Последние месяцы выдались тяжёлыми.
Но он был молод!
И что была физическая усталость перед тем, что наполняло его теперь.
Солнце окончательно ушло на покой, и сумерки опускались на лес медленным сухим дождём.
У него было своё место в этом большом лесу.
Тихое место.
Ему подходило - его как назвали Тихомиром в младенчестве, так он им и остался.
Место не было ни священным, ни посвящённым, никому и в голову не пришло бы его прогонять.
Но от забегавших порой шумных полосатых поросят безопаснее было держаться подальше.
Пару раз он решил не тревожить отдыхавшего медведя.
А ещё сюда - не в чащу и не на окраину, наведывались могучие туры, и затаившемуся Тиху не раз случалось видеть первые шаги будущих неудержимых быков.
Сейчас ему никто не мешал. И он - никому.
Тих коснулся коры. Осень был тёплой, и деревья не собирались пока засыпать, перешёптываясь тяжёлыми разноцветными кронами.
- Зачем пришёл?
Он не звал, не ждал, и в удивлении промелькнула нотка недовольства.
И пропала.
- Радостью поделиться. Сын у меня родился. Первенец.
Физиономия расплылась искренней детской улыбкой.
Радость ожидания помогала в нелёгкую страду; радость обретения - теперь, когда малыш оказался совсем уж не тихим.
Радости было гораздо больше, чем Тих мог вместить, и он разливал её - как переполненный кувшин.
На всё, что видел, и не видел, и предполагал, и догадывался; на всё, что уже появилось, и ещё только было должно.
- О чём просишь?
Радость по-прежнему плескалась, но угасание улыбки подчеркнуло скулы, а опустившиеся брови оттенили ставший серьёзным взгляд:
- Что прошено - не твоё; а дарёное - и отобрать можно. Пусть будет - какой есть.
Тих ещё раз провёл ладонью по тёплой коре, улыбнулся суетившеся над головой белке и, чуть прищурившись, оценил вышину:
- Пора мне.
Низко поклонился и развернулся в направлении дома.
Грозный повелитель небес, не менее внимательно оценив спину уходящего, многозначительно усмехнулся в усы.
И, сколько ни приходилось им встречаться ещё, никогда не поминал Тиху этого разговора.
До поры.
* * *
Пылал неугасимый костёр, освещая ряды камней, нескольких - внешне разных, но всё же похожих - разновозрастных мужчин и кучку одиннадцатилетних мальчишек, всерьёз пытавшихся казаться спокойными.
Первослав оказался последним. Шагнул вперёд.
И ясное небо вдруг заклубилось тяжёлыми тучами, зарокотало:
- Чего хочешь?
Мужчины замерли - ритуал нарушался непредвиденно.
Мальчик коротко глянул на стоявшего в кругу отца, на мгновение задумался - и поднял голову. Опустившиеся брови оттенили серьёзный взгляд:
- Хочу уметь всё, что я могу.
Гром прокатился по небу - от края до края:
- Как?
Мальчик чуть повёл плечами:
- Научиться.
- И где же тебе учителей столько найти? - небо стало чёрным, роняя на землю среди дня - ночь.
Первослав удивился - недоумённо, искренне; обвёл руками круг, захватывая небо, землю и подземелье:
- Везде.
Тучи рассыпались, развеялись клочками, впитались в ясную синь, по которой прокатился сухой грозой смех:
- Ну, учись!
Мальчик, чуть прищурившись, оценил вышину. С которой тяжёлый взгляд мерил вызывающе вскинувшего голову Тихомира.
Пока, наконец, хозяин небес не усмехнулся в усы:
- Какой есть.
Тихомир посмотрел на сына и молча кивнул в ответ.
Обряд был завершён.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
