И поговорить не с кем

      Соседка моя, Мария Ивановна совсем загрустила. Раньше пулей металась, то в магазин, то в поликлинику, то на почту, то еще куда. А тут, что удивительно, к лавочке её потянуло. Сидит одиноко, грустно так на народ смотрит, в глазах печаль. А в голове мысль, я это сразу раскусил: «Ну, кто поговорит со мной? Кто поговорить хочет, а?»
      Дом то у нас молодой, а потому суетливый, шумный,  крикливый.  Все куда-то торопятся, бегут, едут, что им, одинокая старушенция.
      Кто работает, так те уж поутру раненько к метро, да троллейбусам отбыли. Автомобилисты поурчали, побибикали и тоже разъехались. Молодые мамочки детишек по коляскам, и в лес, на прогулку. Была в подъезде консьержка, баба Люся, так на прошлой неделе уволилась и подъезд осиротел.
      К полудню лишь дворник Хаит пыль у дома разгоняет облезлым веником. А с ним разве поговоришь, узбек, по-русски ни в зуб ногой. Только кивает и улыбается.
      А Мария Ивановна общаться желает! И немедленно.
      Как она в нашем доме оказалась? Да просто всё.
      Муж пару лет назад умер, и дети решили за счет мамкиной квартиры, расширится. Трешку Марии Ивановны разменяли на однокомнатную и двушку, а ту, сразу со своей двухкомнатной, обменяли на трехкомнатную, но улучшенной планировки.
      Всё правильно, зачем ей огромная,  но пустая квартира. Дети и внуки довольны, ещё бы.
      Однако, правильно, то правильно, но после семидесяти, это уж слишком отважный шаг.
      – Мария Ивановна, что грустим, что печалимся, что случилось, может?
      – А…  Это ты, сынок. Сядь, посиди.
      Соседка пододвинулась, приглашая присесть. Её «сынок», меня всегда умиляло, мне уж за шестьдесят, а она «сынком» величает. Наверно сохранился неплохо. Приятно слышать.
      – Не захворали, часом?
      Мария Ивановна молчала. А на глазах слезы.
      – Ладно, ладно, успокойтесь. Может вам воды принести? А может что болит, так в больницу мы мигом. Что случилось Мария Ивановна?
      – Ничего, всё нормально, но тоскливо что-то  на душе. Вы знаете, за неделю вы первый с кем я говорю. Разве так может жить человек? Может, я спрашиваю?
      – А ваши где?
      – Мои-то? Мои смылись на курорты, в Таиланд. Отзвонились лишь, что добрались нормально. Я их понимаю, сами хотят отдохнуть, да детишек погреть на море. Пусть отдыхают. Не в них дело. А дело вот в чем. Знаете, Павел, сегодня отделение сбербанка после ремонта работать начало. Не были еще?
      – Да? Отлично новость, надо бы сходить, спасибо, что сказали.
      – Вот я там побывала и расстроилась ужасно. Вам не понять.
      – Так вы поясните, я мужик сметливый, пойму.
      – Поговорить там в этом банке уже не с кем.
      – Как так, они что, опять закрылись?
      – В том то и дело что работают. Всё чисто, светло, аккуратно, просторно, очереди совсем нет. То и беда, поговорить теперь не с кем! Раньше потолкаешься среди пенсионеров, пошумишь, всё по-людски себя чувствуешь. А сейчас, взял номерок, присесть не успел, а слышишь: «А-45, седьмое окно», а там девочка: «Слушаю?». Ну и что я ей скажу, все квитанции за этот месяц уже оплачены. А она: «Всего доброго, спасибо, что выбрали наш банк». И опять: «А-46, седьмое окно», то есть иди мол, Ивановна, домой. А я не хочу, мне поговорить хочется.
       Я рассмеялся.
       – Так нам всем радоваться надо, быстро работают, значит, наше время берегут.
       – Какое время! У меня его и так в избытке. Я поговорить хочу, понимаешь?  И ведь так почти везде сейчас, всё как на эскалаторе. Встал на ленту и всё, поехал, поехал, только за поручень держись, чтоб  не грохнутся, не до разговоров. А я, поговорить хочу.
       Мария Ивановна начала понемногу отходить, слезы высохли,  глаза уж загорелись.
       – Наш продуктовый закрыли, так?
       – Ну да, закрыли. Так он совсем маленьким был, десяток человек войдут и всё. Зато супермаркет вон в пятидесяти шагах, всё есть, бери, не хочу.
       – То-то и оно, бери, не хочу. А поговорить с кем? Все занятые такие, бегают по залу с тележками. И заметь, на кассе очереди опять же нет. Раньше в нашем хоть скандалили, так посмотреть можно было, а теперь: «Спасибо, что выбрали наш магазин, Заходите ещё. Всего вам доброго».  А поговорить с кем? На днях в собес наведалась, пусто, одни  тётечки в окнах. А что я у них спрошу? У меня уж всё есть. Мне поговорить хочется, а там пусто, никого нет. Походила, походила, да и домой. На лавке вот сижу целый день, все куда-то бегут, все спешат, заняты, у всех своя жизнь, не до меня. А поговорить?
       Мария Ивановна совсем пришла в себя. Улыбнулась, чуть поправила спинку.    
       Я понял, человек пообщался, всё с ним в порядке.
       Мы еще с десяток минут посплетничали со старушкой, о том, о сём, про погоду вспомнили, про  детскую площадку, которую никак ДЭЗ не отремонтирует. Я  пообещал зайти к ней на чаёк. Очень уж просила, добрейшая Мария Ивановна. 
       А что, может, как ни будь и забегу.

       Распрощавшись я  ушёл, но честно говоря, ушел озадаченный.
       Ясно, тоскует вдовушка-старушка, одиноко ей, понятно. 
       Дети, тоже свою лепту в эту тоску зеленую внесли, и это тоже понятно.   
       Жизнь стремительна, всё же двадцать первый век на дворе, машины, компьютеры, смартфоны, мобильники, всем некогда, и это так.
       Но вот, чтобы так вот воспринимать  явные человеческие блага?
       Вопрос.
       Так что, если нет очередей, это хорошо, или как?
       А, впрочем, вспомните, это я тем, кто постарше. Вспомните, наши очереди в той, прошлой жизни.
       Противно было? 
       Конечно, мерзко, противно.
       Но уж где-где, а уж в этих очередях точно можно было обо всем поговорить. Там тебе и консультации больных, бесплатные причем. Там тебе и последние известия, да еще с комментариями: «Я вам точно говорю!» И что, и где купить, да еще и почём, тоже тебе там скажут. А уж устроиться на работу, или куда пойти учиться, так в самый раз, именно  в очереди,  тебе помогут.
       И вот что я подумал, то был наш нынешний интернет.
       Но!
       Но, что самое  главное было в нем, а?
       Да всё просто, он был с человеческим лицом!
       Ну, я не прав?