У стены плача

Фото из интернета

                    Всю осень Иван Васильевич нудно переезжал. И не из города в город, и не из страны в страну, а с дачи в городскую квартиру. А почему так долго? Так потому, что квартира требовала капитального ремонта. В их собственную, где они раньше проживали с супругой, решили поселить взрослого сына, а самим перебраться в однокомнатную покойной матери Ивана Васильевича, которую ранее сдавали.
                    Объяснять, что значит сдавать пять лет подряд, да ещё разным квартирантам не приходится. Квартиру убили.
                    Первая нанятая ремонтная бригада не работала, но требовала денег. Вторая  - только аванс, но работала, как при советской власти с повремённой оплатой труда, а на дворе холодало.
                    В прошлом дачном сезоне решили, что печку топить незачем: пилить, рубить дрова – силы, увы, не те, а потому в печке устроили полку для посуды и повесили занавеску. Теперь включили все обогреватели, но термометр выше шестнадцати градусов не поднимался.
                    В народе говорят, что ремонт равносилен пожару, но всё-таки пожар гуманнее. Когда горит - там нет человеческого фактора, от которого даже самолёты падают! Но всё имеет конец. Без денег, в долгах и отдышкой, наконец, въехали!
                    Первый этаж. Красота! Можно наплевать на лифт, на его поломки, ежемесячную кражу какой-то катушки, которую бомжи сдают вторцветмет. Пять ступенек и ты у своей двери!

                    Сели пить чай с шарлоткой. В  окне, выходящим во двор, лепота… качели,  скамеечки. Мамы с детками гуляют. Правда, собачки меж своих хозяев бегают и гадят по мере сил. Зато все магазины, как сейчас принято говорить, в шаговой доступности – всё-таки центр!

                    Вдруг  раздался жуткий визг и б-бах! Страшный удар со звоном, как по рельсу на сходке заставил подскочить Ивана Васильевича со стула и выронить кусок шарлотки на штаны,  Марина пролила чай. Хозяин пошел выяснять, кого убили или покалечили. Оказалось – никого. Стучала металлическая дверь с домофоном. Иван Васильевич осмотрел площадку перед дверью. Плита  бетона, поднятая на высоту трёх ступеней занимала достаточно большую площадку, ограниченную двумя выступами несущих стен, с нависающим над ней козырьком лоджии второго этажа. Человек, стоящий на ней своей макушкой доставал отлива окна кухни их квартиры.

                    Поняв причину грохота,  с трудом оттянув на себя дверь, попробовал прошмыгнуть в неё, насколько хватало его расторопности, но коварная дверь с такой силой хлопнула катапультой хозяина по заду, что он взлетел на пять ступенек вверх, выронив трость.
                    - Нет худа без добра, - отряхнулся он, докладывая Марине результаты осмотра.
                    - Что делать будем? – спросила Марина. В этот момент дверь опять бабахнула, - ведь так  и ночью…
                    - Да нет… ночью люди спят…
                    Но спят, оказалось, далеко не все, как и наши герои.  Они ложились в два, три часа ночи. Просыпались соответственно поздно. Вечерние и ночные выстрелы оказались цветочками. Рано утром раздалась канонада, как на Курской дуге.
                    Наконец, наступила пауза, Иван Васильевич сел за компьютер, а Марина провалилась в нервный сон.  Часы показывали три ночи. Потыкав немного пальцем по клавиатуре, он тоже решил вздремнуть.
                    В пять утра  металлический лязг и рокот дизеля опять разбудили хозяина. Шум издавал продирающийся сквозь строй припаркованных легковушек  мусоровоз к домовым контейнерам. Как раз один из них располагался с края их квартиры.  Дизель бубнил, кран поднимал контейнер, который с лязгом и шумом сваливающегося мусора, скрипел и стонал.
              Марина положила на лоб мокрое полотенце и выпила кетарол. Иван Васильевич опёршись животом на  подоконник, наблюдал технологию погрузки и суету дворничихи. Она, написав на куске картона красным карандашом плакат, крепила его на лобовом стекле мешавшей процессу легковушки:
            - Не ставь машину, урод, перед  мусорником!
            - Ты же инженер, Ваня, изобретатель - жалобно стонала Марина, - придумай что-нибудь! Я больше не могу.
                    Вскоре они забылись в тяжёлом сне. В восемь утра Ивану Васильевичу приснилось, что он в Иерусалиме. То ли в синагоге, то ли у стены плача. Вчера ночью по телевизору они с Мариной смотрели передачу об Израиле. Шум голосов толпы заставил его подняться и пойти на кухню к окну. Он увидел лес пожилых женских шапок, платков и мужских ушанок. Бабки оживлённо что-то обсуждали, опираясь на клюшки. В их разговоры вплетались старческие мужские тенора и баритоны.
                   - Мы что, у Мраморной арки в Гайд-парке? – спросила спросонья Марина.
                   - Нет, мы в синагоге! – кряхтя, ответил Иван Васильевич, - а скорее у стены плача, которую зачем-то переместили к нашему окну!
                   - Ваня, - жалобно попросила Марина, - сходи, скажи им, пусть едут в Иерусалим…
                   - Одевшись, Иван Васильевич вышел на крыльцо подъезда.
                   - А что тут происходит? - спросил он крайнюю старуху с кошёлкой.
                   - Ты шо, милок, - прошамкала бабка, - жавёшь, а не знашь… Машину мы ждём с молоком, творогом и сметаной.
                   - А чего же под моим окном? Что, другого места не нашлось?
                   - Так тута удобней! И дождик не достаёт, и машина супротив останавливается! А вон и она, милая…
                   Жигуль с фургоном и, правда, остановился напротив подъезда. Их него выплыла дородная краснощёкая тетка в фартуке и платке. Она, раскрыв двери фургона, открыла свою торговлю. Закончилось все около девяти.

                   Иван Васильевич включил чайник, отрезал  лимон в чашку, бросив туда две таблетки заменителя сахара, и уселся пить чай, с опаской поглядывая в окно. Через дорогу за бордюром под акацией стоял металлический стол с двумя  скамейками. Вскоре около него стала собираться молодежь с пивными банками и бутылками…
                   - Эх! – подумал Иван Васильевич, - скорее бы весна и дача!