Будни Никифора Филипповича

  Когда начинается и когда конец рабочего дня у руководителя большого колхоза, известного не только в районе, но и в республике? Ответить сложно, тем более загнать в какие-то рамки. А кончается ли рабочий день председателя вообще? Можно уверено сказать нет и в этом будет большая доля правды.

  Мне хочется поведать лишь об одном дне председателя колхоза "Россия" Захарова Никифора Филипповича. Так как я уже более четырех лет кручу "баранку" председательского ГАЗика.

  В пять часов утра мы уже ехали в стареньком, видавшего виды, "газике". Туман плотно ложился на дорогу, делая её серой лентой. Он словно гигантским поршнем прижимался к земле.
  - Ну и туманище! - с ноткой сожаления произнес Никифор Филиппович. - Опять дожжина зарядить на весь день и не даст выехать комбаинам на поля. Хотя и говорят, что хлеб-батюшка, а водица-матушка. А тут водица-то как раз и держит, не дает убрать хлебушко.

  Машина медленно карапкалась на глинистый подъём. На лице Никифора Филипповича какая-то без исходная задумчивость, душу "воротило" беспокойство за ход уборки урожая. Сегодня он не говорил, что не спалось, что  всю эту ночь ворочался сбоку на бок в беспокойстве и в без утешных раздумьях: "Что делать? Как убрать хорошо выросший урожай озимых? Кажется уже предпринято всё возможное; комбайнеры, как только подсохнет, рвутся в поле, сушильные агрегаты и тока работают круглосуточно, местами полегшую рожь жнут серпами. Всё, казалось бы идет как нужно".

  Но, нет, на душе всё-таки не спокойно. Ему казалось: подумай хорошенько, и какой-нибудь тайник неиспользованных резервов откроется, что бы по-божески завершить уборку. И Никифор Филиппович искал, думал, переживал, выкуривая папиросу за папиросой. Делал он это тихо, чтобы не разбудить детей и жену Марию Ивановну. Иногда он выглядывыл в окно, выходил на крыльцо и прислушивался; не идёт ли дождь. Если дождя не было, то в голове уже созревал план расстановки техники на текущий день. Оставалось только утром обсудить с бригадирами комплексных бригад и уточнить кое-какие мелкие детали.

  Наш "газик" то и дело "нырял" из лужи в лужу, образовавшиеся после вчерашнего дождя, обдавая лобовые стекла мелкими крапинками грязи.

  Выехав из леса, перед нами раскинулось поле с ровными рядками, как линейки на тетрадной странице, подкошенной ржи. Никифор Филиппович как-то ощутимо содрогнулся и с болью в душе смотрел на уже прораставшие валки. Покачав головой, он с сожаленим повторил слова из знакомой песни:
  - "Эх ты рожь, золотая рожь!" Гниёшь, милая! До того жаль смотреть на тебя, аж знобит, - но затем обнадёживающее закончил: - Ничего, милая, немножечко подожди, уберём, не оставим.

  Ещё несколько полей не скошенной ржи попадало на пути в Прой-Болму. Она стояла, прикасаясь к земле полновесными колосками. За весь путь с лица Никифора Филипповича не сходила тревога и беспокойство настоящего хозяина.

                                     2

  В шесть часов утра мы были на животноводческой ферме деревни Прой-Болма. Это самая большая деревня в колхозе. Пятнадцать километров от села Халды. Здесь когда-то был сельский совет, который позже вошёл в состав Халдинского сельского Совета. Никифору Филипповичу нужно было выяснить причины, мешающие выгонять коров на пастбище раньше, а не в восемь или девять часов. Из разговора с пастухами выяснилось, что доярки начинают дойку поздно из-за отсутствия электросвета. Интересовала его и жирность молока, которая, в последнее время упала значительно. На этот вопрос пастухи ответили уклончиво и с явной недоговоркой.
  - Какая там жирность, - махнув рукой, сказал Николай Емельянов, - лишь бы литры были... Да чо там говорить, все знают откуда литры берутся!

  Эта недосказанность насторожила Никифора Филипповича. Он почувствовал, что парни побаиваются сказать правду, упорно стараются что-то скрыть.
  - Вы думаите, чесно достались путевки в дом отдыха Пушкаревой Але и Александровой Таисье? Нет. Это водичка их сделала передовыми. Честные-то доярки остались дома, а бессовестные отдыхать укатили и на слетах животноводов выступают. Даже в президиумы приглашают и награды дают. Вот так вот бывает! Заведующий фермой знает, но молчит, как рыба. Ему тоже почёт полагается. Вообщем научились мухлевать. Вот она жирность-то где! - заключил Николай и сделал оглушительный щелчок махалкой (это такой длинный бичь у пастухов).

  Весть не из приятных. Она обоскуражила Никифора Филипповича. Лицо покрылось краской стыда, словно он сам разбавляет молоко, и за эту нечестность преспокойно отдыхал в Доме отдыха. У него никак не умещалось в голове: как так могут люди обманывать колхоз, государство ради своего благополучия.

  - Шесть лет тяну лямку председателя и никак не могу понять: что за люди?- сокрушался Никифор Филиппович, садясь в машину, - для прой-болминцев не существует никаких законов и Устава колхоза. Что вздумается, то и делают, а там хоть трава не расти. Завтра же направлю зоотехника, чтобы провела собрание в коллективе фермы и если сигнал подтвердится строго наказать любителей водички.

  В восемь часов мы поднялись к конному двору на разнарядку. У теплушки, где хранится упряжь, хомуты, на широкой деревянной лавке сидело десятка полтора колхозников. Тут же с ними находился бригадир, он же заведующий фермой, Александров Василий Васильевич. Колхозники оживленно беседовали о своих хозяйских делах. Несмотря на то, что сейчас самый разгар уборки, они ещё и не думали идти на работу.
  - Здравствуйте!.. Работаем? - с упреком, но в то же время нарочито весело спросил Никифор Филиппович.
  Колхозники виновато опустили головы и замолчали. Потом начали переглядываться и один по одному расходиться.
  - Нет, дорогие мои, вы посидите, поговорим, - остановил их председатель. Вот вы просите то, просите другое, чтоб поросеночка вам или медку? А мне, кажется, что вам должно быть стыдно... Солнце вам уже макушку припекает, а вы до сих пор не в поле!
 
  Люди снова стали усаживаться на лавку, явно чувствуя, что им сейчас перепадет от руководителя.
  - Где нарушения дисциплины? В Прой-Балме и в Бегенее. Где косят жнивьё для личного хозяйства в рабочее время и бегают, как зайцы, завидев легковую машину? Опять в Прой-болме и в Бегенее. Кто вчера ушёл с сортирования ржи в три часа дня косить себе жнивьё? Опять вы. А рожь-то горит, потому что влажная. Вместо того чтобы сортировать ночью, вы возили жнивьё. У вас одна дума - дай и никаких гвоздей.

  Много говорил председатель жителям деревни Прой-Болма об обсуждавшемся в "Сельской жизни" примерном Уставе сельхозартели, о правах и обязанностях колхозников, об ответственности за сохранность колхозного добра и о дисциплине колхозников в это время, когда надо как можно быстрее убрать то что вырастили.

                                    3

  По пути в самую дальнюю деревню колхоза Юберинский Превоз, стоящую на берегу реки Кильмез, Никифор Филиппович снова был задумчив, хотя августовский день, кажется, начал светлеть. Но на небе по-прежнему зловеще носились, похожие на рваную рубаху, тучи. А потом вскорости начал накрапывать тепленький дождик
  - Надо же, опять день коту под хвост! - возмутился Никифор Филиппович, хлопая руками по коленкам.

  Заезжая к посевным агрегатам, он проверил глубину заделки семян и, если семена наверху, то сейчас же давал указание бригадиру заборонить. Предупреждал, что семена высеваются то влажные, то сухие, поэтому нужно почаще проверять норму высева.

  Ближе к деревне, Никифор Филиппович заметно повеселел. Исчезла с лица задумчивость и суровость. Он уважал трудолюбивых людей этой деревни. Они никогда не ждали каких-либо указаний; что делать и как делать. Поэтому и не хотелось показываться колхозникам этой деревни кислым или суровым и строгим. Встречали здесь его обычно шутками типа: "Какие гости к нам пожаловали", а провожали словами:
  - Почаще наведывайтесь. После разговора с вами как-то легче работается.
  Никифор Филиппович на эту просьбу с улыбкой отшучивался:
  - Зачем к вам приезжать? Проверять нечего. Всё идёт, как "по щучьему велению, по-моему хотению", - затем серьёзно добавил: - Молодцы! Если бы все у нас были такие работящие, то работы бы не набрался. Пришлось бы занимать у соседей.

  Наша "колымага" передвигается по направлению к деревне Кожиль. Никифор Филиппович всё ещё говорил с теплотой о людях деревни Юберинский Превоз. Как говорится: Нет плохой земли, есть плохие пахари. И действительно, только несколько дней прошло, как убрали рожь, а они уже заканчивают скирдование соломы и отсортировали почти всю рожь. Вот только лён их подвел; стоял, стоял, а дожди пошли - начал расти. Время убирать, а он ещё цветёт, мигая синенькими огоньками. Что с ним делать? Посоветовавшись с колхозниками, решили теребить лён только двумя-тремя секциями льнотеребилки, так валок будет тоньше, а немного вылежится - поднять и связать в снопы.

  По дороге в Кожиль Никифор Филиппович снова думал: "В чем же причина, почему в каждой деревне люди разные. В Прой-Болме, например, каждый старается побольше "урвать" для себя, поменьше дать. Колхозники же деревни Юберинский Перевоз, наоборот. Понимают, что чем больше сделают для колхоза, тем больше достанется им". Но главную причину председатель находил всё-таки в руководсьве бригадами. Где бригадир настоящий хозяин, там и люди хорошо работают. Верно говорят старики, что артель без вожака, что топор без держака.

  Так было в недавнем прошлом и в деревне Кожиль. Но когда колхозники выбрали бригадиром депутата райсовета Вахрушеву Зою Александровну, то дела в бригаде стали постепенно поправляться. А ведь у правления колхоза было мнение, что люди в этой бригаде неисправимые. И работали спустя рукава и нарушителей дисциплины было полно. Сейчас оказалось, что им просто не хватало умного, знающего своё дело организатора. Таким бригадиром оказалась Зоя Александровна. Она считается лучшим бригадиром колхоза.

  Проверив работу комбайнов, в семь вечера выехали из Кожили в центр колхоза - село Халды. Никифор Филиппович спешил в восемь часов выступить по радио, чтобы проинформировать о ходе уборки урожая и поставить задачи на ближайшие дни.

  За рабочий день у Никифора Филипповича было огорчение и удовлетворение, отчаяние и надежда. Он, как и раньше, был убежден, что большая часть колхозников работает добросовестно.