Хрустальная сосна четверть века спустя

Сегодня, воспользовавшись свободным днем, мы с женой совершили путешествие, о котором я думал уже несколько последних лет.

Съездили в те РЕАЛЬНЫЕ места моей юности, где разворачивались события, легшие в основу моего ностальгического романа "Хрустальная сосна".

Я долго откладывал эту поездку сначала из-за запомнившегося мне отсутствия хорошей дороги, потом по всяческим другим причинам. Хотя сейчас я понимаю, что главной причиной был СТРАХ оказаться на месте, где я, космически несчастливый последние 10 лет, был неимоверно и по-настоящему СЧАСТЛИВ. Оказаться там и впасть в такую депрессию, из которой бы не нашлось реального выхода.

Но сегодня я решился. По ряду причин. В частности, потому, что ощутил, как моя семейная жизнь висит уже не на волоске, а на незримой ниточке паутины и может оборваться в любой момент, и НАДО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ, чтобы мы с женой снова стали тем единым целым, какими начинали свою жизнь когда-то.

Я предложил поехать - фактически неизвестно куда, поскольку не помнил точной дороги - и жена с мгновенной радостью согласилось.

Это путешествие в никуда показалось ей каким-то внезапным выходом из засосавшего нас кризиса отношений.

Найти дорогу оказалось проще простого. Я просто переключил GPS-навигатор на карту региона, указал приблизительно подходящий город и выбрал мелкий масштаб. И по мере продвижения на доковых дорогах появлялись названия, оставшиеся в памяти с юности.

Наконец я увидел указатель на нужную мне деревню, и мы свернули туда.

Сразу было ясно, выехав в прошлое, мы приедем совсем не туда.
Главная дорога изменилась, вместо большого парома через реку Белая теперь стоял давно выстроенный мост.
И дорога к деревне, в которой мы работали, тоже оказалась заасфальтированной - хотя в ТЕ времена там можно было проехать только на танке. Путь, занимавший во времена юности, едва ли не целый день, отнял часа полтора, поскольку место оказалось удаленным от города примерно на 150 километров.

Я ехал к деревне, жадно вглядываясь в местность. Эту местность я узнал сразу по встававшей впереди горе. имевшей очертания лежащей на спине женщины с пышно торчащей вверх грудью в самой высокой точке.

Остальное...

Остальное казалось неузнаваемым.

Я не увидел ромашкового поля, которое шло к станции железной дороги, да и самой станции тоже не заметил.

Полевой стан, где мы работали, виднелся вдали, но дороги к нему не оказалось - видимо, теперь туда заезжали с другой стороны.

Вместо парома через быструю реку Инзер - того самого парома, над будкой которого пронзительно горел в ночи огонек... Вместо этого парома был тоже выстроен мост, крутой эстакадой уходящий на противоположный меловой берег. Деревня на том берегу, видимо, разрослась и дома ее подступали к обрыву.

А сама река - быстрая, стекающую с гор река Инзер - тоже стала неузнаваемой.

В МОИ времена быстрые холодные струи бежали под берегом в нескольких метров от грунтовой проселочной дороги, отделяющей луг, на котором располагался наш палаточный лагерь. Бежали так быстро, что тихими ночами, когда все, утомленный песнями, танцами и развратом, наконец падали спать, в темном воздухе слышалось звонкое журчание.

Теперь река поменяла русло.

Прибрежная часть обмелела и превратилась в старицу.
Там, где звенела самая глубокая и холодная вода, где с одного конца, борясь с течением купались мы, голые парни. а с другого - такие же голые девушки (визжавшие на всю реку, что они именно ГОЛЫЕ и что нам не надо подплывать слишком близко) - там сейчас осталось пересохшее болото.

Какая-то заболоченная канавка шла и по другой стороне проселка, где тогда был просто спуск в густой, душистой траве.

Осталась на месте линия электропередач, но ни на одном из ее серых бетонных столбов не сидела та желтая иволга, которую я видел всего раз в жизни.

Но самое главное, самое главное...

ПОЛНОСТЬЮ ИЗМЕНИЛСЯ РЕЛЬЕФ И ВИД того луга, где стоял наш лагерь.

Я прекрасно помнил этот луг, душистую травяную пустошь, с двух сторон огороженную густым черемуховым лесом, а с третьей - труднопроходимой полосой неглубокого, но очень серьезного болота.

Сегодня болото исчезло. Пересохло так, что я с трудом обнаружил какие-то смутные контуры канавы, носившей отпечатки коровьих копыт.

Черемуховые леса исчезли, зато на лугу там и сям возникли отдельно стоящие деревья и небольшие группы.

В памяти моей, казалось, с координатной точностью запечатлелось все: очертания луга, взгорок палаточного лагеря - где, казалось, никогда не зарастет выжженной кострище. И фундаментально построенную летнюю столовую - со столбами-опорами, навесом, кухней и прекрасно сложенной печью.

Мне казалось, ЭТО не может исчезнуть бесследно. Хоть ЧТО-ТО должно остаться даже спустя без малого четверть века.

Но напрасно мы целый час бродили по неузнаваемому лугу, напрасно я сверялся с траверсом противоположного берега и прикидывал визуально расстояния от меловых обрывов, которые уж точно остались на месте.

Мне ничего не удалось найти. Ни обломка кирпича, на сгнившего обрубка когда-то крепко забитого в землю столба, ни даже приблизительно самого места, где все это было.

Время стерло с лица земли все следы моей юности, словно ее и не было.

А я смотрел на жену, чье лицо сияло от счастья и поражался, насколько ей понравился этот луг, и этот сменившийся ландшафт. Потом она призналась, что ощутила на этом месте такую положительную энергетику, какой она не ощущала давно.

И я подумал, что, наверное. в самом деле был неимоверно счастлив там и тогда.

Настолько счастлив, как не буду уже НИГДЕ и НИКОГДА.

Мне было, конечно, жаль, что я нашел ни кусочка прошлого, к которому можно было бы прикоснуться.

А потом понял, что найди я в самом деле НЕЧТО, оставшееся реальным с тех времен, меня могла бы настигнуть депрессия от невыносимой ностальгии по времени, когда я был счастлив в реальности и имел иллюзорное счастье впереди.

Хотя и оставался столь глупым, что реальным счастьем не воспользовался, а будущее просто профукал.

Правда, когда мы тронулись в обратный путь, я все-таки НАШЕЛ одно место, которое осталось неизменным.

Напротив исчезнувшей без следа молочной фермы, куда мы каждый вечер ходили перед ужином за парным молоком, по другую сторону проселка лежало казавшееся заброшенным уже тогда заросшее деревьями деревенское кладбище.

И вот это кладбище сохранилось ЕДИНТСВЕНННЫМ из всего, что составляло тогда счастливое окружение моих глупых юных дней.

И я подумал, что так должно и быть.

Ибо мертвые представляют собой единственную сущность, уже не подвластную времени.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 25.06.2009. Хрустальная сосна четверть века спустя