы на нее бы, все смотрел бы на нее б!"
ВИКТОР ШКЛОВСКИЙ не без желания обидеть называл КОРНЕЯ ЧУКОВСКОГО Корнейчук. Совсем не потому, что это - почти настоящая фамилия Дедушки Корнея (Чуковский - псевдоним). Просто слишком двусмысленной была репутация у другого носителя фамилии Корнейчук, правоверного сталинского драматурга.
Немало прозвищ дано старейшине детского литературного цеха СЕРГЕЮ МИХАЛКОВУ: детьми - Дядя Степа (по имени героя цикла популярных стихотворений); зрителями всесоюзного сатирического киножурнала - Фитиль. Наряду с кличкой Оскароносец НИКИТУ МИХАЛКОВА прозвали Цирюльником. КОНСТАНТИНА ПАУСТОВСКОГО коллеги доброжелательно называли Доктор Фауст. АЛЕКСАНДРА БЕКА в бытность его военным корреспондентом на фронтах Отечественной по аналогии со Швейком - Бравый солдат Бейк. К КОНСТАНТИНУ СИМОНОВУ прилипла кличка из эпиграммы Наума Коржавина:
Всю жизнь ему остаться хочется
Либералом среди черносотенцев.
Клички давались не только с целью осмеяния, но и с симпатией и любовью, как получилось с поэтом ДАВИДОМ САМОЙЛОВЫМ, прозванным друзьями Дезиком.
Николай Глазков придумал блестящую лингвистическую конструкцию. из имен трех советских поэтов-песенников ДОЛМАТОВСКОГО, МАТУСОВСКОГО и ОШАНИНА:
"Как серебро, сверкает дрянь. Блестит, как злато, сор. Долматусовская ошань Повылезла из нор".
Как правило, литературные кликухи советских писателей находили свое отражение в эпиграммах либо были взяты из них, либо входили в них составной частью. Поэт СЕРГЕЙ СМИРНОВ за особенные национальные пристрастия заработал эпиграмму:
"Поэт горбат. Стихи его горбаты. Кто виноват? Евреи виноваты!"
А за пристрастия другого рода - кличку Конек Горбунок.
С его подачи по рукам ходили эпиграммы, до сих пор ждущие своей публикации. В этих эпиграммах либо были запечатлены писательские клички, либо давались прозвища, входившие затем в писательский обиход.
На БОРИСА ПОЛЕВОГО: Ходит Боря Полевой, чешет орган половой и мотает от чесанья той и этой головой.
На ДАВИДА КУГУЛЬТИНОВА
"Зрелость индивида в этом калмыке. А портрет Давида - жопа в пиджаке.
На ВЕРОНИКУ ТУШНОВУ
"Выдающаяся. Отдающаяся".
На ВАЛЕНТИНА СОРОКИНА
В груди стучит нНе сердце Данко, а - та-а-ак: Уральская болванка".
Главный редактор журнала "Молодая гвардия" АНАТОЛИЙ ИВАНОВ назывался сотрудниками журнала за глаза Буддой. Нынешний редактор журнала "Наш современник" СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ вошел в анналы под прозвищем Стас Воняев с развевающейся над ним вместо флага эпиграммой:
Здесь лежит незадачливый Стас. Бил жидов, но Россию не спас.
Его соратник по идейкам литературовед и историк ВАДИМ КОЖИНОВ был окрещен самым любимым своим попеченцем - ныне покойным поэтом Владимиром Соколовым - Кровавый Валерианыч. Впрочем, кое-кто из недоброжелателей припаял ему и более резкое прозвище Критик Шкуркин.
ЕВГЕНИЯ ЕВТУШЕНКО вся Россия, стремившаяся записаться к нему в друзья, запанибратски называла Евтухом. Более нежно именовала его Т.Лещенко-Сухомлина - Евтуше. Из настенной эпиграммы в нижнем кафе ЦДЛ пришло еще прозвище:
"Я недавно, ев тушенку, впоминал про Евтушенку".
Четвероюродными Братьями называли в студенческие годы однокашников по институту Юрия Ряшенцева, Юрия Визбора, Юлия Кима и Юрия Дружникова. Детдомовская кличка НИКОЛАЯ РУБЦОВА осталась с ним на всю жизнь - Любимчик. Впрочем, уже в Литературном институте его стали звать Шарфик. РОБЕРТА РОЖДЕСТВЕНСКОГО, когда поэт полностью переключился на песни, окрестили Робертино (слишком свеж был феномен итальянского вундеркинда Робертино Лоретти. ОЛЕГА ЧУХОНЦЕВА называли и называют Чухонец, а его кабинет в "Новом мире" - Приютом убогого чухонца.
Целая субкультура сложилась вокруг единственного ныне живущего русского нобелевского лауреата не без подачи его литературных оппонентов. Чего только стоит частушка середины семидесятых, когда писатель был выслан за рубеж:
"Самолет по небу катит, Солженицын в нем сидит. "Вон те нате - Хрен в томате!" - Белль при встрече говорит".
С легкой руки ВОЙНОВИЧА (см. "Москва 2042") СОЛЖЕНИЦЫН получил кликуху Сим Симыч Карнавалов. "Все пишет и пишет. А когда не пишет - думает. Или - говорит. Вот так думал- думал, потом встал, пошел и принес немного вреда своей советской родине..." Недоброжелатели писателя окрестили его также Солженипером, а премию - Шнобелевской. Впрочем, еще одна кличка - Вермонский Отшельник - возникла по месту длительного пребывания писателя на чужбине, где он по анекдоту получал письма из какого-нибудь Перхушкова: "Милый дедушка, Александр Исаевич, как нам обустроить Вермонт?"
Другого нобелевского лауреата, ИОСИФА БРОДСКОГО, друзья называли просто Иосиф. Анна Ахматова ласково именовала его Рыжий. Известна ее классическая фраза во время процесса над будущим нобелевским лауреатом "Рыжему делают биографию". Та же АХМАТОВА была именуема домашними Акула. А ее окружение, подозревая НАТАЛЬЮ ИЛЬИНУ в сотрудничестве с известными органами, за глаза называли ее Штабс-капитан Рыбников по имени героя рассказа Куприна.
Пришли новые времена. Появились новые книги: для подшофешного прочтения классики - "Портвейн Дориана Грея", "Прощание с Мадерой", "Унесенные вермутом". К нам пришел охаянный "Доктор Выживаго". Появился новый бестселлер "Гадкий утенок, или Детство генерала Лебедя". В театрах (и в главном из них - Конституционном суде) стали ставить пьесы "Зорькина квартира" и "Пир во время Чечни". Во МХАТЕ прошла премьера пушкинского "Гориса Годунова". Если раньше АНДРЕЯ БИТОВА в пору гонений называли Недобитов, то теперь он оброс литературно- премиальными регалиями и был назван ревнивыми собратьями по перу Подпрустиком. Тут же появилась и пословица "За одного Битова двух недобитых дают" - от которой впоследствии отпочковалась модификация: "За одного Битова двух Стреляных дают". Творческий тандем ПЕТРА ВАЙЛЯ и АЛЕКСАНДРА ГЕНИСА получил кличку Пенис и Гениталис. В сатире появились Сан Саныч и Михал Михалыч.
На горизонте появился и быстро обосновался в литературном социуме писатель ЭДУАРД ЛИМОНОВ - Цитрус. С уходом в политику у него появилось прозвище Портвайн Геноссе.
Наверное, по кличкам мы снова оказались впереди планеты всей...
Александр ЩУПЛОВ
Другие статьи в литературном дневнике:
