Дармовщинка

                                 
     Давно это происходило: может, при царе Горохе, а может, и раньше. 
Жила-была вдова, и был у нее сын Иван. Рос он добрым, не ленивым парнем. Уже к двенадцати годам взвалил на свои детские плечи всю мужскую работу по дому: и пахал, и сеял, и сено косил, и хлеб убирал. А к шестнадцати годам в силе и ловкости не уступал никому в близлежащей округе.
     В деревне, где жили Иван с матерью, все люди были трудолюбивые, веселые. Умели, и поработать в будни, умели, и погулять в праздники.   Редкий случай, чтобы кто-то напивался допьяна.  Долго, когда такое случалось, ходил провинившийся с опущенной головой, совестно было ему смотреть в глаза землякам.  Очень не одобряли на селе пьянства.
Земли на окрестных нивах были жирные, черноземные. Почти каждый год снимали сельчане хороший урожай. Если засуха или еще, какое бедствие – всегда у людей имелся запас с предыдущих лет. Ну, а, ежели, кто попадал вдруг в трудное положение, - с голоду пухнуть все равно никому не давали:  соседи выручали, и благодарности не требовали.
Короче, жили люди, горя не знали. А пришло оно, - откуда его, совсем и не ждали.
     Однажды весной пахал Ваня свой надел. К обеду устал и проголодался, спасу нет. Только присел, достал краюху хлеба, как подошла старушка и говорит:
     - Не дай, добрый молодец, с голоду помереть, со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.
     Пожалел Иван старушку, отдал свой хлеб. Так голодным до вечера и пахал.
На другой день такая же история повторилась.
А на третий день, старушка еще не успела слово молвить, а Иван уже краюху протягивает. Но тут старушка и говорит:
     - Спасибо, сынок, только сегодня моя очередь тебя одаривать.  Трижды ты не поскупился, отдавая мне свою пищу и не ожидая ничего взамен. Проси теперь что хочешь, я ведь, Ваня, маленько волшебница. Могу дать тебе ковер- самолет. Могу шапку-невидимку. Или меленку волшебную. Как только скажешь:  "Меленка мели!", - так сразу из нее зерно пшеницы отборной, белояровой посыплется.
     - Слышал я, бабушка, в сказках о ковре-самолете, о шапке-невидимке и меленке–самомелке… Ковер и шапка мне ни к чему, а вот от меленки такой я бы не отказался!
     - Да зачем тебе, Ваня, меленка? У вас и так земля урожайная. Может, все же что другое возьмешь?  К примеру, есть еще сапоги-скороходы, меч-кладенец…
     - Меч-кладенец мне не нужен, я человек мирный.  Если же ворог нападет, то свою сторонушку я и, с простым мечем, постараюсь отстоять. Сапоги-скороходы тоже как будто без надобности.  Куда и от кого мне бегать?  А вот при меленке-самомелке  сам бы всегда с хлебом был и сельчан зерном оделял.
     - Знаю, Ваня, что ты не жадный. Да как бы меленка с твоей простотой до беды не довела!
     - Что ты, бабушка, разве доброта может до беды довести?
     - Может, сынок, если добро делается без ума и сердца и не своим трудом.  Делать людям добро тоже уметь нужно, а то иному добру и злом обернуться недолго, - говорит старушка. – Ну, раз хочешь, бери меленку.
     И… протягивает, невесть откуда появившуюся  у нее в руках, небольшую, будто игрушечную меленку.
     - Спасибо, бабушка, - обрадовался Иван.
     - Только хочу еще об одном предупредить тебя, Ваня. Если меленка побывает в чужих руках, то не будет больше работать…
     Вымолвила это старушка и пропала, словно и не было ее.
Стоит Иван, не знает что делать: или поле допахивать, или до избы торопиться, волшебную штукенцию испытывать.
Решил все же сначала свой клин допахать, немного осталось.
Приходит вечером домой, ставит меленку на ларь и молвит:
     - Меленка, мели, сыпь пшеницу отборную!
     И посыпалась в ларь золотистой струей пшеница.
     Зовет он мать:
     - Гляди, матушка, какой подарок я принес.
     Мать только руками всплеснула:
     - Ах, чудо, какое!
     За короткое время ларь полнехонек оказался.
     - Хватит, меленка, не мели, - сказал Иван, и прервалась золотистая струйка зерна. – Теперь, матушка, всегда с хлебом будем.  Не знаю, стоит ли поле засеивать?
     - Раз вспахал, так уж засей, Ванюшка. Кто знает, как дальше жизнь пойдет.
     Послушался он мать, не оставил поле сорнякам на расправу.
Взошла пшеничка.  Но лето выдалось сухое, не каждому хорошего урожая ждать приходилось.  Вот мать и говорит:
     - У солдатской вдовы Дарьи, по всему видать, хлеб кончается. Нужно бы, наверно, помочь. Как ты, Ваня, считаешь?
     Дарья жила на краю деревни, в доме - развалюхе, с пятью детьми погодками, самому старшему еще и десяти не было. Пять лет назад, ушел ее молодой муж защищать родную землю и не вернулся, сложил он буйную голову на поле битвы.  Тяжело было вдове одной прокормить своих детей, но, однако,  никто не слышал, чтобы когда-то роптала и жаловалась она на судьбу.
Ничего не сказал Иван.  Просто открыл амбар, нагреб мешок зерна, взвалил на плечо и отправился к солдатке. А зайдя в ее избу, весело молвил:
     - Вот, тетка Дарья, мать гостинец послала и желает всей вашей семье доброго здоровьица.  Велела еще приходить, когда зерно кончаться станет.
     - Спасибо, Ваня. Только чем рассчитываться я буду с вами? Может, помочь что нужно?
     - Ничего не нужно, кушайте на здоровье. Сама знаешь. Что зерно у меня даровое.
     К тому времени уже ни для кого секретом не было, что у Ивана, волшебная меленка имеется.  В деревне трудно, что скрыть, быстро новость разлетается.
     - Даровое-то даровое, а все-таки…,  - начала, было, вдова.
     Но Иван ее оборвал:
     - Твой Нефед (так звали мужа Дарьи) свою жизнь за нас положил.  Выходит, мы все у него в долгу неоплатном. Так что давай не будем теперь про то, кто кому должен….
     И сказав так, - шагнул за порог.
К слову добавить, предыдущий год тоже не больно урожайный был.  Поэтому к середине лета не только у Дарьи, но и в некоторых других семьях, запасы муки подобрались почти полностью.  Начали потихоньку односельчане протаптывать дорожку к Иванову дому, чтобы занять зерна до следующего урожая. Иван никому не отказывал – давал не в долг, просто так.
А тут – засуха. Совсем скудный урожай собрали под осень. К зиме, считай, все как есть повадились к Ивану за зерном. По началу приходили и слезно просили:
     - Иван Васильевич, не одолжите ли зерна?  Я потом верну или отработаю.
     - Да ладно, - говорил, как и прежде, Иван. – Ничего мне от тебя не надо.  Не хочу я через дармовое зерно наживаться.
     К середине зимы уже вели такую речь:
     - Ваня. Я нагребу пшенички.
     - Бери, - разрешал парень. 
     Сам он теперь не  насыпал в мешки, так как желающих на дармовщинку заметно прибавилось, и ему только этим пришлось бы и заниматься.  Он просто поставил меленку в амбаре, и целыми днями работала та беспрестанно. Сыпала зерно в ларь,  однако все равно не всегда успевала его наполнять. Очереди у входа то и дело выстраивались. Кое-кто, чтобы другой раз не стоять, стал не с одним мешком приходить…
     Дальше - больше. К весне  уже и такое можно услышать:
     - Эй, Ванька!  Что это у тебя опять амбар закрыт?  Открывай быстрей, ждать некогда. Время дорого! 
     А для чего оно ему дорого?  Если, слышно, многие уже и сеять в эту весну раздумали. Зачем, мол, сеять мучиться, коли у Ивана в амбаре не убывает?! Сколько хочешь, нагребай!  Телегами вовсю возят, чтобы по мелочам не суетится. У дверей амбара, бывает, и ссоры случаются:
     - Я раньше пришел, моя очередь! 
     - Когда я здесь появился, тебя в помине не было! 
     И что самое интересное, у кого в семье нужды поменьше, те, наоборот, у ларя чаще оказываются.
     Как-то пришла солдатская вдова Дарья к амбару, мука кончилась. Целый день простояла, не могла к зерну приблизиться. Все время от ларя ее оттесняли. Так бы и ушла порожняя, кабы, мать Ивана такое не увидела да не пристыдила мужиков…
     Быстро шло время,  еще быстрее росли аппетиты. Вначале брали, чтобы прокормиться. Потом принялись грести про запас. Самые ловкие, наладились излишки в город на продажу возить, да на выручку товар различный для дому покупать. Вроде и хорошо, что люди стали богаче жить, вещами обзаводиться.  Да видно нет худа без добра, а добра – без худа…  Дармовую-то пшеничку разве жалко?! И удумали мужики из зерна гнать вино.  Пьянки - гулянки день и ночь пошли, а где пьянки, там и драки, и болезни. Один – лоб соседу расшибет.   Другой - упадет зимой на улице да пообморозится, пока его найдут. Третий же – не зная меры, вовсе упьется до смерти.
     В общем, веселая жизнь настала.  Хотя, конечно, - смотря до кого.  Женам не до веселья. Теперь вся домашняя работа на них. Нянчится, приходится не только с дочками – сыночками, но и с пьяными мужьями. Ну, а детям много ли радости, когда некоторые из них своих отцов просто боятся стали?..
     Слава богу, у Ивана хватило ума в пьянку не удариться! Сам решил для себя: «Не по мне это». А матушка – поддержала да одобрила.
     По соседству с Иваном жил крепкий, хозяйственный мужик Илья. Были у него дочь Марья шестнадцати годков – пригожая как цветок весенний, приветливая как ясный день, да два сына – Петр и Николай, уже женатые. У каждого из сыновей был свой добротный дом, но основное хозяйство они вели сообща, вместе пахали, вместе сеяли, вместе урожай убирали. К труду относились добросовестно, поэтому и землица не скупилась в ответ. Даже в предыдущий, неурожайный год не остались они без зерна.  И оказались, пожалуй, единственными в селе, кто ни разу не ходил к Ивану за пшеничкой.
Открыто жил Илья.  Прямо говорил, что думал:
     - Неладно ты делаешь, Иван Васильевич, с дармовой раздачей зерна! Одно дело – старикам, инвалидам помочь. Детей малых поддержать.  Другое дело – молодых мужиков искушать…  Настоящий, в силе мужик должен сам обеспечиваться, а не милостыней жить!
     - Неужели отказывать, когда приходят?  Обид не оберешься: почему, мол, кому-то даешь, а кому-то нет…, - отвечал Иван.
     - Не знаю, не знаю, Ваня, как лучше.   Но одно знаю точно, что плохо людей к дармовщине  приучать и бездельем развращать!
     Прошла зима, ручьи зажурчали. Торопит хлеборобов в поле новая весна.  Но сельчане туда, словно дорогу забыли. Лишь Илья с сыновьями землю пашет – от темна  до темна. Вот как-то поздним вечером зашел Илья к Ивану и спрашивает:
     - Ты бы, Ваня, дал мне – конечно в долг! – пшенички на семена мешков пяток.  Тут такое дело. На свое-то поле у нас семян хватит.  Да Дарья нам на лето свой клин отдает. Тоже хотим засеять, а семенного запасу на него не планировали.  Осенью все тебе отдадим.
     - О чем разговор, сосед?  Дам зерна и отдавать не нужно. Ты нам, сколько пособлял, когда отец умер, а я мал был!
     - Нет уж, сынок, долг платежом красен. В руках сила, слава богу, еще есть, и даром брать не привыкли.
     Пошли они в амбар, а в ларе пусто, считай, на донышке только. Тому минуту- другую назад забрали, что было. Когда теперь меленка насыплет, на пять-то мешков!
     Тогда Иван и говорит:
     - Дядя Илья, чтобы не ждать, вон там стоят мешки с зерном, мой личный урожай, так бери из них.
     - Спасибо, Ваня! Это даже лучше. А то у меня, скажу по совести, есть сомнение: появятся ли всходы на поле, засеянным не трудовым зерном?
     Так за всю весну только Илья с сыновьями и засеяли свои поля.   Лето выдалось хорошее, и  бог воздал  им за труды сторицей.  Невиданный получили урожай!  Полные амбары доверху наполнили,  Дарью не обделили, и, само собой, с долгом рассчитались….
     Как уже было сказано, у Ильи дочка была.  При встречах с ней у Ивана  давно сердце вздрагивало: больно уж люба была она ему! Каждый раз порывался открыться, но не решался.   
     Осенью, встретив ее одну у колодца, он насмелился:
     - Маша, если я завтра свататься приду, пойдешь за меня?
     Зарделось лицо у девушки, опустила она глаза и долго молчала. А потом тихо молвила:
     - Нет, Ваня, пока я замуж за тебя не пойду. Неправильно ты живешь последнее время. Совсем трудиться перестал. Когда у нас появятся дети, чему ты их сможешь научить, лежа на боку? – И уже совсем чуть слышно добавила. – Хоть и люб ты мне очень…
     Но Иван услышал только: «не пойду». Сердце замерло, остальные слова разум не воспринял. 
     - Ну что же, все ясно теперь. И на том спасибо… - с вымученной усмешкой сказал он и зашагал прочь – вдоль по улице.
     Долго  стояла Мария у колодца, глядя ему в след.   Слезы текли по ее щекам: «Не понял, самого главного не понял!..»
     Все это случайно увидел Епифан, хитрый, пакостливый мужичонка. Слов не расслышал, но в чем дело -  сразу смекнул.
     - Ну что, отказала? -  спросил он, догнав Ивана.
     Ничего не сказал тот, лишь рукой махнул.  А Епифан не отстает:
     - Надо же!  Такому молодцу!  Кого ей еще нужно?  Принца, что ли, заморского? Зайдем ко мне, Иван Васильевич, по чарочке выпьем. Сердце лучше успокоится!
     В доброе-то время Ивана калачом в гости к Епифану не заманить было, однако тут и впрямь сердце разнылось, мысли попутались… Не понял сам, как за столом оказался и стакан с вином в руке очутился. А хозяин все подливает  да наговаривает: 
     - Да не расстраивайся ты, уважаемый Иван Васильевич. Еще не такую невесту найдешь. Барыню, княгиню  тебе засватаем! Ты только дело правильно поведи. Как?  А вот так. Брось пшеничку даром раздавать!  Меня в приказчики возьми! В город  возить хлебушек будем.  Миллионами ворочать станем.  Князья, бояре посчитают за честь с тобой породниться. Сельчане за хлебушек в работники – батраки к тебе пойдут. А Марью – гордячку с семейством мы вовсе разорим  и по миру пустим.  Будут знать, как отказывать таким людям, как вы!
     Хоть и достаточно уже пьян был Иван, а уразумел, о чем толкует Епифан.  Схватил того за грудки:
     - Ты что же это, плутовское отродье? Живоглота из меня сделать хочешь?  Чтобы я, да из своих односельчан, жилы тянул?!! Не бывать этому. Я лучше меленку разобью, но мироедом не стану. Потому как помню, что мне, мальцу еще, отец говаривал: «Счастья на чужом поту и слезах не построишь!»
     А сказав так, оттолкнул Епифана и, шатаясь, побрел домой.
Утром проснулся, голова болит.  Мать увещевает:
     - Эх, Ваня, Ваня! Что бы отец-то сказал, если бы увидел тебя вчера в таком виде? 
     Совестно стало ему:
     - Ладно, мать, - говорит, - больше такого не повторится. Схожу-ка я проветрюсь на дальние озера с ночевкой. Рыбы половлю, по дороге грибов посмотрю….
     А Епифан, зло, на Ивана затаив, решил устроить тому пакость, да так, чтобы себя при сем ненароком не обидеть.
     В пяти верстах от села находилась барская усадьба.  Туда утречком пораньше и отправился Епифан. Сначала привратники даже на порог пускать его не хотели, но когда он сказал, что пришел с выгодным для барина делом, доложили о нем хозяину. Вышел тот на крыльцо и спрашивает:
     - Что тебе, «лапотник», нужно?
     - Есть, господин-барин, - говорит Епифан, -  у меня к вам хорошее предложение.  Вот только нам бы с глазу на глаз обговорить.  Здесь много лишних ушей. - И кивнул на прислугу.
     - Ладно, пойдем, - согласился, подумав, барин.  Прошли они в кабинет. – Выкладывай!
     - У нас в селе у одного парня добрая меленка имеется, - начал плут. – Едва скажет он: «Меленка мели», - так и сыплется из нее зерно, не переставая, пока он не остановит ее.
     - Слышал я от дворни эти сказки!  Но даже если, все правда, то какая мне от этого корысть?
     - А вы заберите ее себе.
     - Забрать-то не проблема, а как в суд потянут?  Еще имя свое перед другими господами опозорю!
     - Скажете, что она вам от дедушки в наследство досталась, а этот деревенщина украл.  Не поверят, – свидетелей предоставите.
     - Где же я их возьму?
     - Пообещаете загодя меня около меленки приказчиком поставить, - я могу в свидетели пойти. Думаю, без труда еще двух-трех купить можно.
     - Что ж, и то, правда. Едем!
     - Только нужно людей побольше взять.   Вдруг хозяин меленки буянить начнет, он парень крепкий, - решил подстраховаться на всякий случай Епифан.
     - Сделаем!
     Выйдя на крыльцо, барин приказал готовить карету и потом десятку дворовых верхом на лошадях сопровождать его. Тут он увидел молодого барчонка, прогуливающегося по саду:
     - Сынок, давай прокатимся до села!  Выгодное дельце намечается!
     - Фи, папан. Навоз нюхать?  Что-то меня не манит.  Впрочем, если ради экскурсии, тогда можно. А то двадцать лет на свете прожил, а в ближайшем селе не бывал.
     Подъехали они к Иванову дому.   У амбара, как всегда, мужики копошатся.  Выскочил Епифан из кареты, мужиков расталкивает:
     - Расступись! – кричит. – Настоящий хозяин меленки объявился. Вот она, красавица наша. То есть ваша, господин-барин.
     - Моя! – подтвердил тот, не выходя из кареты. – Тащи ее сюда!
     - Меленка, не мели, - приказал Епифан, подхватил, остановившуюся, меленку и засеменил к карете.
     Выбежала из дома мать Ивана:
     - Что же вы чужую вещь забираете?  Креста на вас нет!
     - Не чужую, а свою!  Твой сын украл ее у меня! - высокомерно заявил, глазом не моргнув, барин.
     - Вот-вот, мужики, - молвил подошедший на шум Илья. – Просто чудеса в решете! Иван вдруг, только что вором стал, а барин лишь полтора года спустя пропажу у себя под носом обнаружил, да и то, похоже, при помощи Епифашки.  Сдается мне, не мешало бы нам вора подождать для выяснения дела, а то, не ровен час, ворованное станет грабленым!
     - Да как ты смеешь с господином-барином  так разговаривать?! - подскочил Епифан.
     - Отойди, вошь, не смерди, - презрительно процедил Илья и, как бы нечаянно, взмахнув рукой, влепил подлецу такую оплеуху, что тот отлетел к упряжи.
     - Ну, ужо погоди! Я с тобой расквитаюсь! Разорю, по миру пущу…, -   прошипел будущий приказчик, залезая в карету. 
     - Не пугай, пуганные мы…  Один господь знает, что когда будет, - последовало в ответ.
     - Трогай! – гаркнул барин.   Кони рванули с места так, что молодой барчонок, язык прикусил. Потому что все это время просидел, молча, выпучив глаза и открыв рот. Он, лишь приметил в толпе  Марью, у него сразу челюсть отвисла: не видывал он такой красоты!
     Приехали в усадьбу,  меленку тотчас же  в амбар поставили.
     - Ну, запускай! - торопит барин.
     Епифан напустил на себя важный вид (он не один раз видел, как Иван меленку запускал), подбоченился и говорит:
     - Меленка, мели, сыпь пшеницу отборную!
     А та не гу-гу. Струхнул Епифашка, забегал вокруг меленки. Как  только он ее ни уговаривал, на коленки вставал даже – все впустую.
Видит барин, что опростоволосился, страшно разгневался.  Распорядился Епифана хорошенько выпороть плетьми и выгнать взашей, а меленку выбросить.
Но тут подошел сынок:
     - Папан, лучше дай я увезу меленку обратно, чтобы разговоров непотребных меньше было!
     Лукавил барчонок насчет лишних разговоров. Просто ему оказия случилась: снова в селе побывать да на красавицу полюбоваться…
     Карета еще была не выпряжена.  Получив, согласие отца, и взяв меленку, молодой барин покатил обратно.  Однако, при въезде в перелесок, что находился между селом и усадьбой, он приказал кучеру остановиться и стал ждать.
Через четверть часа к рощице, еле волоча ноги и съежившись от хорошей взбучки, приплелся Епифашка.  Увидев знакомую карету, он тут же решил шмыгнуть в чащу леса, но было поздно: молодой барин уже с ухмылкой манил его пальцем.  Дрожа от страха и предполагая самое худшее, Епифан приблизился к барчонку.   Но слова последнего его успокоили:
     - Если все мне толком расскажешь, растолкуешь, - золотой получишь.  Что за девица была в толпе?  Такая вся?...
     И молодой барин, как сумел.  Описал ее внешность.
     - А. так это Машка, Ильи дочка! – без ошибки признал Епифан.
     - Не Машка, а Марья Ильинична, дурак! – поправил влюбленный кавалер, - Ну-ка ты, хитрая бестия, придумай, под каким предлогом будет мне удобно зайти к ним в дом!
     Епифан сморщил лоб, задумался: как бы снова не попасть впросак?  А потом и говорит: 
     - Можно наперво обратиться к Илье по вопросу покупки зерна. Он нынче урожай собрал, закрома ломятся! Но, как я понимаю, вам хотелось бы… э-э… с его дочкой познакомиться. В таком случае, у вас как бы есть желание: либо новую рубашку пошить, либо старую узором украсить.  Она, Марья Ильинична, хоть и молода, а считается лучшей мастерицей – рукодельницей в округе. Даже из города, бывает, приезжают ей заказы делать. 
     - Ладно, заработал, держи, - бросил барчук монету, как собаке, на землю, и карета покатила дальше.
     Остановив лошадей возле дома Ивана, барчонок подошел к открытому амбару, где все еще плакала хозяйка.  Со словами: «Заберите обратно вещичку, мы малость ошиблись!», - он швырнул меленку на пол, да так, что та рассыпалась на мелкие детальки.
     Вернувшись к карете, он увидел неподалеку крепкого на вид, с умным открытым лицом крестьянина и спросил:
     - Где здесь проживает Илья?
     - Я и есть Илья, а вот мой дом.
     - Говорят, вы много зерна собрали.  Нельзя ли у вас сколь-нибудь прикупить?  За ценой я не постою!
     - Не обессудьте, господин хороший, но продажного зерна у меня нет, - ответил Илья. – Семья у меня большая да и родни – целое село…  Дай бог, самому хватило бы.
     Тогда барин с другого конца подходит:
     - Жаль…  А вот еще слух идет, что дочка ваша мастерица шить и вышивать.  Я бы хотел ей заказать сорочку, узором расшитую!
     - По этому делу не со мной, а с ней нужно разговор вести.  Зайди в дом, спроси, - нехотя пригласил Илья.
     Марья в это время, сидя у окна, как раз занималась вышивкой.  Перешагнув через порог и увидев ее вновь, барчонок просто остолбенел: еще прекрасней, чем прежде, она ему показалась. Только после слов Ильи: «Вот, дочка, к тебе барин пришел», - он чуть-чуть опомнился и, наговорив немало любезностей, повел речь о  «заказе».
     Девушке не хотелось делать работу для человека, причинившего большие неприятности ее соседям, и она ответила, что у нее много заказов, предполагая, что в таком случае барину придется поискать другую мастерицу.
     - Я не тороплюсь, - ответил тот.
     - Но это будет стоить очень дорого! - добавила девушка, и назвала совсем несуразную цену, чтобы все-таки спугнуть нежелательного посетителя.  Однако, влюбленный кавалер на все согласен.  Больше причин для отказа у красавицы не нашлось.
     С этого времени довольно часто можно было видеть барскую карету у дома Ильи. Всегда какое-нибудь заделье находил воздыхатель.  Наведывался будто бы просто справиться, как работа идет,  а сам сидел иной раз не один час, комплименты трекал да по окончанию работы новый «заказ» придумывал.
Вначале очень это семье Ильи не нравилось, а потом привыкли к его визитам.
     Вернемся теперь в нашем повествовании к соседям.  После того, как детали меленки раскатились по всем углам амбара, мать Ивана со слезами на глазах собрала их все и унесла домой. 
На следующий день вернулся с дальних озер сын. С хмурым видом, выслушав рассказ матери, он восстановил разбитую меленку, но та уже не работала.
     - А может, так оно и лучше, - горько проронил Иван, - Слава богу, на зиму запаса хватит, и семена на весну есть.
Совсем иного мнения было большинство сельчан.  Одни – запаса никакого не делали, об надеясь на неограниченные возможности меленки,  другие -  полностью использовали зерно, продав его в городе или же сделав из него вино.  Тут и зачесали головы крестьяне: ну, зиму-то они протянут, перепродав купленный товар, а вот где взять семенное зерно?
     Как-то раз, уже зимой, на дороге возле дома Ильи собралась сама собой кучка пожилых мужиков.  На все лады кляли они житейские свои горести.  И угораздило же в это время Ивана мимо проходить!  Набросились седоголовые земляки на него: сначала с упреками, потом и кулаками принялись взбулындывать.   А он даже не сопротивляется,  только повторяет все:   
     - Ну, не виноват я, мужики!  Не хотел я этого!
     Так, чего доброго, покалечить или вовсе забить до смерти могли разъяренные сельчане парня.  Да выбежали из дома Илья с сыновьями, растолкали драчунов, увещевая:
     - Что вы на него взъелись?  Разве он вас силком к своему амбару тащил?  Сами поля травой зарастили, себя и вините!
     - И то верно, - не враз, но все-таки одумались крестьяне. – Конечно, себя корить надо. А мы свою промашку пытаемся на Ивана спихнуть.  Погорячились…
     - В общем, так, - говорит тогда Илья. – Приходите ко мне вечерком и других мужиков кликните. Деловое предложение у меня к вам будет.  Если договоримся, то без семян весной не останетесь!
     Разошлись успокоившиеся мужики.   Остался один Иван. Сидя на снегу, размазывал он по щекам выступившие от обиды слезы.  И вдруг заметил Марью, тихо стоявшую у изгородки и с жалостью смотревшую на него.
     - Чего уставилась?  Иди к своему барчонку,  - в сердцах крикнул он.
     Ничего не ответила девушка.  Заплакала, уткнувшись лицом в рукавички.
Неловко за себя стало Ивану.  Встал он.  Потом, подойдя к ней, дотронулся до руки:
     - Прости, Маша.  Сам не знаю, что говорю.
     После таких слов Марья, вовсе разрыдавшись, убежала прочь.
     - Не поймешь этих женщин, - подумал Иван. -  Ругаешь – плачут, извиняешься – еще пуще ревут.
      Как раз в это же самое время в доме Ильи сыновья разговаривали с отцом.
     - Чудно как-то, - пожимал плечами Николай. – Знают ведь все, у Ивана сила немалая.  Да и не трус.  Пожалуй, одним махом мог бы раскидать своих обидчиков!  А он даже пальцем не пошевелил….
     - Не велика доблесть молодцу со стариками драться.  Знать, чтит их седины.  Да и вину невольную, видать, чувствует за собой, - рассудил умудренный опытом отец. – Но только так я полагаю сынки, что после этого случая Ивана больше будут уважать люди, чем, если бы, как ты говоришь, он раскидал стариков….
     А вечером, когда у Ильи собрался народ, повел он такую речь:
     - Хочу, я мужики, поставить дом пятистенок. Беритесь за работу, а я зерном рассчитаюсь.
     Делать нечего.  Хотя отвыкли от работы, согласились сельчане.  Но, тут же, поползли по селу домыслы – слухи: у Ильи, мол, с сыновьями, дома есть, не иначе, как дочке приданое собирается готовить. А жених-то известен, – барчонок то и дело красавицу навещает.
     Ножом по сердцу для  Ивана такие разговоры.  Похудел, осунулся, бессонница замучила. К докторам ходить бесполезно, не один из них не в силах вылечить болезнь под названием любовь…
Дошли и до молодого барина последние новости.  Вовсе зачастил: каждый день теперь его карета подкатывала к Ильеву двору.
     - Конечно, деревенский дом мне не к чему, - думал кавалер, - Но пусть потешатся. В крайнем случае, можно после и продать….
     Правда, в вопросе со свадьбой были две загвоздочки. Первая, главная:  отец – барин пока не давал согласия на брак с низкородной, но здесь уже намечались сдвиги, и жених надеялся к весне получить благословение.   Вторая, сущая безделица: он еще не спрашивал согласия невесты и ее отца, но кто откажется породниться с дворянским сословием?  Тем более, он сам не урод, довольно красив, что и впрямь соответствовало действительности…
     А дело со строительством дома заметно продвигалось.  Мужики уже заготовили лес,  окладник положили.
     Зашел Илья к Ивану. Попросил помочь сруб поставить, обещая рассчитаться зерном. Отказался Иван. Ответил, что зерна у него своего хватит – и зиму прожить, и весной посеять. Не к душе ему было своими руками приданое для любимой готовить. 
     - Ну, нет, так нет. На нет и суда нет!, - развел руками  Илья.
     - Не дело это, Ваня, - сказала мать после его ухода. – Вспомни, когда ты маленький был, Илья во всем нам пособлял.  И со вспашкой поля, и с уборкой урожая, и с ремонтом в избе.  Понимаю тебя, но ты представь, что не дом барчонку с Марьей рубишь, а Илье помогаешь.
     Подумал Иван, а утром, взяв топор, отправился к основанию сруба, где уже собрались мужики.  Увидев его, Илья обрадовался:
     - Вот спасибо, Ваня, уважил мою просьбу!
     - Только не за зерно буду работать, дядя Илья, - упредил Иван, - а просто помогу по-соседски.
     Миром-то быстро дело делается.  Дом поднялся как на дрожжах, и уже первый дымок в трубу пустили, двор поставили.
     Всему свой срок.  Уже, глядишь, весна пришла, солнце ласково припекает, проталины везде появились.  Скоро в поле ехать.
     Рассчитался Илья с мужиками, не обидел.  И приглашает:
     - Приходите завтра все с семьями.  Окончание строительства отметим и новоселье – заодно!
     Расходились сельчане и гадали: непонятно все же, чье новоселье Илья справлять собрался?  Свадьбы еще не было, неужели одну Марью отселять надумал?
     К гулянью много стряпни требуется, поэтому Илья попросил помочь с этим делом мать Ивана, вдову – солдатку Дарью и еще несколько женщин.
День выдался на удивление ясный да теплый.
У дома толпилось уже немало народу, а в избу заходить еще не решались.  Но вот подошел по-праздничному одетый Илья с сыновьями:
     - Что не заходите? Пойдемте в хату! - и шагнул в двери. За ним потянулись остальные.
     Из кухни выглянула раскрасневшаяся от печного жара  Дарья.
     - Принимай гостей, хозяйка, - сказал Илья. – Тебе дом строили. Тебе подарок от моего семейства и от всего села!
     Обомлела от неожиданности солдатка. Сельчане удивленно рты раскрыли.  А опомнившись, загалдели наперебой:
     - Ну и молодец Илья!
     - А мы-то гадали, для кого дом!
     - Гляди, Дарья, какой тебе дворец всем миром отгрохали!
     Похваляются. Довольны. Неважно, что не задаром дело делали. Важно, что, в строение свой труд и умение вложили, чем вправе гордиться! Радость у всех на лицах. Один Иван не весел. Только сейчас он понял, как с пользой мог использовать меленку, не испортив бездельем мужиков и не став при этом нечаянно мироедом.
     Марья припозднилась маленько. Пока управлялась дома по хозяйству да переодевалась в праздничную одежду, тут и подкатила знакомая карета. Важно вышел из нее молодой барин. Поднявшись на крыльцо, ступил на порог.
     - А дома больше никого нет. И я тороплюсь на новоселье! - встретила его такими, не очень приветливыми словами девушка.
     - На какое новоселье? - недоуменно вскинул бровки барин.
     - У солдатской вдовы, - пояснила Марья, - Отец ей отдал новый дом.
     - Как так?! – возмутился барчонок. – А как же приданое?  Боюсь, в таком случае мой батюшка не даст согласия на нашу с вами свадьбу!
     От души расхохоталась Марья.
     - Барин, о каком приданом вы говорите, когда вы меня еще не сватали?  Да и не пойду я за вас!  Хоть вы и симпатичный молодой человек, только сердце мое давно уже другому принадлежит….
     Оскорбился франт. Повернул назад. А напоследок так хлопнул дверью, что окна задребезжали.
     Вскоре, говорят, он укатил за границу.  Видно, решил там счастье поискать. Баре, они тоже гордость свою имеют.
     После своего неудачного признания в любви, Иван старался избегать Марью, коль, когда не видел ее, - сердце ныло, а при встречах – так совсем рвалось на части.
     Вспашка на полях шла полным ходом.
Был ясный солнечный день, время  клонилось к обеду.  Иван вел бороздку и, как обычно, неотрывно следил за плугом.  Дойдя до конца поля и подняв голову, чтобы прикинуть, как лучше развернуть лошадь для нового прогона, он опешил.  Перед ним с узелком в  руке стояла его возлюбленная!
     - Здравствуй, Ваня, - сказала Марья. – Вот матушка твоя просила передать… Проголодался, чай?
     Хитрила девица. Сама она напросилась еду в поле снести да еще своих пирожков в узелок добавила…
     Зарделся Иван:
     - Спасибо, конечно…  Да только не стоило так беспокоиться… У меня ломоть хлеба с собой был.
     - А что это, Ваня, ты последнее время как будто избегаешь меня?
     - Ни к чему глаза мозолить.  Куда уж нам с барами равняться… - нахмурился он.
     - С барами? – рассмеялась она. – С какими?
     И рассказала, как дала барчонку « от ворот поворот».
Повеселел взгляд у Ивана, но почти тут же, опять притуманился:
     - Да, верно Епифан говорил,  что принца ты ждешь заморского.
     - Нет, Ваня, мой принц по соседству живет… - И протянула ему узелок. – Я ему один раз отказала.  А посватайся он сейчас, с радостью бы согласилась.
     - Что ты сказала? – у Ивана был такой глупый вид, словно его кто-то пыльным мешком стукнул.   Но спала пелена с глаз, дошел смысл сказанного, - Маша подожди!
     Куда там!  Смущенная девушка от него так припустила, только пятки засверкали.
     Когда окончился сев, Иван Марью и сосватал.  Немного погодя свадьбу сыграли.
     Как-то вечерком сидели молодожены в горнице вдвоем.  Иван достал меленку, поставил на стол и говорит: 
     - Вот из-за этой игрушки чуть счастье свое не потерял. 
Потом, шутки ради, добавил: «Ну-ка меленка мели!».
     И вдруг жерновки закрутились.  Посыпалось струйкой зерно отборное.
     - Ой! – вскрикнула Марья и испуганно припала к мужу.
     - Хватит, меленка, не мели! – не растерялся Иван.  Улыбнулся. – Не бойся, милая.  Поди, умнее стал. Знаю, как дармовщинка людей портит….
     С тех пор стали они жить – поживать, да добра наживать.  Не столько того, что в сундуках лежит, а сколько того, что в люльках пищит…
Каждый год Иван снимал с поля отменный урожай.  А в крестьянское межсезонье со всей округи, мужики победней, собирались к Ивану на подряд.  То мост на речке построят, то школу поставят, то церковь возведут,  то еще какую работу сочинят на пользу всей деревни.
     Расплачивался, Иван Васильевич, всегда зерном не скупясь. Может, с поля урожая хватало для расчета, а может, меленка пособляла. Этого уж мы не знаем…