Операция

                    - Позовите Петра Алексеевича, - бросил ассистенту  кардиохирург, - пусть он посмотрит.
                    - Зачем это? – подумал Иван Васильевич, лежащий под местным наркозом на узком, жестком и очень неудобном столе с привязанной рукой к капельнице, - наверное, мой сообразить не может. Что-то не так…Вот чёрт!

                    В операционную пришёл заведующий отделением. Невысокого роста, плотный,  в очках, на голове шапочка из пёстрой ткани, похожая на таджикскую тюбетейку. Он подошёл, щелкнул тумблером и над Иваном Васильевичем поехал по окружности аппарат, напоминающий рентгеновский. Затем он начал перемещаться вдоль. Казалось, конца этому не будет, а хирурги на Ивана Васильевича ни малейшего внимания не обращали – они уставились в большой экран монитора и обсуждали увиденное.
                    - Тут все показания к шунтированию, - произнёс Пётр Алексеевич, - четыре шунта. Эти два стента, которые  поставили раньше положения не исправили. Поражение многососудистое…
            - Да, но профессор сказал ещё в прошлый раз, что он не выдержит. Степень риска высока… Возраст, диабет, куча операций и всего другого…
            - Правильно сказал, нам лишние трупы не нужны.
            «Труп» засопел и заведующий, как бы случайно увидел, что здесь ещё кто-то есть, кроме них,  спросил:
            - Как вы себя чувствуете?
            - Как труп!
            - Не слушайте, что не положено. А говорят возраст!  Слышит как молодой, сказал заведующий, обращаясь к хирургу.
                    -  Сейчас вам дадут кислород и надо запомнить на будущее: черепаха ходит медленно, а живёт долго! Вот так-то!
                    - Так что делать? – хирург обратился к заведующему.
            - Поставим стент в обводную, а то  тут инфарктик намечается, а эти два на входе оставим на осень… Хотя места уж очень проблемные… Видишь как бляшка стала… И продавить. Стент я сам поставлю… Света! Давай  три с половиной на тридцать восемь!
            - Пётр Алексеевич, - на тридцать восемь нет.
            - Давай на тридцать пять…
            - На тридцать пять тоже нет.  Есть на тридцать три…
            - Неси…
            Лоб Ивана Васильевича покрылся холодным потом:
            - Всё кабздец, - подумал Иван Васильевич, - приплыли. Инфарктик – это зачем? Уже один был...И ничего, что надо, у них нет… Поставят какую, никакую кочергу! И живи, как черепаха! Ещё посоветует ползать, как она или крабом ходить!
                    - Как вы себя чувствуете? – опять обратился заведующий.
                    - О черепахе думаю, - загудел Иван Васильевич в намордник кислородной маски.
                    - Отлично, юмор наш союзник! Сейчас закончим, - и уже к хирургу: - смотри, Саша, как красиво сидит! Зашивай, я пошёл.

            К ужину Иван Васильевич отзвонился родным и близким из палаты. С такими операциями больных в реанимацию не отправляют. Теперь ему предстояло сутки пролежать на спине.
                    Соседа справа – пожилого, на вид крепкого и очень энергичного мужика с пивным животиком, готовили к операции АКШ (шунтирование) и он после каждой технологической процедуры радостно сообщал по мобильнику супруге в район:
            - Зин! Всё в порядке. Клизму сделали! Теперь весь передок брить будут. Щекотно, наверное! Ты завтра рано не приезжай.  Операция идет часа четыре, а потом в реанимацию.
                    Нет… Тебя туда не пустят, и не думай! 
Что? Да не боись – я здоровый, не такое выдерживал!  Сообщу, когда повезут.

            Иван Васильевич – тёртый калач, в больнице не первый раз. Со вчерашнего дня перезнакомился со всеми в палате. Сейчас его интересовала финансовая сторона вопроса.
            - Михалыч! – спросил он больного, лежащего слева у окна, которому два дня назад поставили стент, - почём нынче морковка?
            - По разному, - ответил тот, - кто какими бабками  располагает, я, так, по бедноте три отдал и всё.  Что с меня взять? Червяк огородный. Теперь палец придётся сосать до пенсии. Квоты полгода ждал после инфаркта. Сунул своему в карман халата, а там, хоть трава не расти! Витёк вон пять отдал, кто как. Тебе осенью опять приходить – так, что думай сам…
            - Анастезиологу  при коронарке и стентах вообще отдельно не платят. Они там сами разберуться… Вот шунтированные, тем в копеечку влетает. Там даже с огородного ряда меньше тридцатки не пашет, а так от тридцати до хрен знает сколько! Да анастезиологу не меньше пяти. А там реабилитация – санаторий бесплатный положен. За него ещё от пяти до десяти выложить надо. А куда денешься? Путёвка меньше тридцатки не стоит! Кто тебе просто так её даст? Вот, прямо из палаты, да в рай санаторный! А у кого нету – тот петушком, домой на печку!
 
            Утром увезли соседа справа. С каталки он бодро доложил супруге по телефону, что он готов, как пионер, а вечером заплаканная супруга с дочерью в чёрных платках забирали его вещи. В палате повисла тишина…

                    Прошло четыре дня. Утром в восемь профессор обходил с заведующим и лечащим врачом палаты отделения. Подошли к Ивану Васильевичу. Лечащий доложил. Живчик-профессор потёр ладошки и сказал:
                    - Отлично, отлично! На выписку его. Завтра.
                    - Профессор, я слышал у меня проблемные места… - запел Василич.
                    - Дружок! У всех полно проблем. Вон в мире что делается! - перебил профессор. У тебя же дача есть? Ведь хвастал на консультации, если я не ошибаюсь. А березы там растут?
                    - У меня две березы, профессор.
                    - Вот и сиди в коляске под берёзой.
                    - Но, профессор, а как же…
                    - Всё дружок, всё, мне бежать надо. Мы своё сделали, теперь ты с Ним, понимаешь, с Ним договаривайся! - и он выразительно поднял большой палец, показывая на небо.