Этажи времени. Глава 13

Начало http://www.proza.ru/2015/11/10/848

Экскурсия в Хайфу была приятной, несмотря на страшную жару, стоявшую в эти майские дни в Израиле. Все сто километров пути в машине тихонько звучали знакомые с детства песни, но только на иврите. Ставскому особенно понравилась песня «Степь да степь кругом», он даже спросил экскурсовода в штатском, о чем поется в песне, и с удивлением услышал, что текст примерно такой: пустыня кругом, горячий песок и только одинокий еврей умирает в пути.

Приехав в Хайфу и осмотрев все достопримечательности, включая, разумеется, гору Кармель и пещеру Илии Фесвитянина, которого обычно именуют Илией-пророком, экскурсанты подошли к небольшому одноэтажному домику, стоявшему в глубине сада; пышная растительность почти полностью скрывала здание, за исключением дорожки, ведущей к входной двери.

Экскурсовод нажал кнопку на переговорном устройстве, раздался приятный молодой женский голос, разговор шел на иврите около минуты. Сопровождающий московских гостей что-то объяснял невидимой собеседнице, наконец раздалось тихое позвякивание и калитка автоматически открылась. Войдя в дом, гости увидели стройную женщину, хозяйку того самого голоса, который они только что слышали на улице.

– Здравствуйте, уважаемые дамы и господа, меня зовут Мирра, – произнесла она на чистейшем русском языке. – Меня попросили договориться с Софьей Марковной о встрече, но вам придется немного подождать.

Мирра повернулась и прошла вглубь домика. Вскоре вернувшись, она произнесла:

– Софья Марковна примет только двоих, а именно – вас, Екатерина Андреевна, и вас, Станислав Васильевич.

Владимир попытался было что-то сказать, но увидев холодный взгляд Мирры, решил, что лучше будет помолчать.

Ставский и Катя прошли вслед за Миррой коридор, приведший их в большую комнату. Если забыть, что дело происходило в Израиле, можно было подумать, что комната эта находится в обычном подмосковном дачном домике где-нибудь в Кратово. Ставский поймал себя на мысли, что не удивится, если на столике под окном он увидит семь стоящих слоников один другого меньше. Такие слоники были когда-то у его бабушки, но потом как-то сами собой исчезли в ходе разных переездов. Но слоников не было, зато в углу в бочке росла финиковая пальма, рядом с пальмой на диване сидела неопределенного возраста женщина в домашнем халатике и спокойно рассматривала вошедших.

– Спасибо, Мирра, ты свободна. Я хочу немного поболтать с гостями.

Присаживайтесь в кресла. Мне сказали, что вы приехали из России, чтобы посмотреть на Софью Марковну, ну так смотрите, вот она я.

– Добрый день, Софья Марковна, позвольте представиться...

– Катя остановилась на полуслове, увидев, что хозяйка приподняла руку в просьбе ничего больше не говорить.

– Не надо представляться, мне и так уже все про вас рассказали.

– Хорошо, тогда сразу к делу. Меня интересуют ваши экстрасенсорные способности, я занимаюсь изучением аномальных возможностей человека в институте в Москве.

– И что же такое тебя, деточка, может во мне интересовать? Я простая домохозяйка из Таганрога и, если что и умею, так только потому, что меня переехал мотоцикл, чтоб ему гореть в аду вместе с тем нахальным мотоциклистом.

– Вы хотите сказать, что ваши способности появились у вас после аварии?

– Ну, не совсем так, кое-что у девочки Сони появилось еще в детстве, когда мы жили в славном городке Таганроге – там, в России.

– А вы можете вспомнить, с чего все началось тогда, в вашем детстве?

– Ну, что вы, деточка! Софья Марковна, хоть и очень старая женщина, дай ей бог всяческого здоровья, но с головой у нее все в порядке, уверяю вас. Мой папа, дай ему бог здоровья на том свете, тогда был моложе, чем вы сейчас, работал он в Таганроге на военном заводе начальником цеха заготовок. И вот в один наипрекраснейший день на том заводе, чтобы ему стоять еще лет пятьсот, нарисовался новый главный конструктор, странный такой, он даже на работу на простом автобусе ездил.

Я таки слышала от папы, что он и раньше на нашем заводе работал, только его тогда конвой на работу водил, вроде он какой вражиной был, ну то есть против нашего трудового народа что-то вякал, за что его и посадили, а потом зачем-то отпустили. Наши власти никогда понять нельзя, что и зачем делают, дай им бог долгих дней. Но это все к делу отношения не имеет. Так вот, году уже не помню в котором было, но точно помню, что летом и в воскресенье, моему папе зачем-то понадобилось зайти домой к этому конструктору, а я увязалась вместе с ним.

Пришли мы, значит, на квартиру конструктора, а он жил там с одной женщиной, но вроде как не с женой, хотя и у них был мальчонка, так надо понимать, ихний сын. Ну, да не в нем дело. Так вот, когда мы приперлись на квартиру, у меня челюсть так и отпала, хорошо, что была тогда своя, а не вставная, как теперь. Хозяин, ну тот, который вражина, появился в бархатном халате, а под халатом была накрахмаленная белая-пребелая сорочка, на манжетах – золотые запонки, на шее – галстук с толстым узлом, через углы воротничка сорочки и узел галстука продета длинная золотая заколка с каким-то прозрачным камушком. В нашем Таганроге, чтобы ему и дальше стоять у моря, никто так отродясь не одевался, даже чтоб пойти на базар, а не то чтобы шастать в таком виде по собственной квартире.

 Этот фонбарон, одним словом, и говорит: «Проходите, Марк Моисеевич, в кабинет», – у него, видишь ли, еще и кабинет отдельный был. Прошли мы в кабинет, а там темнотища, на окнах шторы светомаскировочные – говорят, такие в войну на окна вешали, чтобы с самолетов не видно было, чего бомбить. Включил он лампочку настольную, и пока они с папой о делах каких-то говорили, я пристроилась на кожаном диване и рассматривала комнату, а в комнате повсюду были разбросаны книжки разные и большие такие листы бумаги, а на них картинки какие-то странные. Вроде лодки какие нарисованы, но таких чудных я никогда не видала. К этим лодкам по бокам плавники были приделаны, а может, это крылышки были.

А на стенке висели часы, только не настоящие, хоть и тикали, – стрелка была только одна, и та не двигалась. Я смотрела на них, смотрела, пока голова не закружилась: стрелка не двигалась, а крутился циферьблат. Даже не заметила, как папа и фонбарон закончили разговор. Конструктор неожиданно повернулся ко мне и спросил:

– Ну, что, Соня, никогда таких часов не видела?

А мне почему-то стало очень страшно, глаза у этого главного конструктора в темнотище были совсем черные, зрачков не видно, и мне почудилось, что он меня насквозь просветил, как ренгентом. Я этого фонбарона больше никогда не видала, но запомнила на всю жизнь. Теперь, когда колдую, чтобы чего предсказать, всегда его вспоминаю, точно он с нечистой силой водился. Как представлю себе его глазищи, так и вижу, что с человеком было и что будет.

– Это очень интересно, Софья Марковна. Я, например, интересуюсь гипнозом, иногда у меня даже что-то получается, – Катя говорила вкрадчивым голосом, но с какими-то фальшивыми нотками.

– Не порите чушь – ей же больно! – неожиданно резко ответила Софья Марковна. – Ты, деточка, разбираешься в гипнозе не больше, чем нильский крокодил в компутерах. Ты же просто сразу видишь человека насквозь, как тот вражина-конструктор, зачем тебе гипноз?

– Не хочу вас обижать, но гипнозом я владею на самом деле, могу даже показать, если хотите.

– Ладно-ладно, верю. Я на тебя накричала, потому что ты говорила неискренне, а я этого таки с детства терпеть не могу. Я тоже вас насквозь вижу. Вот дружок твой, любовник, так ты ему все мозги так обработала, что он теперь знает все про людей, которых уже и в живых давно нет и которых он никогда и не видел. А у тебя, красавица, полно костей поломанных. Помнишь, как ты с горы навернулась из-за того, что один из твоих приятелей плохо крюк закрепил?

– Нет, я просто оступилась.

– Ну, это ты так думаешь, а он бедный уже хотел на себя руки наложить, если ты не выживешь. Выкарабкалась ты, не судьба была тебе тогда помереть, да и доктор тебе попался хороший, только он тебя не лечил вовсе, он тебя по всему телу гладил руками целый месяц, ты хоть и в отключке была, а душа твоя эти руки чувствовала и не покидала тело.

– Я об этом ничего не знаю.

– Зато я знаю. Не пытайся меня прочитать, я для всех закрыта, хотя, надо признать, я еще не встречала никого с таким сильным полем как у тебя, деточка. А что твой дружок все молчит?

– Да я, Софья Марковна даже не знаю, что сказать, – растерялся Ставский.

– Ладно-ладно, тебе и не надо ничего говорить, старая тетя Соня и так все видит, все знает. Только, знаешь что, не рыпайся ты никуда от этой деточки, она теперь для тебя и мамка, и папка, и жена, и любовница. Хотя и она сама тебя теперь уже не отпустит, разве только что отнимут тебя у нее, – Софья Марковна помолчала несколько секунд. – Нет, не отнимут, все у вас будет хорошо. А теперь идите, больше я вам ничего не скажу. А ты, деточка, ничего о старой тете Соне больше не узнаешь, тебе хватит того, что Софья Марковна сама рассказала. Идите с богом.

Всю обратную дорогу до Тель-Авива Катя молчала, сидя с закрытыми глазами на заднем сиденье автомобиля. Казалось, что она спит и только подрагивающие ресницы говорили о том, что это не так. Владимир попытался два раза заговорить с ней, но, поняв, что Катя не хочет разговаривать, уткнулся в путеводитель по Израилю, изредка задавая различные вопросы экскурсоводу, который вежливо отвечал, но было понятно, что и он находится в очень напряженном состоянии.

Станислав Васильевич, сидевший между Катей и Владимиром, чувствовал себя совершенно никому не нужным и лишним; единственное, что ему хотелось, – как можно скорее оказаться в отеле, чтобы побыть одному.

Наконец подъехали к зданию отеля, Катя и Станислав Васильевич вежливо попрощались с Владимиром, экскурсоводом и водителем, поднялись по ступенькам к главному входу в отель. Пройдя сквозь кольцо  металлоискателя, они прошли к лифту и поднялись в свой номер.

– Катя, что с тобой? Ты бледная, я бы даже сказал, какая-то зелено-серая.

– Знаешь, это на меня Софья Марковна произвела такое впечатление. Пока ехали в машине, я своими глазами видела то, о чем она рассказывала, – ее папу Марка Моисеевича, конструктора этого и Алихана Мансуровича, сидящего ночью с Кораном у моего почти бездыханного тела и читающего какую-то молитву.

– Ты знаешь, я, кажется, догадался, о каком конструкторе она говорила.
Катя неожиданно выбросила вперед руку, прикрыв своими пальцами рот Станиславу Васильевичу.
– Ну догадался и догадался, мне сейчас совершенно не интересно об этом говорить. Стас, я хочу только одного – принять душ и лечь в постель.

Катина реакция поначалу очень удивила Ставского, но через пару секунд он сообразил, что они в Тель-Авивском отеле, где за каждым их словом и каждым движением следят скрытые микрофоны и видеокамеры, передающие свои наблюдения на вечное хранение в память компьютеров. Катя почему-то не хотела обсуждать сегодняшнее путешествие в Хайфу. Хотя нет – она не захотела обсуждать тему конструктора. Странно, ведь израильские спецслужбы наверняка знали, что конструктор – это Роберт Бартини, и в этом нет никакой тайны.

На следующий день утром раздался телефонный звонок. Владимир поинтересовался как Екатерина и Станислав отдохнули и не согласятся ли они посетить посольство, чтобы, как он выразился, переговорить с атташе по культуре об организации в Израиле выставки, посвященной современным медицинским технологиям. Понятно, что от такого предложения не отказываются, и через пятнадцать минут Катя и Ставский уже ехали в посольской машине, любезно предоставленной атташе.

В посольстве гостей быстро провели в комнату, в которой уже находились Владимир и Виктор Николаевич.

– Знакомьтесь, – произнес Владимир, – офицер безопасности посольства – Виктор Николаевич.

– Очень приятно, но мы уже знакомы, ведь Виктор Николаевич встречал нас в аэропорту.

– Совершенно верно, Екатерина Андреевна, но вы тогда не знали, кто я. Как видите, я вовсе даже не атташе по культуре и не специалист по современным медицинским технологиям. Но от этого ситуация проще не становится. Вам надо срочно покинуть Израиль. Вчера Софья Марковна сболтнула что-то лишнее, и вами плотно занялись местные спецслужбы.

– Странно, вроде Софья Марковна ничего особенного не говорила.

– Екатерина Андреевна, это не мой вопрос, меня не интересует, что она там сказала или не сказала. Я имею четкий и ясный приказ обеспечить вашу безопасную доставку в Москву, чем, собственно, я немедленно и займусь. Прежде всего, вам нельзя возвращаться в отель, ваши вещи мы потом эвакуируем отдельно от вас.

Через три с половиной часа вылетает самолет в Москву, поедете в сопровождении работников посольства, главное – попасть на борт самолета. Я не думаю, что кто-то будет нам препятствовать, но, на всякий случай, будьте осторожны: не трогайте, по возможности, никаких случайных предметов, ничего не ешьте и не пейте во время полета, четыре часа до Москвы можно обойтись без жратвы.

Несмотря на крайнее нервное напряжение и ожидание каких-то крупных или мелких неприятностей, путь от посольства до аэропорта Бен-Гуриона был проделан совершенно без приключений. На паспортном контроле стояла все та же грудастая еврейка, которая на этот раз оказалась подозрительно вежливой и предупредительной.

Катя и Ставский все время находились между Виктором Николаевичем и двумя работниками посольства, которым срочно понадобилось вылететь в Москву по каким-то своим дипломатическим делам.

При посадке в самолет всех пассажиров попросили еще раз зарегистрировать посадочные талоны с помощью автоматического сканера. При этом талон Екатерины Андреевны никак не хотел считываться, подошедшая сотрудница аэропорта, видя такую неприятность, вежливо попросила Катю пройти еще раз на первичную регистрацию. Один из сотрудников посольства, летевших в Москву, неожиданно грубо прикрикнул на аэропортовую девушку, да так, что его заявление было слышно на весь зал вылета:

– Эта дама никуда с вами не пойдет! Если ваша техника неисправна, то это ваши проблемы, а не проблемы пассажиров. Немедленно пригласите представителя российской авиакомпании, чтобы решить данный вопрос!

Краем глаза Ставский заметил, что другой сотрудник посольства достал мобильный телефон и с его помощью записывает все происходящее на видео. Съемку он производил как бы не явно, держа телефон одной рукой, однако ни у кого из присутствующих не возникло сомнения в характере его действий, при этом в другой руке сотрудник держал российский дипломатический паспорт.

Пассажиры разных авиакомпаний, находившиеся в зале вылета, с интересом наблюдали за развитием ситуации. Зная, как жестко действуют израильские спецслужбы в конфликтных ситуациях, можно было ожидать их резкой реакции. Девица явно растерялась, что-то сказала на иврите, поднеся переговорное устройство ко рту так, чтобы никто не слышал.

Буквально через несколько секунд пришел представитель авиакомпании, сверил данные в Катином посадочном талоне с распечатанным списком пассажиров, извинился за причиненное неудобство и попросил всех пассажиров занять свои места в самолете. Еще через двадцать минут два реактивных двигателя оторвали самолет от взлетной полосы аэропорта имени Бен-Гуриона, лайнер взял курс на север к Черному морю и далее на Москву.
Переход к Главе 14. http://www.proza.ru/2015/11/28/516