Спираль времени

Чтобы ни говорили: грязнущая, толкучая… А нет другого такого места для меня, где так оживает память, даря радостные ассоциации панорамно-исторические и лирико-романтические…
Всего-то два года не была в Москве, как же я о ней соскучилась.
Ехала за туманами и песнями, да встретить с дорогими мне людьми  свой юбилей.
…Москва, как много в этом слове для сердца русского слилось…
Если сложить годы аспирантуры, докторантуры, различных курсов и стажировок, регулярность посещения сестёр и братьев двоюродных, без труда набежит не одно десятилетие пребывания в Москве. Чем же не москвичка?
Есть несколько мест, которые посещала чаще всего: Ленинка, Пушкинский музей и дом М. Цветаевой.
Как правило, приезжая утром, шла сразу не к своим, а в Ленинку. Были времена, когда там за номерком в гардероб приходилось стоять часами…
Итак, от Белорусского вокзала по бывшей улице Горького…  Непременно пешком.
Здравствуй, Пушкин!
Привет Маяковский!
По Манежной не спеша… По правую руку такой родной дворик Университета. Присядешь на скамейку. Перебросишься пару словами с Ломоносовым…
Ещё несколько пробежек и Ленинка - дом родной!
Как писала Рима Казакова: - «Уходят женщины в науку, как раньше уходили в монастырь».
Какое это было счастливое время.
Время дерзаний, здоровых амбиций, постоянной влюблённости в кого-нибудь, во что-нибудь…
В библиотеке работали по десять, двенадцать часов. Дурея, искали отдушину. Вот, и бегали в «перерывчиках» в Пушкинский.
Кто-то «откопал» Дом, где жила Марина Цветаева. Он стал надолго прибежищем души…
На сей приезд мои разработали огромную программу посещения выставок, музеев.
В первое же утро пошёл сбой. Реальность оказалась жестче, чем хотелось бы…
Замучили прямо с утра непонятные звонки по мобильному телефону. Обратились в службу МТС. Оказалось мой номер «продали» какой-то бойкой фирме. Обещали восстановить. Ещё через час дают новый номер… ещё через час вновь меняют его. Беру у сына его телефон, намечено много встреч, и убегаю.
Надеваю сознательно розовые очки, чтобы видеть только то, что хочу видеть.
Со своими мыслями и воспоминаниями делаю первую остановку - Китай-Город. Любимый район Москвы. Как хорошо здесь погулять с утра. Майское утро. Сама природа ещё в своём девственном великолепии… здесь нет обычной суетности….. идёшь по Варварке… по «следу» Китайгородской стены. Надо бежать от фасадов, залепленных рекламой, грубого строительного бума… нырнуть в закоулки, дворики… насладиться сияющими куполами, перезвоном церковных колоколов. Там душа отдыхает.
Спускаюсь по Китайгородскому проезду к набережной, по набережной до Кремля…
А там по знакомому маршруту… Университет… Библиотека… как жаль, что сейчас «мне туда не надо»…
Хорошо знаю, куда надо.
Иду, ускоряя шаг по Воздвиженке. Вот и Поварская. Сворачиваю в Борисоглебский переулок. Мне нужен дом №6.
Весь этот район особый. Он пропитан стариной. Здесь жили артисты, художники, поэты, писатели. Здесь писалась «Война и мир»… здесь состоялся первый бал Наташи Ростовой….
До наших дней сохранились дворянские особняки. Гуляю, а в голове тихонько звучит полюбившейся мотив песни… я иду в 18 век… Конечно же, время другое, но песня и вся атмосфера этого района передают ощущение богемного духа… старины. Чуточку воображения… и ты там, в далёком… 18-ом веке.
Знаю, век-то жестокий. Но это и «золотой век» русского дворянства.
Нет, не ищу там корней. Прибываю, что ни есть в гражданском самоопределении как  представитель советской эпохи, с корнями среднего сословия.
Однако, прогуливаясь здесь сейчас, вдруг почувствовала родовую связь с тем временем на генном уровне. Я нашла разгадку неисчерпаемости своего оптимизма. В наше-то время оптимизм? 
Оказалось это переданное от каких-то далёких предков состояние, мироощущение.
К середине 18 века, известно, утверждается наряду с классицизмом стиль - сентиментализма. Художественное направление в искусстве, литературе, архитектуре. За ним уже пошёл романтизм.
Сентиментализм, как стиль и как идеология, проявлял себя, прежде всего, в обращении внимания к индивидуальному состоянию человека. Его внутреннему миру, его образу жизни.
В литературе это - Н. М. Карамзин - «Бедная Лиза»; в живописи знаковый художник - Ф. С. Рокотов. Его знаменитый портрет А. П. Струйской. Прекрасное, живое лицо… Художник, не только любуется этой красотой, но раскрывает чувственность юной дамы и такая глубина в этой неуловимости, недоговоренности…
Вот момент истины!
Внимание к духовной жизни человека! Стремление проникнуть в мир его чувств. Интерес к сложным характерам, изменчивым переживаниям. При этом откровенная  идеализация людей, жизненных ситуаций. Чуточку наивно, с одной стороны, но с другой - то, что может быть интереснее познания самого человека, попытки увидеть его внутренние мотивы, формирование его взгляда на себя, на окружающий мир. 
Во все времена человек любовался красотой, испытывал жажду любви, искал смысл своего существования. И придумывал идеалы, воспарял в мечтах. А они, даже не достижимые, не реализованные обогащали жизнь, уводя от суетности будней, даря такой мощный драйв, побуждая дерзать, творить, да и просто жить с удовольствием.
Оказывается, вот откуда у меня эта неизлечимая, и как хорошо, что неизлечимая, зависимость от прошлого опыта сентименталистов, когда в восприятии внешнего мира, людей, отдаешь предпочтение не столько разуму, сколько чувствам. И, похоже, все последующие «измы» этого мироощущения не выжгли… 
И разумный практицизм в выборе рода занятий, формирования среды обитания не вступал в противоречия с духом сентиментализма-романтизма.
Вот с такими думами и иду по Борисоглебскому переулку к дому Марины Цветаевой.
Всё здесь изменилось с той поры, когда мы сюда бегали душу отогревать. 
Это уже серьёзный Культурный центр. Причёсано. Приглажено. Может быть, поэтому и перестали здесь собираться былой компанией.
А сейчас, подойдя и увидев во дворе, что знакомые два тополя стоят на прежнем месте, что-то заныло внутри… «Два дерева. Два тополя хотят друг к другу…»
 
Здесь, в очень уютном доме, «как будто маленькая усадьба», в причудливой квартире с антресольным этажом, прожила свои самые интересные годы Марина Цветаева 8 лет. Которые вместили всё: озорство, увлечения, споры, признание… и унижения.
Так незаслуженно в 1918 свалилось столько боли: - полуголодное существование, потеря младшей дочери. Если раньше это был – «Дом-Мир», теперь он становится – «Берлога - пещера – трущоба!». К тому же – «У нас в доме - еда всегда комета!». Отсюда: - «Больше сил моих нет!». В 1922 году Марина покидает страну.
Осиротел дом, превращаясь в обычную московскую коммуналку. Уже в  начале семидесятых, заглянув сюда, мы узнали, что дом вот - вот снесут.
Если не подводит память, в 1978 году всех выселили. И уже просто зайти в подъезд было нельзя. В конце сентября 1979 года нам удалось собраться старой аспирантской компанией, вспомнили о дне рождении Марины Цветаевой, и захотелось принести цветы  и отметить этот день у её  подъезда.
Чёрные окна, замызганная дверь. Чувствовалось – дом пустой.
Ребята решили закрепить корзину с цветами к дверной ручке.
И вдруг… дверь резко отрывается. Сначала сердито, а потом с такой теплотой смотрит на нас усталая, укутанная в сто одёжек женщина.

- Я одна здесь живу, дом не отапливается, вода отключена. Но «Маринин дом» я никому не отдам. – Жаль, но я даже не могу вас пригласить на чай.

Это была Надежда Ивановна Катаева-Лыткина. Этот легендарный человек сумел не только спасти дом (при активной поддержке Д.Лихачёва), но и создать музей, которому в этом году исполнилось 20 лет.
Прежде чем зайти в музей, села на знакомую лавочку и с приятной грустью восстанавливала в памяти ту встречу…

У нас «в кустах» было шампанское и торт, и получилось что- то неописуемо прекрасное. Больше, чем праздник… пир стиха и томление духа.
Мы узнали, что, будучи военврачом  на фронте, Надежда Ивановна в подарок получила томик юношеских стихов поэта. И это оказалось судьбой…
После войны за военные заслуги ей выдали  ордер на комнату в коммуналке, именно на ту, о которой Марина писала -  «моя странная, узкая и волшебная».
Наша визави чуточку устала и предложила нам почитать любимое….  Все охотно читали, то, что всплывало.
Как-то получилось, что я  подключилась последняя. Одно из моих любимых – «Поэма Горы».
Очень долго не могла понять, чем она меня так тревожит. Первые слова, народец замолкает.

Вздрогнешь - и горы с плеч,
И душа – горЕ.
Дай мне о гОре спеть:
О моей горе…

Надежда Ивановна спросила:

   - Вы на эпиграф обратили внимание? 0н на немецком, - медленно, как бы читая, произносит: – «О, любимый! Тебя удивляет эта речь? Все расстающиеся говорят как пьяные и любят торжествовать…» - Замолкла, и на какое-то время ушла в себя. Все посмотрели на меня. Продолжила.

Та гора была – миры!
Бог за мир взымает дорого.
Горе началось с горы…

Опять пауза. Почему-то была уверена, что это очень личная исповедь поэта.
Известно, что Сергей Эфрон и Марина Цветаева были в очень доверительных отношениях, не допуская тайн.

Но:

Гора горевала о страшном грузе
Клятвы, которую поздно клясть.
Гора горевала, что стар этот узел
Гордеев: долг и страсть.
И:
Я не помню тебя отдельно
От Любви. Равенства знак.
Но зато, в нищей и тесной
Жизни: «жизнь, как она есть» -
Я не вижу тебя совместно
Ни с одной:
- памяти месть!

Тогда ещё у меня зародилась мысль, что Надежда Ивановна что-то знает…
Но это не её тайна и она нечего не сказала. Как-то странно, с протяжкой,  вдруг спросила:
 
– Кто-нибудь из вас знает стихи поэта 18 века Василия Тредиаковского? - Увы, нам оставалось только пожать плечами. – Она продолжила. – Я по-памяти пару слов, но  могу ошибиться:

К чему нас ранить больше?
Себя лишь мучишь дольше.
Кто любовью не дышит?
Любовь всем нам не скучит,
Хоть нас тая и мучит.

Вновь всплывает 18 век…
Уже дома нашла, перечитала любовную лирику этого поэта. Стали понятны, те,  так кстати прочитанные Надеждой Ивановной строки. Она нам  как бы говорила:  - «Не судите строго. Муки любви вечны, как и сама жизнь».

Помню, как тогда Женя очень удачно подхватила:
Люди на дУшу мою льстятся.
Нежных имён у меня святцы…

Надежда Ивановна  так живо продолжила:

Звали – равнО, называли – разно.
Все называли, никто не нАзвал…

И добавила: - «Это из  ранних. Из той книжки, которую мне подарили когда-то. – Марина предвидела свою судьбу».
Пора было расходиться. Уходить не хотелось, но и задерживаться уже было неловко. Сердечно распрощались. Больше нам повидаться не удалось. Надежда Ивановна до последнего дня была бессменным научным руководителем Дома-Музея. Она скончалась в 2001 году.
Та  тайна Марины, которую этот деликатный человек не захотел раскрыть, в 2005 году  была растиражирована. Нет источника, откуда появилась эта информация. Газетная статья… автор Лидия Юдина.
Гора - это «единственный, настоящий, трудный неинтеллектуальный роман» Марины Цветаевой. Короткий  роман – всего три месяца горения. Поэма была написана на пике этой сильной, страстной любви. 
Дата написания  поэмы – январь-февраль 1924 год.
Было названо имя Горы, которая на самом деле, по свидетельству близких, горой и не была… Отступил. Испугался. Захотелось покоя и тихого уюта…
В старости он признается: - «Именно по моей слабости наша любовь не удалась… Она меня тащила на высоты, мне недосягаемые. Мне было тяжело быть ненастоящим… Сейчас я люблю её глубже и больше».
Но для неё это навсегда: - «Та гора – на мне надгробием…» Жизнь подтвердит пророчество этих слов. Мур, её долгожданный сын  родился 1 февраля 1925 года. Отцом ребёнка все считали именно  героя «Поэмы Горы». Марина не вносила ясность в эту неясность…
Подтверждение реальности этого романа мы находим в «Воспоминаниях» Анастасии Цветаевой. - «Видела я героя «Поэмы Горы». Марина рассказала, сестре,  что она способствовала его браку и подарила невесте белое платье». А ему Поэму.  Произошёл не разрыв, а расхождение…
Марина неистово любила сына. Восхищалась его познаниями, природным умом. Но, когда Муру было десять лет, она написала: - «Душевно не развит».
Она осознавала свою болезненную привязанность к сыну. И пройдя  по жизни все круги ада, именно грубость Мура, не понимание её, стали последней каплей её терпения…
Уже в Елабуге, в очередной перебранке, отвечая на его бесконечные упрёки, она бросила ему в лицо: - «Так что ж, по-твоему, мне ничего другого не остаётся кроме самоубийства?»
И сын в запальчивости ответил: - «Да, по-моему, ничего другого вам не остаётся!»
Кончилась их жизнь вдвоем, их единство. Кончилась и её жизнь… Со словами в прощальной записке - «Так будет лучше всем…», она ушла…
Стряхнула воспоминания, пора идти в музей…
И не пошла…
Дважды в одну реку войти не дано ни кому. Это уже другой Дом. Интересный, полезный, но не мой.  С Ней  я здесь не встречусь…

Неспроста руки твоей касаюсь.
Как с любовником с тобой прощаюсь.
Вырванная из грудных глубин –
Молодость, моя! – Иди к другим.

Делаю новую попытку…
Арбат. Улица... Что-то приятное, что-то совсем незнакомое.
Лубочно - ярмарочная толчея. Вот шарманщик. Почти хватая за руку, навязчиво зазывает фотографироваться знакомый герой - Петрушка…
У дома Дениса Давыдова, поёт бард… Увы, не принимаю.
Чуть дальше бард–кафе «Синий троллейбус». Это уже чистый кич. 
Жуткая раскраска.
Дама-гитаристка, зажатая узостью пространства  в отсеке  якобы водителя, импровизирует, равнодушно рассматривая прохожих…
К памятнику Окуджаве не подойти…
Толпа… Кто-то поёт, кто-то читает стихи… И то, и другое делают плохо.
Так халтурить… Зачем? Имена-то дорогие. Становится жалко себя, любимого поэта, авторскую песню…
Значит и этот поезд ушёл…

Завтра в Москве – «Ночь музеев».
Еще днем отводим душу в Третьяковке. Выставка Константина Коровина. Вот где истинный артист, богема, романтик. Его кредо – воспевать радость и красоту окружающего мира. В экспозиции более ста семидесяти произведений живописи, пять монументальных панно, с полусотни эскизов декораций и костюмов. Всё собранно вмести из музеев Москвы, двадцати музеев России, музеев Казахстана и Беларуси, а также из частных коллекций. 
Завораживающая игра красок, композиционных решений, красота сияющих лиц…  Отзвуки в душе – это навсегда.
А вот ночь  музеев - прелюбопытнейшая акция. Более 180 музеев и галерей приглашали в гости...
Искусство вышло и на улицу… вместе с художниками, писателями, музыкантами по Москве «прогулялось» почти 750 тысяч просто людей. Я была там, видела их лица…
Это «современное действие» - никакая не революция. Это возвращения к традициям - «идти в народ», «идти с народом». Это призыв ко всем: - освобождаться от пассивности, от страха, честно делать своё дело,  утверждать гражданское общение. Ох, как оно в Москве утрачено.
Вся ночь  прошло чинно и без эксцессов.
Как я завидовала… Не было крутых парней в чёрных шапочках, власти  реагировали, я бы сказала, деликатно. А у нас пока на одного участника любых гражданских акций - пятеро «охранников».
Хочется верить, точка не возврата пройдена…
Пора понять – достоинство не роскошь…  и «эту песню не задушишь, не убьёшь».
Попасть в сами музеи было проблемно. Народ... народ... народ.
Мы остаток «ночи» провели в Политехническом музее. В библиотеке развернулась книжная ярмарка. Мои к ней имеют прямое отношение. Было приятно там встретить знакомого ещё по Ленинке. У него сын тоже издатель. Он с ним у интересного стенда  научной литературы. О! Новое издание А. Аткиссона. «ПОВЕРЬТЕ КАССАНДРЕ. Как быть оптимистом в пессимистическом мире». Получаю книгу в подарок. Это моё.

Последний день.
С сыном приятно побродили по обновляющему «Парку Культуры». Очень многое здесь изменилось. Прекрасные газоны, море цветов, буйство тюльпанов. Очень много отдыхающих семьями, с детьми. Детские площадки, огромные надувные подушки для отдыха на лужайках, здесь же импровизированные пикники. Не встретили ни одного пьяного. Как впрочем, ни одного  и полицейского.

Неизбежная грусть расставания.   
А ещё беготня по магазинам. Выполнение заказов и поручений. Это осталось, это от прежнего – едешь в Москву… список поручений.
Интересные просьбы (исключая лекарства, здесь всё понятно): –
«Прости, не привезёшь «Мишек косолапых»? фабрики «Красный Октябрь» - От них такое послевкусие… чего-то нашего, настоящего». – А настоящее-то… ликвидирована-то эта фабрика...
«Посмотри, если нетрудно, цветочного московского мыла… «Камея», «Осенний вальс», «Ромашка полевая». Ностальгия…
Раньше другие были заказы. В основном чего-то съестного и  книги, и новинки пластинок…
Бегаю по магазинам, уже реально ощущая 21 век… Грязные переходы, почти нет дворов…  мало зелени... перегруженность припаркованными машинами. Знакомые лица… бомжи, пьянчужки.
Нагло сияют рекламы, заведомо обманывая прохожих.
А вот и роскошь ресторанных дверей, картинно украшенных фальшивыми пальмами.
Вспоминаю слова Марины – «Я ненавижу пошлость капиталистической жизни. Мне хочется за предел всего этого». И мне хочется. 
Куда? В 18 век?
Нет, сказка там осталась навсегда.
Хочу в 22–23 век…
Вот идут молодые люди. Деловые, задиристые. И так свободно рассуждают о микро и макро экономике… о бизнес -планах… об отдыхе в Гоа…
Вспомнила, дома, моя красавица соседка Оленька, девушка модельной внешности,  с ногами, растущими от ушей, тоже разрабатывает серьёзную тему - «Формирование корпоративных стандартов, как эффективный рычаг менеджмента».
Это их время.
Только бы не черствели их души, только бы они сумели оставить что-то такое  в архитектуре, в живописи, в литературе, в самом укладе жизни, чтобы их внуки, правнуки стремились сюда… в Москву… с бодрым мотивом… я иду в 21 век…

Вот и  заглянула в далёкое и недавнее своё прошлое, получила большое впечатление от настоящего, от прекрасных выставок, музеев, незабываемых прогулок, тёплых встреч, счастливых дней и  вечеров с родными, как всегда, бурлящих спорами…
Даже лёгкие огорчения от не встреч, от не до конца реализованных планов,  чувствую, не уменьшают  ощущения праздника встречи с Москвой, и наплывает приятный блюз… «чтобы в себе с тобой не расставаться»…
Разве этого мало?