Лидуся

Где-то вдали на реке протяжно прокричал пароход. Лидия Михайловна открыла глаза.

Ах, как не хотелось отрываться ото сна! Как не хотелось прерывать тот прекрасный танец, в котором она кружилась с молодым красивым лейтенантом на задымленной площади Будапешта. В её пшеничных кудрях сверкали жемчужные бусины запоздалого дождя, а синие глаза излучали счастье. Ну, почему во сне мы всегда так молоды и прекрасны? И почему невозможно оставаться такими всегда?

Лидия Михайловна опустила ноги на пол, с трудом нащупав там тапочки. Боже мой, как болит спина! Ничего, надо поставить на плиту чайник и заварить крепкий чай. Шаркая тапками по полу, она медленно вышла в коридор.

- Привет, страшилище! – сказала она старинному, в тяжелой кованной оправе, зеркалу.

И все было бы как всегда – Лидия Михайловна зажгла бы газовую горелку и поковыляла бы в ванную, умываться. Потом сделала бы себе бутерброд, а после завтрака пошла бы гулять в сквер. Все было бы именно так, если бы вдруг в ответ не прозвучало:

- Ты что же, совсем-совсем меня не любишь? Ни капельки?
Лидия Михайловна остановилась. Уже много лет она жила в квартире одна. Дети выросли и разъехались. Да что там дети! Даже внуки – и те уже выросли!

- За что ты меня так не любишь? – из зеркала на нее смотрела седая, сутулая старуха. – Разве я виновата перед тобой?

- Ты кто? – испуганно прошептала Лидия Михайловна.

- Я – Лидуся! Неужели ты забыла свое имя? – бесцветные глаза старухи были печальны.

Лидия Михайловна взглянула на нее еще раз. Её лицо вызывало жалость и разочарование.

- Хочешь чаю?

- Да.

Лидия Михайловна придвинула к зеркалу кресло-качалку, принесла чашку чаю и села напротив. Старуха в зеркале держала в руке такую же чашку и слегка покачивалась в кресле.

- Что? Тоже спина донимает? – Лидия Михайловна усмехнулась.

Старуха кивнула.

- Так ты говоришь, что тебя Лидусей зовут?

Старуха снова кивнула.

Лидия Михайловна пристально вгляделась в зеркало:

- Какая же ты Лидуся? Ты – старая развалина, сморщенное, горбатое страшилище, а никакая не Лидуся! У Лидуси, к примеру, были синие, как небо, глаза и пушистые ресницы!

- Я подарила их своей дочери, - вздохнула старуха. – И своей внучке.

- У Лидуси были такие красивые густые волосы и обаятельная улыбка! – ворчала Лидия Михайловна.

- Да, - кивнула старуха. – Как у моего сына…

- Где же теперь стройная Лидусина фигурка? Лидуся могла бесконечно кружиться в танце, завораживая всех вокруг!

- Теперь у меня жутко болят колени и сводит мышцы…

- Постой-ка, - Лидия Михайловна нацепила очки. – А ты помнишь?

- Что?

- Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять? Неужели ты забыла это?

- Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет, - отражение в зеркале улыбнулось, а Лидия Михайловна откинулась на спинку кресла, скептически разглядывая свою собеседницу.

Ароматный чай с продолговатыми ягодками барбариса неотвратимо остывал. Лидия Михайловна рассеянно помешала его ложкой.

- Послушай, Лидуся, - она примирительно взглянула в зеркало. – А ты помнишь того лейтенанта? Как его звали? Петька?

- Его звали Пётр, - Лидуся вдруг стала серьезной. – Он был таким взрослым тогда… Ему было так много лет… Кажется, двадцать семь… Сегодня мой внук старше…

- А как вы с ним танцевали в Будапеште? Помнишь? И дядя Ваня играл на гармони вальс…

- Да. «Амурские волны». А на утро снова был бой, и дядя Ваня из него не вернулся,
- Лидуся отвернулась, смахивая слезу. – А я, дурочка, тогда думала, что в сорок пять это уже не страшно…

- А Петькин подарок ты помнишь? Кисет с вышивкой?

- Это вовсе не подарок, старая ты развалина! – Лидуся торжествовала. – Он сказал, что он бросает курить и отдал мне этот кисет, чтобы я хранила его и вернула ему после войны. В знак нашей Победы. Я обещала вернуть…

- Он был такой выдумщик! Последний вечер перед боем… Что он говорил тогда? Не помнишь? - Лидия Михайловна даже не обиделась на «старую развалину».

- Это ты не помнишь! А я помню. Он сказал, что однажды после войны я сяду на белый пароход и поплыву вверх по реке…

- По какой реке?

- Да какая разница? Будет лето, на пароходе будет играть музыка, а на берегах будут цвести ромашки… Целое море ромашек… Красиво, правда? А потом я сойду на маленьком деревянном причале. А вокруг будет солнце и трава по пояс…  А он встретит меня в новеньком костюме, с цветами … Одним словом – выдумщик.

- Его тогда ранило, - Лидия Михайловна печально покачала головой. – Осколочным, в голову…  Послушай, Лидуся, а ты сохранила этот кисет? Что-то не припомню, где он?

...

- Эх, ты! Старая развалина! – старуха в зеркале демонстративно надула губы. – В комоде, под мешочком с сушеной лавандой! Забыла?

- Верно, под лавандой, - Лидия Михайловна силилась вспомнить еще что-то. – «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять…» Дразнилка такая была. Он меня всегда ею донимал…

Тяжелый ящик комода открылся легко и плавно. На самом его дне, под старательно выглаженными белоснежными простынями, рядом с полотняным мешочком, источавшим горьковатый запах горной лаванды, лежала старая солдатская пилотка с алой звездой. Лидия Михайловна бережно взяла ее в руки.

- Вот он, Петькин кисет, - она вынула из пилотки кисет из домотканого полотна с нехитрой вышивкой: по зеленому полю, высоко поднимая ноги, гордо шагал красный петух. – «Петя, Петя, петушок, золотой гребешок! Петька! Береги мою Лидусю!» - так он говорил тогда…

Сквозь аромат лаванды настойчиво сочился терпкий запах крепкой солдатской махорки.

- Вот что, Лидуся! – Лидия Михайловна решительно встала и направилась к выходу. – Подожди меня тут, никуда не уходи! Я сейчас.

*****

Лидия Михайловна вернулась с широкополой белой, в красных маках, панамой.

- Лидуся! Гляди, чего я тебе купила! Нравится?

Старуха в зеркале кивнул.

- Тогда собирайся, старая развалина, и пошли!

- Куда?

- К реке, - Лидия Михайловна бросила в сумочку кисет с вышитым петухом, очки и старенькое зеркальце с красной пластиковой ручкой. – Погляди-ка, на улице солнце, лето и целое море цветов! Там улыбаются люди и смеются дети. А мы с тобой сидим и киснем у засиженного мухами зеркала! Слышишь, Лидуся? Мы с тобой пойдем нынче к реке, сядем на белый пароход и поплывем на нем далеко-далеко… Надо выполнять свои обещания!

Лидуся сквозь зеркало испуганно смотрела на Лидию Михайловну, улыбка застыла на ее губах, а по морщинистой щеке скатилась крупная слеза.

- Прекрати сейчас же! – прикрикнула на нее Лидия Михайловна. – И не жалуйся! Старой развалиной ты будешь завтра. А сегодня ты – Лидуся!

*****

…Пароход устало рявкнул на причал и покатил вверх по реке. Теплый летний ветерок теребил поля панамы и ласково касался щек. Народу на палубе было немного: две кругленькие тетушки с тяжелыми сумками, стайка молоденьких девиц в коротких юбчонках да мальчик лет восьми с очень печальной мамой. 

А вокруг было лето, много лета – все берега утопали в нем. На пароходе играла музыка, а на берегах цвели ромашки, целое море белых ромашек…

Печальная мама с мальчиком выходили на старенькой понтонной пристани. Много раз перекрашенный, деревянный дебаркадер устало качался на волнах.

- Идем скорее! Иначе мы опоздаем на автобус! – суетилась мама, пропуская вперед сына.

- Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять, - бормотал себе под нос мальчик, сходя с парохода.

Лидия Михайловна вздрогнула. Она краем глаза взглянула на стекло иллюминатора и, поймав боковым зрением нарядное отражение старушки в панаме с маками, тихонечко шепнула:

- Лидуся! Мы приехали!

Догонять пузатый пыльный автобус Лидия Михайловна не стала. Солнце заливало все вокруг, и только широкополая панама с алыми маками давала спасительную тень. Проселочная дорога ныряла в высокие, по пояс, заросли ромашек. Звонко пели птицы.

- Идем?

- Идем!

Дорожная пыль забиралась в балетки и липла к ногам.

- Ты ноги сотрешь, - осторожно напомнила Лидуся. – И снова неделю проваляешься в постели.

- Прекрати! Ты брюзжишь, как самая настоящая старуха!

- А я и есть старуха. При чем, самая настоящая.

- Глупости! Сегодня ты просто Лидуся!

К полудню дорога привела Лидию Михайловну в уютный, словно домашний коврик, поселочек. В маленьком парке было людно, играла музыка, ребятня кружилась на карусели.

- Хочешь мороженное? – Лидия Михайловна скрывала усталость.

- Хочу!

Ну, наконец-то можно было присесть на скамеечку, вытянуть ноющие ноги и с наслаждением развернуть прохладную фольгу эскимо.

- А сколько тебе тогда было?

- Когда?

- Когда на фронт уходила? Шестнадцать?

- Я себе год приписала, соврала… И то не хотели брать, говорили, мало…

- А что ты сильнее всего запомнила тогда?

- Как безутешно плакала моя мама… Она вцепилась в меня руками и беззвучно шептала «Доченька моя» … А я повторяла одно: «Мамочка! Я обязательно вернусь.»

- Но ты же вернулась! Выполнила свое обещание. И без единой царапины за всю войну, между прочим!

- Ну, вспомнила… Просто повезло.

- Да вспомнила! Война дело не шуточное. А вот ты что вспомнишь?

- Как горько плакала моя мама… Она сжала меня в объятиях и долго не отпускала. И все время повторяла: «Лидуся! Девочка моя! Живая!» А ее слезы капали мне на макушку и были такими горячими…

- Ладно. Хватит воспоминаний.

Лидия Михайловна доела мороженое и оглянулась. Неподалеку раскинул купол пестрый шатер с табличкой «Тир» над входом.

- Зайдем?

- Баловство, - Лидуся пожала плечами.

- Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять! Пошли, старая ты развалина!
Под куполом было жарко. Лидия Михайловна встала в сторонке. За стойкой молодой парень в камуфляже и с тонкой повязкой на лбу, как у модного героя Рэмбо, раздавал патроны.

Ватага деревенских мальчишек с оттопыренными, обгоревшими на солнце, ушами, получив заветные патроны, выстроилась у стойки. Застрекотали затворы, запахло порохом.

- Лидуся! – побледневшими губами шепнула Лидия Михайловна. – Сколько их было тогда, в самый первый раз?

- Пятеро. «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять…»

- Эх, ты! Мазила!

Знакомый с парохода мальчик упрямо закусил губу. Лицо его было сосредоточенным.

- Куда тебе! Малявка! Нос утри! – с досадой подначивали его деревенские стрелки.

Выиграв двух плюшевых мишек, они разочарованно шарили по карманам, пересчитывая оставшиеся монеты. А главный приз – настоящий полевой бинокль оставался недосягаемым.

Мальчик с парохода, зажав в потном кулаке монетку, подошел к стойке.

- Тут только на один патрон, - улыбнулся парень в камуфляже. – Мамка не заругает?

Мальчик положил монетку на стойку и взял патрон. Винтовка дрожала в его руках, а щека липла к прикладу.

- На цыпочки встань! – загоготали деревенские мальчишки. – Пиф-паф! Ой-ой-ой!

Лидия Михайловна подошла к мальчику и осторожно отвела винтовку в сторону:

- Погоди, малыш. Скажи мне, зачем тебе полевой бинокль?

- Деду подарю, - по щекам мальчика текли слезы.

- Деду?

- Да. Он обещал, что выиграет этот бинокль для меня.

- Обещал? И что же?

- Он не может, - мальчик всхлипнул. – Я сам!

- Постой, постой, - Лидия Михайловна достала носовой платок и вытерла крупные горошины слез, что катились по его щекам. – Я правильно тебя поняла? Ты хочешь выиграть бинокль для своего дедушки?

- Да, - мальчик кивнул. – Но у меня, наверное, ничего не выйдет…

- Выйдет! Обещания надо выполнять, – Лидия Михайловна решительно встала у стойки. – Ты разрешишь?

Мальчик удивленно взглянул на маленькую худенькую и совсем седую старушку в белой, с красными маками, панаме.

- Вот, держи, - Лидия Михайловна протянула ему монетку. – Это тебе за патрон.

Винтовка на деле оказалась легче, чем выглядела. Лидия Михайловна щелкнула затвором, зарядив патрон. Ватага лопоухих мальчишек притихла, а парень в камуфляже вышел из-за стойки.

Лидия Михайловна рывком сняла с головы панаму и внимательно взглянула на мишень сквозь прицел.

- Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять…

*****

Батальон застрял намертво у этой дороги. До заветной цели было рукой подать – не больше трех километров. Но уже вторая группа разведчиков возвращалась с потерями. Опытные стрелки сутками следили за дорогой, но немецкий снайпер был неуловим.

Лидуся приехала в часть поздно вечером. Маленькая, худенькая с пригоршней веснушек на носу. Она сидела за столом, уплетала за обе щеки гречневую кашу, запивая ее обжигающе горячим чаем, и слушала разочарованный голос командира, который басил в телефонную трубку:

- Ты что? Не понимаешь, что ли? У меня люди каждый день гибнут на этой чертовой дороге! Я у тебя снайпера просил, а не школьницу!

Но трубка что-то монотонно булькала в ответ, не соглашаясь с полевым командиром. Лидуся уже привыкла к такой реакции, поэтому спокойно закончила ужин, вышла из-за стола и обратилась к расстроенному командиру:

- Разрешите приступить к заданию, товарищ командир?

- Может сначала поспишь?

- Нет, товарищ командир, после войны отоспимся, - огромный маскхалат был для нее, что палатка. Она укуталась в него с головой и взяла винтовку.

- Эх, ты, охотник, - печально вздохнул командир. – Пиф-паф, ой-ой-ой… Тебя хоть как звать-то, пигалица?

- Лидуся.

Ночь выдалась сырой и холодной. Но девочка с веснушками сломила ее своим упрямством. До самого рассвета она просидела в укрытии, не шевелясь и почти не дыша. Сон накатывал на ресницы, но она гнала его, напряженно вслушиваясь в тишину. Вдруг посторонний, металлический звук ворвался в предрассветные сумерки осторожным щелчком затвора. Одними глазами Лидуся проследила его путь: у старой березы шевельнулись ветки. «Ветра нет, а они качаются» Глухой выдох сдерживаемого кашля подтвердил догадку. «Попался голубчик! Теперь не уйдешь!» Бесшумно склонила винтовку и снова замерла. Неожиданно слева от березы тоже шевельнулись ветки. «Да ты не один, дружок! Ну-ка, дайте-ка я вас сосчитаю!»

Разведчики осторожно двинулись по дороге и в тот же миг среди веток березы блеснул холодный ствол! Но Лидуся была первой – немецкий снайпер упал на дорогу, широко раскинув руки. Рядом с ним лег и второй.

- Ай, да пигалица! – лицо командира сияло от радости. – Ай да Лидуся! Сейчас мы вмиг до колокольни дойдем!

- Нет, товарищ командир, не торопитесь, - Лидуся снова забралась в маскхалат. – Это еще не все…

Пятерых стрелков противника за две ночи уложила на проселочную дорогу маленькая хрупкая девчонка с горстью веснушек на носу. Немцы отступили.

- Спасибо тебе, дочка! – командир долго тряс ее руку, а по его колючей щеке вдруг скатилась слеза и запуталась в ершистой щетине. Но, кроме Лидуси, ее никто не заметил.

Солдаты смеялись, шутили и наперебой рассказывали Лидусе смешной детский стишок:

- Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять,
Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет!

Потом Лидуся уехала в другую часть. Сколько их было, таких поездок? Теперь и не вспомнишь… Помнился только первый вальс в Будапеште… Сильные Петькины руки кружили ее над разбитым городом, и было так хорошо, что словно вдруг не стало вокруг этой проклятой войны, а она изо всех сил мчалась по дороге к своему дому…

*****

Лидуся медленно взвела курок. Потом был громкий щелчок выстрела, а за ним – оглушительная тишина под куполом тира.

- Держи бинокль, малыш, - Лидия Михайловна устало улыбнулась. – Он твой по праву. Обещания надо выполнять.

Парень в камуфляже догадался притащить охапку белых ромашек и склонил голову перед седой старушкой в белой панаме с алыми маками.

- А что твой дед? Познакомь меня с ним? – Лидуся старательно скрывала волнение.
Мальчик молча кивнул и взял ее за руку.

… Во дворе дома, под старой липой, обитый темно-коричневым плюшем, стоял гроб. А старик, что лежал в нем, силился улыбнуться плотно сжатыми губами. Во дворе было много цветов.

- Это и есть твой дедушка, малыш? – Лидия Михайловна побледнела.

- Это мой прадедушка, - мальчик снял с шеи бинокль и хотел было положить его в ноги усопшему, но Лидия Михайловна остановила его:

- Погоди. Это тебе подарок. От деда. А у меня для него есть кое-что другое… Обещания надо выполнять…

Она подошла к гробу:

- Ну, здравствуй, солдат. Какой ты красивый сегодня. При полном параде, - Лидуся коснулась пальцами ткани на рукаве. – Тебе идет. Ты сдержал свое слово, солдат – встретил меня в новом костюме и с цветами. Вон их сколько вокруг! Целое море! Я кое-что тебе обещала…

Лидия Михайловна положила на тюлевое покрывало охапку ромашек из тира и раскрыла сумочку:

- Вот, солдат, - она вытащила из сумки кисет с вышивкой. По зеленому полю, высоко поднимая ноги, гордо шагал красный петух. – Это значит, что для тебя война, наконец, закончилась. Там еще есть немного махорки. Что? Ты не куришь? Молодец. Ну, угостишь кого-нибудь при случае… Прощай, солдат. Вечная тебе память…

Она повернулась и тихонько пошла к калитке.

- Кто это, сынок? – шептали за ее спиной.

- Это – Лидуся! – звонко ответил мальчик.

*****

Лидия Михайловна едва передвигала ноги, силясь добраться, наконец, до постели.

- Что ты натворила, старая развалина? – Лидуся в зеркале негодовала. – Ты отдала кисет совершенно незнакомому человеку! Это же был не Пётр! Это совсем другой солдат! Ты даже не знаешь, как его зовут!

- Глупая ты старуха! – огрызнулась Лидия Михайловна. – Тот- не тот… Какая теперь разница? Главное – он тоже солдат. Надо выполнять свои обещания, Лидуся.

- Верно, - примирительно отозвалось зеркало. – Мы с тобой могли и не попасть на этот пароход, у нас совсем мало времени… Очень болит?

- Нет, сносно, - Лидия Михайловна потирала ноющие колени. – Спокойной ночи, страшилище!

- Спокойной ночи, Лидуся!