Сон в майскую ночь

Милая Твоя: литературный дневник

–– Слушай, почему ты всегда права?
–– Потому что я –– женщина. И не просто, а твоя любимая женщина. Ещё вопросы –– есть?
–– Нет. Вроде нет…
–– Тогда давай-ка, расскажи одну из своих удивительных историй.


–– Все мои истории закончились с твоим появлением. Началась совершенно другая история –– наша. Одна-единственная.
–– Ну, тогда расскажи –– нашу. Но только, чтобы интересно –– с самого начала, с первого слова…
–– Само собой. Тем более, что и слово-то было особенное.
–– Какое же?
–– Хорошее, ласковое, старинное –– барышня…



… –– Барышня…
Я недоумённо оглянулась.
На барышню я явно не тянула по возрасту и, хоть и была достаточно хрупкой и вполне несолидной на вид, но, чтобы вот так –– среди бела дня…


–– А ты, действительно, помнишь всё это так подробно? До деталей?
–– Ещё как. И краски, и даже –– запахи.
–– Ну а запахи-то? От меня, что…
–– Конечно, от тебя, от кого же ещё? Когда я с тебя пальто снимал, ты чуть не упала –– ноги не держали. Пришлось тебя к себе прижать. Крепко. Ты такая слабая была, и на ощупь –– горела вся, а пахла просто чудесно –– лесной какой-то запах, с горчинкой, будто –– хвоей.
–– Сумасшедший. Маньяк просто. Господи, как же я тебя не боялась, а?
–– Да разве можно меня –– бояться?
–– Можно, даже очень. Это я тогда не в себе была, а то бы…
–– Что –– а то бы? Что?
–– А то, что страшно мне стало гораздо позже, когда уже ничего нельзя было изменить.
–– Ну хоть сейчас-то можешь сказать –– чего боялась?
–– Чего, чего…Чего мы все только и боимся, хоть и мечтаем об этом, тоже –– все? Влюбиться. А потом –– потерять. Разве непонятно?
–– Опять ты об этом… Я же тебе сказал –– не дождётесь. Неужели не ясно?
–– Теперь –– ясно. А вот –– тогда…
–– Тогда было –– тогда. И закончилось.


Представьте себе, жить, жить и вдруг узнать, что она –– любовь –– есть. Я ведь не про привязанность, не про родство душ, не про долг и не про естество. Всё это в моей жизни было, было…
Я –– про другое. Про то, от чего невозможно убежать и с чем невозможно бороться. Про обстоятельства –– непреодолимой силы.


–– Иван. Меня зовут –– Иван. Иногда –– Вано, а вы зовите меня –– Ваня, ладно? Разумеется, когда мы познакомимся поближе. Но, если хотите прямо сейчас –– я тоже не возражаю…
–– Познакомимся поближе? Скажите, у вас нахальство –– врождённое, или этому где-нибудь учат?
–– Ни то, ни другое. Это вы на меня так действуете…
–– Н-да… –– сказала я, садясь и опуская ноги на пол. Мир вокруг слегка покружился и занял привычное положение. –– Такому, действительно, не научишь. У вас –– талант… Иван… А Вано –– это что?
–– Это прозвище такое –– Вано. Как у Штирлица –– Юстас.
–– Слушайте, вы, и в самом деле, Штирлиц. Это надо же, как мне повезло…
–– Так я же говорю…


Солнце светило –– вовсю...


–– А почему ты тогда у метро обратился именно ко мне? Там же народу… Случайно или как? Почему я тебя никогда об этом не спрашивала? И какая я была?
–– А ты была –– такая, словно потерялась, и вдруг –– нашлась… Я тебя –– знал, понимаешь? И сразу понял, что второй раз –– не потеряю, или –– не позволю потеряться.


–– А у меня было такое чувство, как будто я тебя уже –– ждала. Всё время. Всегда.
–– Есть старые-старые стихи –– Симонова –– помнишь?


Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди…


Жди меня, Риша.
Жди меня –– всегда…


…Он сидел напротив так привычно и уютно... Мы говорили. А на самом деле, трогали друг друга –– словами, глазами, улыбками. Вспоминали –– друг друга, и себя –– вместе, вдвоём, –– и какое же это было счастье…


–– Риша, скажи мне…
–– Всё, что хочешь…
–– Скажи, почему я зову тебя всё время только так –– Риша? Не Ириша, не Ришка, не Ришуня, наконец…
–– Нет, Ришуня звучит как-то необычно. Я не хочу.
–– А как? Как тебе нравится?
–– Мне –– как сейчас.
–– То есть, как это –– как сейчас?
–– На левом боку, глупый.
–– Будешь грубить –– отшлёпаю…
–– Ага. Всё только обещаешь…
–– Слушай…
–– Я только этим и занимаюсь. Ну…
–– Понимаешь, вдруг, стало очень хорошо –– жить…


…Как-то Ваня сказал, что мы замкнулись друг на друга, как две самонаводящиеся ракеты и, столкнувшись, взорвались, образовав новую вселенную, наполненную квинтэссенцией любви…
–– И мы плаваем там с тобой, как в аквариуме –– две золотые рыбки. Только бы –– не выплеснули.
–– Кто же нас выплеснуть может? А потом… Даже если и так, всё равно –– вместе…
–– Ах ты, рыбка ты моя золотая...


–– Ванюша, ты –– поэт…
–– Не знаю, может быть, и поэт. Только одно я точно понял: чтобы не потерять в этой жизни самого себя, есть только женщина, которую любишь.
–– А как насчёт женщины, которая любит –– тебя?
–– Хм… А она играет, ну, хотя бы –– в покер?
–– Ты –– жутко невоспитанный тип, хоть и жутко талантливый. И ещё –– глупый, потому, что не знаешь –– женщина, которая любит, играет во все игры, не только в карточные. Вообще –– во все, понимаешь? А ещё она умеет… –– и я шепчу ему в самую шею: –– А ещё она умеет...




Любить –– это так просто, Господи...



...


… –– Риша, Риша, проснись, наконец… –– я трогаю тебя за плечо.


Ну… Я тебе такую историю рассказал, всё, как ты просила, смотрю, а ты –– спишь. Устала ты со мной, да? Золотые рыбки, они ведь тоже –– люди. Ну улыбнись, ну…



Борис Берлин. Фоска для золотой рыбки.



Другие статьи в литературном дневнике: