Командировка

              Телефон коротко «взвизгнул» – пришло сообщение. Драган,  глянул на часы, полежал,  осторожно, чтоб не разбудить  Милинку, встал, взял его с подоконника.
               «114». Это означало: «все готово», «ближайшее время», «подробности в четвертом по списку почтовом ящике».
               Положив телефон, он осторожно прошел на кухню.
               За окном был город в жизни своих огней.
               «Почему днем кажется, что город необитаем? А ночью… Кругом жизнь.  Всех хорошо видно. Кто-то куда-то спешит, а кто-то наоборот сидит в тиши… Почему и когда вдруг стало так, что ночью люди чувствуют себя свободнее?..»
               Драган щелкнул выключателем на чайнике и сел за стол, подвинув к себе пепельницу. Закурил, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.
               – Спят? – в дверях стояла Милинка.
               Драган, молча, кивнул.
               – Они стали лучше спать. Спокойнее. Израстают. Большие совсем, – она прошла в угол и села, подтянув колени к подбородку и натянув на них рубашку.
               – Большие, – согласился он. – Будешь кофе?
               – Буду. Только бы и жить да жить сейчас.
               – Ты права.
               Драган встал и прошел к столику, чтоб приготовить кофе.
               – Ты ждал… ты ждал этого сообщения?
               – Да. Его.
               Не думал, что так… что так быстро оно придет.
               – Быстро?.. Мне кажется, что прошла вечность. Я устала от твоего ожидания его. И что теперь?
               – Мне придется уехать.
               – Когда?
               – Не знаю. Днем узнаю. Сегодня.
               – Драго… Драго… А как мы?
               …– А как я, Милинка?
               – Драго… Пятнадцать лет прошло. Нам надо думать о будущем, о детях, о себе, а не о прошлом.  Как ты это представляешь: жизнь без тебя?
               И что вы можете? Ведь сколько их?.. А вас?..
               – Нам нужны первые трое. Только трое. Только первые.
               – Опять!..
               …Они приказ выполняли. Кто-то же им его дал? При чем здесь они?
               – А пусть: хоть кто!.. Первые ракеты на город пустили они.
               Милинка, я только про первые ракеты. Больше не о чем.
               Не о тех, кто приказ давал, не о тех, кто им давал приказ, не о тех, у кого все деньги мира в руках и кто отдает эти приказы, а дальше винтики и колесики крутятся – исполняют эти приказы.
               Я только о первых трех, которые его исполнили. Которые нажали кнопку.
               – Ты же сам говоришь: приказ. Присяга. Клятва… или как там?..
               – У меня тоже клятва. Отцу. Руке отца.
               Она была видна из-под бетонной плиты и пальцы… как будто звали меня… мелко вот так дрожали, сжимаясь…  как будто звали. Звали к себе… Меня.
               Ты сама помнишь тот день.
               У наших детей никогда не будет ни бабушек, ни дедушек. Некому с ними идти  в зоопарк.  Ты помнишь наш зоопарк? Его-то за что разбомбили?
               «Они»…
                …А как я?..
               …Бери кофе. Остынет.
               – А как я? – Милинка взяла чашечку, обняв её ладонями.
               – Если что случится… Скажешь детям, что их отец был солдатом.
               – Как скажу? Они же уже большие. Они тебя хорошо помнят. Как я скажу? Опять… Потом они будут мстить уже за тебя… Когда-то это же должно закончится? Кто-то же это должен закончить?
               …Как… Как?.. Объясни мне. Как мы выживем в этом мире если это никогда не закончится?..
               – Они всегда будут хотеть, чтоб закончили мы. Мы, стоящие на коленях. А они каждый раз будут бомбить и призывать к миру. А мы будем стоять на коленях. Они будут бомбить, а мы стоять… Они бомбить, а мы… Надо прекратить бомбить. Дать людям право решать самим. Пусть не правильно. Но самим. А они должены прекратить бомбить!..
               Милинка. А представь, что судьба бы не свела нас с тобой в той больнице. Как бы мы прожили и где эти годы. Как и где? Нам повезло, что было на кого опереться. На кого? Только друг на друга.
                Ты хочешь, чтоб эти годы повторились? Ты все помнишь? Или что-то вычеркнула. Выкинула, чтоб никогда не вспоминать? Мы должны жить. Жить. А значит отдать все долги. Я же не один такой. Нас тысячи. Тысячи поставленных на колени. Мне стыдно перед моими детьми. Мне стыдно перед твоими и моими родителями. Мне стыдно перед своей сестрой. Ты же помнишь её. Она осталась навсегда младше наших детей. Мне перед ней стыдно.  Мне перед нашими детьми стыдно.
               Милинка, мне перед тобой стыдно…
               – Господи, спаси всех нас!
               Драго… о чем ты говоришь? Те же люди не виноваты… Пойми: не виноваты!..
               – А кто? Кто виноват? Кто?
               Кто выпустил те ракеты?
               …А они останутся живы.
                Они будут жить.  Пусть живут…
               У нас – некому водить в зоопарк, у них будет – некого… Это они придумали и построили такой мир.
                Вот в таком мы и будем жить: они и мы.
               – Ты слышишь себя?  Ты, себя слышишь? Вы все сошли с ума. Вы – безумцы. Вы хотите стать убийцами, вообще, не в чем неповинных людей?
               – Мы хотим довести, начатое ими, по их правилам до конца.
               Не больше. Но и не меньше. Они установили правила, выпустив те ракеты.
               – Господи! Ты не слышишь меня.
               – Он и меня не слышал. Никого не слышал.
               …И ты не слышишь…
               – Драган. Я не смогу жить с убийцей. Ты это понимаешь?
               – А ты с ними уже живешь. Ты сама сказала, что их было много. Много! Они вокруг нас с тобой. Это они разрешили нас убивать. Они награждали своими орденами своих солдат за убийство моих и твоих родителей. Они вокруг нас. Без их поддержки этого кошмара не было бы. Они – убийцы. Они – убийцы.
               И мы живем  рядом с ними. И ты, и я,  наши дети живем рядом с ними. И чтоб не стать таким же, я должен стать солдатом своей страны. Пусть страны, которой нет. Пусть! Солдатом. Не убийцей. Солдатом. У наших детей отец – солдат, а не убийца, посылающих других убивать.
               Он сам защищает себя, тебя, детей, свою страну и землю. Сам. Свою. Где-то в ней наши родные. Поэтому защищаю всю её. Всю. И все, что вокруг.
               Мне неважно на чьи головы падают бомбы. Мне важно, что кто-то их сбрасывает. Конкретно – кто-то их сбрасывает. Кто-то…
               И я воюю против конкретных… против них. Они получают деньги за то, что сбрасывают бомбы. У них нет к нам ни зла, ни обиды. Для них это работа, за которую платят.
               А я плачу деньги, чтоб никто не сбрасывал бомбы. Вот в чем разница между нами. И не только плачу деньги. Плачу и твоими и своими слезами. Слезами наших соседей. Слезами своих детей…  Я отдаю. А они берут.
               И всё! Вот так. Вот в чем разница между нами. Я готов заплатить всем, а они готовы получать только деньги.
                Они выбрали свой путь – получать деньги за убийство. Они что: защищали свою землю? Своих родителей? Своих сестер? Кто их звал к нам?
               Они просто получали деньги, поскольку для них это самое главное – получить деньги и остаться в живых, чтоб потом получить ещё деньги. Это их жизнь. Вот пусть к ней и получат приправу. К их плескавице наш соус. «Хочешь получить это?.. Получи и приправу к этому».
               «Хочешь убивать – приготовься плакать!» Конечно, слезы для них не самое страшное. Для них страшнее всего – потерять деньги. Деньги.
               Но мы не можем это изменить… Пусть будут у них деньги. Деньги и больше ничего. Не будут плакать?.. Пусть не плачут. Пусть будут богаты и счастливы.
               За что ты меня ругаешь? У них будет все, что они хотели и хотят. Свобода и деньги. Мы у них не отнимаем ни свободу, ни деньги.
               Свобода от родных и деньги, которые можно тратить только на себя. Мы даем им то, чего они хотели, хотят и будут хотеть.
               Все – как хотели.  Все – к чему стремились, убивая нас. Ради чего убивали нас. Они нас с тобой убивали, но не убили. Убивали, но не убили. Они наших неродившихся детей хотели убить. Но не убили!
               …Я не могу на глазах у своих детей жить на коленях. Пойми меня…
               Милинка вытерла навернувшиеся слезы, встала, подошла к окну.
               – Когда?
               – Сегодня узнаю. Надо дойти до кафе прочитать почту. Там подробности.
               – Что детям сказать?
               – Скажи, что поеду в Мексику в командировку.
               – Ты действительно поедешь в Мексику?
               – Да.
               – Они будут ждать подарка оттуда…
               – Привезу.
               …Согласись, что я мог тебе ничего не говорить. Но мне стыдно и перед тобой… А я не могу врать тебе.
               …– Я детей в школу сама отвезу.
               Тебе сделать бутерброды?
               – Не надо! Сядь, посиди рядом. Скоро ребятишки проснутся. Накурили тут с тобой. Ругаться будут.
               – Будут. Большие уже…
               …Когда Милинка  вернулась – в доме никого не было.
               На подоконнике в спальне лежали: телефон Драгана, его наручные часы и желтый ключ.
               Его она хорошо помнила ещё с тех пор, когда Драго мальчишкой бегал с ним, болтающимся на шее, на длинном черном  шнурке, по двору их дома в Белграде.