Ты плачешь?
«Похоже, я уже не избавлюсь от этих мыслей», — думал он. Вода, казалось, несла мимо него нечто настолько важное и одновременно искусительное, что он едва не поддался почти юношескому искушению прыгнуть с борта вниз головой, чтобы скорее почувствовать упругость воды, упругость жизни, поглотившей его мысли.
— Что ни говорите, но раньше было намного лучше! — убеждал мужской голос за спиной.
«Если прежде было лучше, чем сейчас, ты глуп, приятель», — подумал дед и вспомнил себя пятилетним пацаном перед широко разлившейся рекой. По воде плыли черные деревья, льдины, желтая пена, стебли камыша. Он глядел с бугра на холодную муть половодья, и ему было радостно оттого, что впереди лето, жара и арбузы.
— В жизни люблю только такие минутные удовольствия! — произнес женский голос.
«Разменивать жизнь на минутные удовольствия тоже глупо. Мелочь она и есть мелочь. Хотя для женщины — это самое то. Для мужика — вопрос».
«Как хорошо, — думал он, — смотришь на все спокойно: на еду, на выпивку, на девушек. Знаешь, что все это не твое... Даже твою глупость уже повторяют другие. Как хорошо, что я тут один с Машей. Мне ведь никто не нужен больше. Перед Катей как-то неудобно, словно ее должник. Странно, пятьдесят лет ничего не был должен, и вдруг должен! Хорошо, что я тут наконец-то один. Да и ей, наверное, лучше одной. Пятьдесят лет... пятьдесят лет, как я не был на могиле родителей...»
Его охватывало порой пронзительное чувство жалости по своей уходящей жизни. Причем Дрейк испытывал его не тогда, когда думал о себе, а когда думал о своих близких, ушедших из жизни давным-давно.
На другой стороне канала, возле строительных плит, огораживающих стену «Книжного мира», возбужденно спорили женщина с девочкой и парень. Женщина верещала на одной ноте, парень отрывисто и зло бухал, а девочка односложно вскрикивала.
Дрейк почувствовал смутное беспокойство. Парень вдруг ухватился за женскую сумку и стал вырывать ее. Женщина замолчала, вцепилась мертвой хваткой в сумку и стала плевать парню в лицо. Со стороны это было даже смешно. Девочка с криком вцепилась парню в руку. Парень резко отмахнулся от нее. Девочка отлетела в сторону. Женщина закричала. Парень продолжал ожесточенно рвать сумку у нее из рук. Рядом остановились несколько человек и с любопытством взирали на происходящее. Женщины возмущались, мужчины смотрели как-то «насквозь», словно и не видели того, что видели.
Дрейк от слабости не мог даже привстать со стула, но вдруг почувствовал необыкновенную ярость. И тут же свет и боль. Они шли на него сверху, вливались в грудь, вздымали грудь и перехватывали дыхание. Они прошли по его душе, отделив юное от дряхлого, несокрушимое от побежденного.
Он видел как бы со стороны — как он вскочил со стульчика... взлетел по лесенке... промчался по мосту на другой берег канала... подскочил к безликому парню... схватил его за шиворот... вздернул кверху... отобрал сумочку... а самого, передернувшись от гадливости, бросил в канал, как самую последнюю гадость... Воды канала разошлись и поглотили подонка. И чистая вода взметнулась выше фонарей…
Женщина со слезами на глазах стала проверять содержимое сумочки и причитать:
— У меня же там все деньги! Все деньги!
Маша увидела в глазах деда слезы. Он полулежал на столе, положив голову на руки и смотрел в сторону «Книжного мира».
— Деда, что с тобой? Ты плачешь? Что с тобой, милый мой?
— Больно, Маша, больно смотреть...
Маша вызвала скорую, и та увезла деда в больницу. Врач сказал, что третьего раза старик не вынесет.
Через месяц Дрейк пришел в себя. До зимы он бродил по коврам внучкиной квартиры, по небольшому дворику, усыпанному листвой, сидел на мягком диване возле телевизора, на жесткой скамеечке под кленом, и когда выпал первый снег, а на телевидение вернулись депутаты, решил вернуться домой. Несмотря ни на какие уговоры, оставаться в Питере он больше не желал.
Запомни — в этом мире ты никому ничего не должен. В этом мире все равны. И если кто-то дал тебе что-то, это его руками дал тебе Господь. Не мучайся, если не можешь вернуть это или отплатить добром за добро. Если же с тебя свой долг возьмет силой тот, кто дал, с того спросит Господь. Спросит с него вдвойне, ибо то не его были даяния, они в равной степени принадлежали и тебе.
Кате на вокзале он сказал:
— Не поминай меня лихом! Если приедешь вдруг, заходи. У меня места много. Целая комната! Лично мэр выделил, как участнику войны. Недалеко от нашего старого дома. А еще диван с комплектом белья и холодильник с телевизором. Не жизнь, а малина!
— Прощай, Феденька! Ради Бога, прости меня, — попрощалась с ним Катя.
Она знала — навсегда.
Свидетельство о публикации №213083100400