Чтобы не уснуть, он принялся размышлять, какие именно растения были в тех угловатых кадках, которые тут стояли до последнего времени.
Скорее всего, росли пальмы с обстриженными остриями. Возможно, где-нибудь в углу сохранился с незапамятных времен старик фикус, раскинувший толстые кожистые листья. И, конечно, не могло обойтись без классического растения советских времен, названия которого он никогда не знал: на концах изогнутых стеблей у него торчали какие-то слоновые уши – насыщенно зеленые, прорезанные насквозь от середины почти до краев. То есть, конечно, со слоном сходство его листьям давало лишь их мерное покачивание от любого тока воздуха, а по форме уши хоботного млекопитающего напоминали листья другого растения, они были с изнанки стороны красноватые, а сверху оливковые и вдобавок как будто обрызганы краской «металлик». Оно называлось, кажется, бегония, он знал его по Кобрину. Растение стояло в их комнате офицерского общежития, время от времени разражаясь странными цветами розового цвета, на вид восковыми, склеенными из какого-то трехлопастного профиля. Потом выросло до недопустимых размеров и мама отдала его в штаб части. Возможно, такое имелось и здесь, оно было очень декоративным.
И, возможно, тут росли и еще какие-то…
Бессонов опять посмотрел в окно. Под фонарем быстро прошла какая-то очень запоздавшая парочка. Женщина держала под руку мужчину – точно так же, как держалась за него Елена несколько часов назад – ее длинные светлые волосы, выпущенные из-под темной шапки, лежали на плечах. Оставив двойной след на все заметающем снегу, они скрылись из виду за подоконником – видимо, юркнули в этот же отель, других зданий тут рядом не имелось. Через несколько секунд, подтверждая предположения, их гулкого проема лестницы донеслись тихие голоса с ресепшн.
Он закрыл глаза.
