Почему он соврал

  Было это давно, ещё в студенческие годы. Однажды мы, весёлые и голодные, после лекций дружной стайкой отправились на рынок купить что-либо на обед, да так чтоб было дёшево и сердито.

  Южный город на Кубани, ранняя осень, прилавки ломятся от овощей и фруктов. Глаза разбегаются, слюнки текут, а денег у студентов, как всегда, кот наплакал – рубль с чем-то, на который, по тем  временам, можно было одному человеку один раз пообедать в столовой. А нас было человек  пять или шесть, и у всех зверский аппетит.

  С нами, девчонками, был  общий любимец однокурсник Санька, который никогда не унывал. Идём по рынку, болтаем, хохочем, смотрим по сторонам, выискиваем что получше да подешевле. Издали приметили горку помидоров – ну просто красавцы, один в один, крупные, спелые, блестят на солнце  алыми боками, сами в рот просятся.

  Но вокруг такой шум стоит хоть уши затыкай. Слышны крики:

  - Спекулянтка! Три шкуры дерёшь – совести у тебя нету!
  - Ну и проваливай отсюда, кто тебя звал? Если нищие, так идите на свои копейки гнильё покупайте, нечего тут торчать!

  Продавщица – тётка ещё  та: грузная, мясистая, глаза злые, руки здоровенные, жилистые. Но помидоры у неё просто загляденье: купить бы, но  мы и подступиться боимся; того и гляди перепадёт нам горячих осколков от  чужого конфликта.

  Мы уже развернулись уходить от греха подальше, но тут Санька, внимательно наблюдавший за баталией, усмехнулся и говорит:

    - Подождите, девчонки, я сейчас из этой жабы человека сделаю.

  Мы, конечно, не поверили, отошли в сторонку, смотрим, слушаем. Санька направился к тётке и заговорил так участливо, проникновенно, задушевно:

 - Ну чего вы так расстроились, мамаша? Из-за этих вот, да? Да забудьте вы их как страшный сон, чего вы нервы свои на них тратите? Я понимаю, сейчас люди злые; вот эти, например, совсем напрасно вас обидели. Какая же вы спекулянтка? Разве ж у спекулянтки бывают такие руки? Вы же труженица, я это сразу увидел. Поэтому и руки у вас такие работящие…

Тут подошла какая-то покупательница:

- Хозяйка, помидоры почём?
- Нипочём, эти не продаются, - быстро сказала тётка, достала из-под прилавка большую газету, закрыла ею свои помидоры, подпёрла рукой щёку и попросила негромко:
  -  Говори, сынок, говори.

  И Санька, не меняя интонацию, продолжал ворковать:
  - А знаете, почему я к вам подошёл? Не люблю, когда людей обижают ни за что, как вот вас сейчас. А вы так напомнили мне мою маму. У неё тоже руки такие натруженные, как и у вас. Представляю, сколько вам сил надо было вложить, чтобы вырастить такие помидоры – прямо красавцы, а не помидоры…

  Он ещё что-то говорил ей, она притихла, так и стояла, подперев щёку рукой – слушает, расслабилась вся, размякла, на глаза слёзы навернулись…

  Кончилось тем, что она за наш единственный рубль насыпала полную чашку помидоров, хотела на другую  чашку весов поставить гирю, но не поставила, махнула рукой, а Саньке потихоньку ещё пару штук сунула, самых крупных, и сказала:

  - Девочки, приходите ещё, вы же студентки, у меня тоже в Ростове дочка в институте учится. А ты, сынок, передавай привет своей маме.

  Мы с хохотом бежали в общежитие, держа в руках прекрасные спелые помидоры, и хвалили находчивого Саньку, а он только отшучивался:

  - Ну пожалел я её, ну что тут такого? Она, может, с самого утра расстроенная была, может, её муж побил. Она, наверно, ласкового слова целый месяц не слышала, а мне ничего не стоило сказать ей что-нибудь хорошее. Видели, как она расцвела?

  Тот давний случай стал мне (и нашим девчонкам, студенткам педагогического института) уроком на всю жизнь. И очень помогал, когда я стала учительницей,  да и потом. С тех самых пор – по примеру Саньки – я стараюсь действовать сначала лаской, а тяжёлую артиллерию приберегаю на крайний случай.

  Сейчас ведь тоже люди от любого неосторожного слова вспыхивают как спички, а от доброго слова становятся совсем иными. Поэтому и вспоминается мне всякий раз та смешная Санькина фраза, и я себя подначиваю: ну-ка, удастся ли мне сейчас из этой жабы человека сделать?
…Но было в той  давней студенческой истории и другое, о чём мы не сказали  тогда друг другу ни слова. Наш Саня был детдомовский. В автомобильной катастрофе погибли его родители, когда ему не было и четырёх лет. Действительно ли он помнил, какие натруженные и жилистые руки были у его матери? Вряд ли. И почему он тогда соврал про них той женщине? Ведь не из-за помидоров же?

  Мы так и не решились спросить у своего Саньки про это. А директором детдома потом, когда он закончил пединститут, Александр Андреевич, говорили люди, стал хорошим.