Парикмахерская

Я всегда не любила парикмахерские. Начиная от их запаха и кончая парикмахершами. То они казались мне слишком медлительными, и я однажды просто сбежала недостриженной и непричёсанной, просидев у мастера два часа. Иногда попадались грубые и хамоватые: помню, раз меня подстригли, сказав: «Ну, а феном можете сами подсушить.» Ещё были навязчивые, что тоже раздражало.

Верхом отвращения было, когда блудливыми ручонками мне пытались делать массаж головы, царапаясь в волосах длинными коготками, и выражая при этом своим лицом странное блаженство.  Тогда омерзение передёргивало меня с головы до ног, и я просила заняться делом. Ну, вот такое я – оно!

К счастью, наконец, попался молодой человек, который был не только хорошим мастером, но и художником в своём роде. Говорил он деловито, спокойно, разглядывая клиента, как объект своего творчества. И я стала ходить только к нему.
Когда влетела в салон, Андрей уже готовил место, раскладывая свой инструмент.

- Как всегда: подкрасить, придать форму, уложить, пожалуйста, - выпалила я после приветствия, переводя дух и поудобней усаживаясь в кресле.
Мы обсудили краску, Андрей посоветовал новую маску для волос, уточнил длину и приступил к работе. Я же вернулась к своим мыслям, глянув на часы и попутно прикидывая, успею ли в химчистку.

Потом думы перешли на дочку, которую мама забирает сейчас из садика. Сегодня их там должны были фотографировать, а она по закону подлости, умудрилась накануне посадить себе шишку на лбу. Впрочем, большинство моих детских фото грешили тем же, да ещё – вечно содранные коленки, замазанные зелёнкой…

Тут мои мысли прервал уморительный мужской смех. С некоторых пор мужской и женский залы объединили в один общий. Я огляделась: все семь кресел были заняты. Шесть мастеров – женщины, и сидели у них клиенты – мужчины. И только в моём случае было наоборот.

Все шестеро представителей сильной половины человечества были жизнерадостны, умиротворённо чирикая со своими мастерами. Некоторые из них откровенно балдели от массажа головы, другие рассказывали о том, как день прошёл, что видели по пути, о ценах и машинах, о направлениях моды в мужской одежде и даже о европейском маникюре. Во, как!

- Пока краска будет действовать, могу предложить Вам чашечку кофе, или чая. А может – журнал? – спросил Андрей.
Я поблагодарила и отказалась. Тогда мой мастер удалился в недра салона, а я стала разглядывать публику и себя в зеркале.
Вид у меня был тот ещё: тени под глазами, суровые носогубные складки опустили уголки рта вниз, кожа лица тоже оставляла желать лучшего.

- Ну, что, Нюся, как ты дошла до жизни такой? – спросила я у своего жалкого отражения в зеркале. – Ты посмотри на мужчин: им от тридцати до семидесяти, а все они, как огурчики! И пришли сюда, словно в клуб, или к любимой женщине. Полюбуйся, с каким удовольствием общаются. А их, между прочим, с удовольствием слушают. С ними кокетничают, секретничают, их понимают. А с каким юмором эти мужчины рассказывают о прошедшем дне!? И никакие мирские заботы, или политические катаклизмы не морщат их лбов. Учись!

И ещё: ты посмотри, как их тут уважают! Вот, чего вечно не хватает в обычной семейной жизни! Нам часто кажется, что муж несёт какую-то чепуху, что он недостаточно умён, общителен, остроумен… Да разве про любого из них такое скажешь? Как оказывается мало, и, в то же время – много, нужно человеку, чтобы раскрыться! А может, просто, мы не тех выбираем? Или о себе слишком высокого мнения?

К соседнему креслу подходил новый клиент: высокий, худой, бледный, с впалой грудью.
Мастер – упитанная, весьма пикантная штучка, поколдовав над своим столиком, ласково одарила новичка улыбкой. Вишенки её глаз указали ему на кресло и опять сосредоточились над своим столиком. Спина её, словно говорила: «Ну, посмотри на меня!»  И парень не спешил садиться. Он с вожделением уставился на бусы, обрамлявшие её белую шею и завиток волос на ней.
 
Тут же вспомнилась знакомая сцена из «Вечеров на хуторе близ Диканьки»:
- А, что это у Вас, прелестная Солоха? – словно завис в воздухе немой вопрос.
Наконец клиент был усажен, и через пять минут они уже мирно беседовали как давние знакомые. Парикмахерша нахваливала его вьющиеся волосы, поглаживала по голове и уютно похохатывала. И это – всё! Он был готов лежать у её ног. Даже, если бы она нечаянно отхватила ему часть уха – он бы не пикнул.
Я продолжала наблюдать жизнь. Благодушная улыбка блуждала на губах.

В салон вошёл старичок – немощный, с трясущимися руками и расстёгнутой ширинкой. Видимо он был глуховат, потому, что говорил громко, отчётливо произнося каждое слово. И спрашивал он о том, нельзя ли его подстричь за пятьдесят рублей. Ну хоть немного.

Я жестом показала девочке за стойкой, что оплачу за него. Выходящий солидный мужчина, без слов, и чтобы старик не заметил, положил за него денежку. Администратор, улыбнувшись деду, сказала, что как раз сегодня у них скидки для пенсионеров и пригласила в освободившееся кресло. Все облегчённо вздохнули.

Пришёл Андрей и продолжил работу. Когда он стриг, то иногда отклонялся в сторону, чтобы взглядом скульптора оценить своё творение, иначе не скажешь.
- Вот, это по мне! – скользнула мысль. – Какие мы всё же разные! Но какой великолепный сюжет мне сегодня подвернулся! – усмехнулась я себе.

А мысли были уже в завтрашней работе. Думалось, как я успею и договор доделать, и в арбитражном суде всё правильно разрулить, и «не дай бог Ваня – студент, подрабатывающий у нас, заболеет – тогда не успеем к нотариусу», и так далее.
– Опять ты рогами в землю? – подумала я о себе, строго глянув в зеркало.
В салоне стоял дружный гогот. Это один клиент анекдот рассказал.

А мне вспомнилась работа в одном рекламном агентстве.
Нас там буквально тиранила своим скверным характером одна дамочка. И вот, как-то наш директор взял себе в референты одного очаровательного молодого человека с редким именем Юлий. Девчонки конечно сразу хвосты распустили и навели боевой раскрас.

Но Юлик, так его стали все скоро звать, был безупречен, словно манекен, со всеми ровно любезен, но не более того. Всегда элегантен, лёгок, непринуждённо разговорчив, абсолютно точен в работе, и всегда – над нашим сообществом. Всех женщин он называл девочками, а мужчин – парнями. К директору – с лёгким поклоном и по имени отчеству.

Когда дамские попытки захомутать его разбились о неприступную крепость, поползли всякие домыслы и слухи. Но как появились, так и уползли в неизвестном направлении.

Проходя мимо с чашечкой кофе, он для каждого находил доброе слово. Похвалит духи, или шарфик, а то и покажет, как можно его необычно завязать, чтобы облику придать другой вид. О моде, одежде, макияже он знал кажется всё. Дружить с ним было одно удовольствие.

Наши парни говорили, что он также хорошо осведомлён о спорте, машинах, ресторанах и полезной пище. Одевался Юлик элегантно, с дорогой простотой, и всегда в светлые тона, что для русского человека – редкость. Ну, а красиво ходить я сама у него училась.

В общем, все интересы он замкнул на себе, но так тонко, что многим казалось, что шеф наш – молодец, ибо работа пошла в гору, а все распри в коллективе прекратились.
Когда же он неожиданно для нас уехал на ПМЖ в Америку, коллектив впал в ступор. Через год контора прекратила своё существование.
 
Ну, вот и причёска моя готова. Хорошо, что вспомнила про Юльку. Сразу захотелось быть подтянутой, элегантной, улыбающейся. А улыбнувшись, я сама себе понравилась в зеркале. Андрей тоже радостно смотрел на своё творение. Я уже предвкушала, какая реакция будет дома, как маленькая дочурка оглядит меня внимательно и серьёзно и скажет:
- Мама, ка-ка-я ты красивая!