Год спустя

     Как давно я не покидал С… Я люблю этот город.  Может ли джинн возненавидеть сосуд? Кто знает, каким он представляется изнутри: тесным глиняным кувшином или старинным городом? Мне нравится название «моего сосуда». Два греческих корня образуют таинственное сочетание. В пробках стоят троллейбусы, украшенные рекламой разных фирм. Эти неповоротливые «рогатые существа» встречаются далеко не в каждом городе. В С… много узких, тенистых улиц и всего лишь один театр.  Я не собирался оставлять свою «посудину», пока её шершавый бок не потёрли представители исполнительной дирекции известной премии.
    Застегнув молнии на сумках, мы по традиции присели перед дальней дорогой. Трудно покидать родимое гнездо после долгих лет безвылазного пребывания в нём. Не знаю, о чём успели подумать близкие за пару десятков секунд… Я безостановочно проговаривал про себя слова собственных молитв, каких-то заклинаний.  Говорят,  в это самое время можно услышать голос домового, нашёптывающего… Напутствия? Под отцом скрипнула старая табуретка, к добру ли? Зачем пугаю себя? Наконец мама прервала молчание. Мы вздохнули и почти хором произнесли: «В добрый час! С Богом!» Паша подхватил рюкзак. Мама – сумку. Я закрыл дверь и передал ключ отцу: в ближайшее время он не понадобится нам. «Ничего не забыли?», «Билеты у тебя?» и другие вопросы потеряли всякий смысл. Они остались в прихожей сотней непослушных детей.
     Мы быстро пошли по знакомой  улице. Застенчивый пасынок грозы бродил по городу. Почему люди называют слепым дождь, который видит солнце? Я улыбнулся товарищу по несчастью.  Между нами и домом неумолимо росло количество дождевых капель.
     До вокзала мы добирались на такси. Из колонок  сочилась музыка популярной радиостанции. Я представлял, что за нашими спинами есть несколько пассажирских мест. Стоило очередному хиту прошлых лет смолкнуть, как молчаливый двойник звезды устраивался на сиденье, обтянутом скучной на ощупь тканью. Мой вкус совершенно не совпадал с выбором  ведущего, который ни разу не вышел в эфир за время пути. В какой-то момент, разозлившись, я подумал: почему бы не установить в такси или троллейбусах музыкальные автоматы? Плати и наслаждайся любимой композицией. Правда, могут возникнуть очереди и разногласия… Между нами витала вялая несвежесть. Я мысленно смешал дым различных сигарет, добавил запахи духов и бензина… Не знаю, пахнут ли обивка кресел и автомобильные коврики? В итоге получил уже знакомую несвежесть. Вернулось прежнее волнение. Я глубоко вздохнул и почувствовал, что аромат моего собственного одеколона успел отвоевать себе местечко внутри машины, марка которой мне неизвестна.   
      Беглый досмотр. Многоголосье. Металлический холод жёстких сидений. Когда  подолгу не бываешь на вокзале или в аэропорту, начинает казаться, что они пустынны и заброшены. Мысли разбрелись по уголкам сознания. На этот раз они ассоциировались с овцами, а внутренний мир – с долиной.  Я гонялся то за одной, то за другой… Кто сидит справа от меня, постукивая туфлей по скользкому полу? Как следует располагать руки: по-ученически держать на коленях, безвольно опустить или сцепить в так называемый «замок»? Не найдётся ли отмычка к нему? Кто громче всех смеётся в зале ожидания? Высокий, безразличный к окружающим хохот принадлежит самодовольному, раздражительному человеку или наоборот?      
     Мне не понравился голос проводницы, проверявшей билеты. Одновременно деловитый и отрешённый. Казалось, она недолюбливает пассажиров или не доверяет им. Я попробовал представить облик этой женщины. Ничего не вышло. В детстве мы с братом любили лепить из пластилина. Коробка с бесформенными разноцветными комками всегда лежала в ящике письменного стола, дожидаясь момента, когда нас посетит вдохновение. Человечки, казавшиеся мне красивыми, на самом деле оказывались безобразными.   Я изменял разрез крошечных глаз, форму носа, насколько позволяло  осязание. Нетерпеливого братишку красота маленьких лиц не интересовала вовсе…
     Проводница вернула билеты и пригласила нас в вагон. Пятый  или первый, если считать от тепловоза. Несколько крутых ступенек. Узкий коридор, где с трудом могут разминуться двое.  Купе. Пространство между полками не располагало к лишним движениям. Верхние нависали над нижними, подобно громоздящимся этажам античного города.  Они мягко давили на плечи, заставляя сесть или даже лечь. Я вспомнил сказку о гостеприимном грибке... «Разношёрстная» компания нашла приют под его шляпкой. Дождь прекратился, и они заметили, что гриб – спаситель вырос. Я напоминал себе воробья, задержавшегося в убежище... Впрочем,  за шестнадцать лет оседлого образа жизни любой  мог бы  превратиться во взрослого человека, обожающего прохаживаться по смежным комнатам квартиры. Пахло хлоркой и фруктовым освежителем. 
     Я прислушивался к чужим шагам, выуживал из общего шума чьи-то реплики, наконец, подбирал оброненные запахи, в тщетных попытках определить сущность собравшихся под одной крышей. Близкие убрали дорожную сумку и рюкзак, попробовали открыть и закрыть окно.  Наручные часы, забытые дома, и множество других отсчитывали очередную минуту жизни, майского вечера и времени, оставшегося до отбытия поезда.  Мимо открытого купе проходили и проходили люди. Обладатель билета с сочетанием «пятый вагон, четвёртое место» не появлялся…
     Неожиданно земля ушла из-под ног. Если бы не стук колёс, темп которого быстро нарастал, я решил бы, что мы медленно падаем или, наоборот, поднимаемся в воздух. В моём подсознании оборудована  комната отдыха. Иногда я привожу туда экскурсионные группы, но чаще пребываю в полном одиночестве. Вдоль стен стоят книжные шкафы, в центре комнаты – письменный стол. Именно в нём хранятся сокровенные мечты. Одна из них звучит следующим образом: хочу прокатиться на колесе обозрения. К записке не прикреплён билет. Рядом с подписью не проставлена дата. Поезд и слепота приступили к исполнению желаний.
      На стекле остывали прикосновения наших рук. Пару минут назад мы имитировали набор текста, накручивали воображаемые диски телефонов, прося отца поддерживать связь с нами и бабушкой. Послушные вагоны постепенно углублялись в темноту. Проводницы разносили комплекты белья. Голос второй мог принадлежать женщине любого возраста. Меня удивил её смех: если бы так рассмеялся весь вагон, я смог бы убедить себя в том, что нахожусь на птичьем дворе.
     Мы не зажигали свет, с трудом различая городские пейзажи С… Поезд проезжал мимо спортивной базы, где Паша с начала весны занимается боксом. Я воссоздавал в памяти тропинки лесопарковой зоны. По ним  бежит одинокий человек. Он не смотрит в нашу сторону...
     Кто-то постучал в  купе. Паша отодвинул дверь. Первая проводница сухо прорекламировала нам напитки и выпечку, имеющиеся в продаже. Мы поблагодарили её, понимая, что ограничимся «чужим» кипятком. Напоследок мама отметила чистоту в купе. Возможно, та улыбнулась, но в моём воображении она пожала плечами.
- Просто Вы попали к «старым» проводникам. У «новых» всё иначе.
- Нам повезло, - отозвались мы.
     Она пошла дальше по коридору, каждый раз начиная унылый ролик с привычного  обращения «пассажиры». На сутки с небольшим мы становились безымянными существами.
     Ночь в поезде – многозвучна и беспокойна. Сквозь  сон мне казалось, что я слушаю незнакомую радиостанцию: музыка дороги, состоящая из переменчивого стука колёс и частых гудков, время от времени прерывалась голосами сонных диск-жокеев: «На второй путь прибывает... С пятого пути отправляется...»  Просыпаясь, я думал о детях этих женщин: спокойно ли они спят без мам?
      К семи часам утра мы выехали из области ночи, преодолев треть пути до столицы.

20 марта 2013 г.