Бессмертный барак

Наталья Тимофеева 007: литературный дневник

Галина Вишневская : «Я работала когда-то в Усть-Янье Якутии. Однажды, в конце 80-х, поехала в командировку, оказией на служебной машине с главным санитарным врачом Усть-Янского района Шлемским (имени-отчества, к сожалению, уже не помню...), очень порядочным и уважаемым человеком. По "летнику", в Усть-Куйгу.
Примерно на середине пути его водитель о чем-то спросил у сидевшего рядом начальника, тот кивнул. Машина встала на обочине, врач открыл "бардачок", достал бутылку водки, стакан и буханку серого хлеба, они с водителем вышли.


Я, не понимая, что происходит, осталась в машине... Через минуту водитель подошел, спросил - "Не бойся...Не понимаешь - зачем..? А ты выйди, глянь". Я вышла, подошла к краю дороги, "летника", что вился по склонам сопок... На самом краю уже стоял наполненный водкой стакан, сверху - эта буханка. А внизу, ниже полотна дороги, вправо, влево стояли... остатки сторожевых вышек... Именно отсюда была видна котловина-распадок между сопками... Через него - "зимник", по которому ездили зимой... А дальше - какие-то едва различимые белые точки. Врач сказал - это таблички... с номерами... иногда - с фамилиями, так хоронили конвоиров.


Их гнали из Усть-Куйги в Депутатский, 250 км, пешком, зимой, в -45... Каждый впереди себя катил автомобильную покрышку. На ночь останавливались, разжигали эти покрышки, жались к ним. Шлемский тоже был среди них, 17-летним...


Его отец был главным инженером какого-то завода, им дали еще одну комнату к существующей в коммунальной квартире на 4-х, а сосед, у которого было 6 детей и одна на всех комната, написал донос... Отца с матерью расстреляли, младшего 10-летнего брата отправили в детдом, а его - по этапу в Ян-Лаг...


Его, мальчишку, заключенные постарше толкали поближе к огню, сами садились сзади, спиной к спине... Утром крайних замерзших складывали в кучу, ставили таблички с номерами... Это вечная мерзлота, выкопать там зимой ничего нельзя. И этап шел дальше.


Примерно посередине, вот как раз там, где мы остановились, был стационарный лагерь, где и останавливались на несколько дней, чтобы конвой мог отдохнуть и смениться... Там стояли бараки просто из досок, и печки из бочек... После нескольких дней "отдыха" шли дальше. До места назначения доходила примерно четверть. Остальные так и оставались вдоль всего пути, с табличками рядом...
Врача спасли те, кто всеми силами толкал его поближе к огню...


Я первый раз видела, как большой, сильный, мужественный, седой уже человек стоял и плакал... Рассказывал мне это все, глядя туда, в долину, а по лицу катились слезы... просто катились.


Это нельзя забывать. Те вышки у меня в памяти навсегда. Как и пересыльный лагерь Ян-Лага у пос. Нижнеянск... С сохранившейся еще колючей проволокой, бараками с остатками зеленой краски, "буржуйками" в них, и исписанными на всех языках стенами... с фамилиями, именами, адресами... полустершимися. Оттуда никто никогда ничего не берет... и не заходят. Якуты местные говорят — «Нельзя. Там много боли. Там страшно».


И мне страшно... Страна, допустившая ТАКОЕ, может сделать это еще не раз...
via Илья Гинзбург
Галина Вишневская (не супруга Ростроповича, просто однофамилица)


Давайте всех убьём, убьёмся сами,
Чтоб наступила в мире тишина!
Ведь был же чёрт с грузинскими усами,
Чья поступь до сих пор в ночи слышна.


Ну, почему он помер, не доделав
Великие заплечные дела?
Он действовал красиво и умело,
Чума бы так содеять не смогла.


Он созидал каналы и заводы,
Рабы тащили камни, жгли карбид…
Небесные дрожмя дрожали своды
И… не один предатель был забит!


А что теперь? Всё медленно, не кучно,
Стреляют, но, по сути, в молоко.
Жечь города ракетами сподручно,
А не дырявить пулями мяско.


Куда-то разбегаются людишки,
Зачем-то протянуть ещё хотят.
О, низкие, бездарные умишки,
Имели б рай, не пожелай вы ад.


Все мученики славны перед Богом,
Освободить их от земной тюрьмы
Гиганты рождены, что смотрят строго,
Чтоб не кончались взрывы и дымы.


Придите же на грудь просторов льдистых,
Где есть тоска, а правды нет, как нет.
Зато поэтов много голосистых,
И даже сухорукий чёрт – поэт.


Истерика никчемной подлой жизни,
Как карусель, вертится целый век…
А ведь могли бы жить при коммунизме,
Когда б не европейский печенег!


Суют враги то грабли прямо в рыло,
То палки в колесо, мешая бечь,
И хочется их всех пустить на мыло,
Чтоб только речь славянскую сберечь!




Другие статьи в литературном дневнике: